Об «общественном» и «семейном» воспитании
В свете прошлого поста возникает довольно интересная мысль. А именно: насколько вообще можно пользоваться понятиями «естественный» и «искусственный». То есть, конечно, и так понятно, что данную дихотомию следует использовать крайне осторожно - однако все чаще возникает сомнение в том, что она вообще имеет какой-то смысл.
Ну, в самом деле, возьмем тот же вопрос о воспитании. В котором, как известно - в смысле, как общепринято сейчас - существуют два «направления». Одно, правое и «консервативное», апеллирующее к тому, что для ребенка «естественной средой обитания» является семья. Что именно данный социальный институт, по сути, выступает наиболее древней и наиболее подобающей формой для формирования психики «подрастающего поколения». Ну, а второе, левое, напротив, имеет тягу к различным «коллективным воспитательным институтам», вроде школы или пионерской организации. Вплоть до таких радикальных идей, как концепция «отмирания семьи» и замены ее на что-то иное. (В качестве примера обычно приводится опыт А.С. Макаренко или знаменитые «интернаты» Стругацких.)
Так вот: в действительности все обстоит скорее наоборот. Причем, даже не в том смысле, что изначально как раз правые любили ориентироваться на… «общественное воспитание». Ну да: разнообразные «закрытые школы» издавна были «кузницей элиты». (Можно вспомнить, например, пушкинский «Лицей».) И даже братья Стругацкие - как не странно это прозвучит - свои «интернаты» взяли из киплинговской повести «Сталки и компания», где рассказывается о буднях подобной школы. (Где учились отнюдь не дети рабочих.) Так вот - дело даже не в этом, а в том, что именно «общественное воспитание» является наиболее древней, однозначно господствующей на подавляющей части человеческой истории, формой подобной деятельностью. (Точнее сказать, любовь «старых правых» к ней определяется именно данной древностью, тем, что именно такие вещи «были раньше».)
* * *
Поскольку в первобытном обществе - т.е., до выделения «семейной собственности» в отдельную категорию - дети, как правило, с раннего детства оказываются включенными в жизнь племени. (Ну, или если племя большое, рода.) В любом случае, «нижней границей» их социализации выступало, судя по всему, способность самостоятельно питаться. (Т.е., с возраста порядка 3 лет ребенок «отделялся от матери» - и терял с ней «особую эмоциональную связь», отличную от связи с другими членами племени.) После чего за ними, как правило, присматривали старшие члены рода/племени, а так же старшие дети. Ну, и продолжалось данное состояние до прохождения момента инициации - после чего ребенок становился полноценным членом племени, без выделения в отдельную категорию. Разумеется, тут могли быть различные нюансы - но смысл всегда был один: после достижения «физической самостоятельности» родители для человека отходят на второй план.
Впрочем, то же самое сохранялось, в значительной мере, и в традиционном обществе. (Т.е., в классовом обществе, основанном на традиционном крестьянском хозяйстве.) Где, как правило, ни у матери, ни, тем более, у отца просто не было времени на занятия с ребенком. (Дополнительное изъятие прибавочного продукта эксплуататорами требует больших затрат труда, нежели ранее.) В результате чего последний- как уже говорилось - оставался на попечение старших членов «большой семьи» (не способных уже участвовать в производительном труде,) а так же на старших детей, в данный труд еще не включенных. На, а после достижения «трудовой способности» отношения между ним и всеми остальными устанавливались исключительно «деловые». При которых не было ничего странного в том, чтобы отправить какого-нибудь двенадцатилетнего (а то и более младшего) «лишнего рта» «в люди». Дескать, тебе тут делать нечего - иди и ищи «нормальную работу». (См. например, знаменитый рассказ «Ванька» Чехова. Ну, там, где «на деревню дедушке».)
Подобное превращение «семейных связей» в деловые доходило до того, что было можно было даже отправить дочь в публичный дом! (Когда последние были разрешены.) И это при том, что любое «покушение на честь» в обычной жизни воспринималось, как катастрофа - т.е., пресловутая «эмоциональная связь» родителей с подросшим ребенком оказывалась нулевой! (С глаз долой - из сердца вон!) Причем, подобное (не отправка в бордель, разумеется, но полное «эмоциональное отделение») касалось не только крестьянских детей - но и детей «благородных сословий». Вплоть до монархов - которые хладнокровно воспринимали собственных отпрысков в виде «ресурса для политических действий». (На самом деле, кстати, от борделя это недалеко.) По той простой причине, что практически не имели с ними связи - с самого рождения «сбрасывая» принцев и принцесс на руки кормилец, нянек и дядек.
* * *
Поэтому появление - по мере развития общества - пресловутых «закрытых» (да и открытых) школ выглядит как раз совершенно естественным: это была лишь «институциализация» того, что существовало до того. В том смысле, что если до определенного времени получение основных «производственных навыков» происходило в рамках «делового взаимодействия» в рамках «большой семьи», то теперь для этого потребовалось нечто большее. Эмоционально же переход от «семейного воспитания» к школьному мало чем отличался: как уже говорилось, взаимодействие между родителями и детьми были близкими к «деловым», к тем, что существовали между детьми и теми же учителями. (И те, и другие изначально видели основным «воспитательным методом» разные виды наказания. Другое дело, что у учителей было больше возможностей наблюдать за учащимися, а значит - больше их наказывать.)
И такая ситуация сохранялась где-то до конца XIX столетия. На этом фоне обращение социалистов к идее «общественного воспитания» выглядит совершенно логичным неудивительно: ведь если разница между отцом и учителем состоит в том, что последний занимается с детьми гораздо серьезнее, то значит, это лучше для будущего члена общества. (Как уже говорилось, у родителей просто не было свободного времени, а часто - и желания для того, чтобы всерьез тратить силы на воспитание детей.) То есть - социалисты просто желали взять прекрасно работающую технологию, оптимизировать ее, и применить ко всему обществу. (То есть - дать возможность основной массе населения делать то же самое, что до этого было доступным только небольшому количеству «элитариев».) Разумеется, ни о какой «дихотомии» семейному воспитанию тогда даже не задумывались - по той причине, что под «семейном воспитании» тогда подразумевалось или описанное выше «воспитание в рамках большой семьи» у крестьян и прочих представителей низов. (Т.е., система, к указанному времени уже не адекватная реальности.) Или же описанное же выше «плохое» занятие родителями своими детьми - т.е., ситуация, характерная для мелкобуржуазных семей, где «большая семья» уже исчезла, и родителям приходилось хоть как то заниматься своими отпрысками. (Как можно догадаться, в большинстве случаев это выходило не очень хорошо.)
То есть, еще раз скажу, что левые (т.е., социалисты и коммунисты) изначально ориентировались именно на «оптимум», на совершенствование того, что уже показало свою эффективность, однако пока еще являлось недоступным для большинства. Однако понятно, что это не могло не вызвать возражений у правых - т.е., у сторонников существующего капиталистического (и шире - классового) устройства. Причина этого была совершенно очевидной, и, разумеется, лежащей в чисто экономической плоскости. Дело в том, что создание массовой системы общественного воспитания неизбежно требовало средств. Которые могли быть взяты только из уже отчужденной у рабочих прибавочной стоимости -т.е., у капиталистов. Последним, разумеется, это вряд ли могло понравиться по известным причинам, и поэтому они - совершенно неожиданно, если сравнивать с тем, что было раньше - оказались в «оппозиции» к системе «общественного воспитания». Что, в свою очередь, привело к созданию уже не раз отмеченного «семейного мифа» - т.е., представления о некоей «идеальной семье», для которой не требуется никакого внешнего воздействия. (На самом деле дело обстояло несколько сложнее -появление т.н. «мелкобуржуазной утопии» было следствием нескольких причин. Но разбирать это надо отдельно.)
* * *
Впрочем, эти самые правые - при всех указанных изменениях - так и продолжали отправлять своих «наследников» в закрытые школы. (Кстати, продолжают это делать до сих пор - скажем, тот же Трамп закончил именно «учреждение интернатного типа».) Однако для масс начало транслироваться совершенно иное. А именно: то, что вмешательство государства в семейную жизнь недопустимо. (Потом для этого придумали слово «тоталитаризм».) Что «нормальная женщина» сама должна заниматься детьми, и что именно в этом состоит ее настоящее предназначение. (Состоящее, видимо в том, чтобы дополнительно экономить деньги «хозяев».) Забавно, кстати: еще в середине 19 столетия те же самые «столпы консерватизма» не видели ничего необычного в массовом использовании женского и детского труда. Т.е., то, что дети с ранних лет отрываются от «семейного очага» и идут на фабрику, этих «ревнителей нравственности» нисколько не смущало. Но стоило социалистам привести к серьезному ограничению, а порой -и запрету подобной практики, как количество сторонников «семейных ценностей» среди «лучших людей» выросло на порядки.
Правда, как уже говорилось, построить по настоящему действенную систему «семейного воспитания» так и не удалось. В том смысле, что созданный в конце XIX начале XX века образ «идеальной семьи», с множеством детей, кучкующихся вокруг неработающей матери - основной задачей которой и состояло их воспитание - в действительности оказался недостижим. Несмотря на то, что его неоднократно пытались провести в жизнь. (Самый известный пример, разумеется, это Германия после Первой Мировой войны, а особенно - после прихода нацистов к власти. А так же - попытки сделать это в США конца 1940-начала 1950 годов.) В противовес этому система «общественного воспитания» оказалась достаточно действенной - в том смысле, что тогда, когда указанная задача действительно ставилась, то ее решение находилось. (Скажем, в наиболее «полной форме» она была реализована в уже помянутых коммунах А.С. Макаренко. Однако в «слабом» виде «общественное воспитание» проявлялось во всей советской образовательной системе - и в виде «массированного» дополнительного образования, и в виде тех же Суворовских и Нахимовских училищ.)
Другое дело, что даже в СССР проблема, состоящая в необходимости значительных затрат на создание соответствующих учреждений, оказывалась крайне острой. В том смысле, что для многих «лиц, принимающих решение» - в том числе, и советских - порой выглядело бессмысленным тратить деньги на то, что, в рамках семьи могло бы выполняться бесплатно. То есть, иначе говоря - они считали логичным сбрасывать данную проблему на родителей. Так же, как уже помянутые сторонники капитализма. Только если последние действовали так из-за своих классовых интересов, то для советских руководителей так проявлялась ограниченность их мышления, стремление к известным (сложившимся во время классового общества) мифам и конструктам.
* * *
Собственно, последнее (т.е., проникновение в советское общества буржуазных мифов, а затем и «трансформация» их в тепличных условиях) и стало единственной причиной того, что «общественное воспитание» стало восприниматься в нашем общественном сознании, как некая «утопическая реальность». В то время, как в действительности оно имеет под собой гораздо более твердую основу, нежели пресловутая «семейная идиллия». (То есть - построить коммуны, подобные макаренковским, гораздо проще, нежели создать мир, благоприятный для мифических «многодетных семей», включенных в индустриальную деятельность.) Впрочем, если говорить про последние тридцать лет, то подобное состояние есть норма, поскольку, с принятием антисоветской идеологии понятия возможного и невозможного у наших современников оказались перевернуты. Что приводит к совершенно очевидным (т.е., нулевым) результатам их деятельности.
Но об этом надо говорить уже отдельно.