Фритцморген и Чернышевский
Удивительно, но свой предпоследний пост Фритцморген посвятил не каким-то особым достижениям Богоспасаемой, и не тем ужасным делам, которые творятся в безбожной Америке - увлекая последнюю к ее неизбежной катастрофе, а роману русского писателя Чернышевского «Что делать?». Связано это с тем, безусловно положительным, фактом, что господин Макаренко решил заново перечитать указанное произведение. Разумеется, его изучали в школе - но кто в школе понимает классическую литературу? Так что желание нашего топ-блогера приобщиться к русской культуре можно только приветствовать.
Правда, стоит отметить, что и в указанном случае с пониманием приведенного произведения у него возникают некоторые проблемы. В том смысле, что, например, Фритцморген считает Николая Чернышевского «коммунистом» - и это при том, что сам же пишет о том, что в «Что делать» «практически американскую идеологию». Наверное, потому, что - как написано в данном посте - «начал работать с 16 лет». Т. е., как раз с того возраста, во время которого в школе изучают историю Нового Времени. Поскольку иначе он бы знал о том, что Соединенные Штаты 1860 годов могли рассматриваться, как наиболее прогрессивное государство своего времени - в том числе и русским революционным движением. И хотя понято, что даже тогда за указанным государством водились очевидные «грехи» в виде рабства или стремления к империалистическому угнетению иных народов - но на «общем фоне» разнообразных европейских монархий Штаты тогда смотрелись крайне привлекательно.
Например, в том смысле, что они обеспечивали своим гражданам хотя бы минимум гражданских свобод - что выглядело необычно даже на фоне Европы. Что же касается России с ее только что отмененным крепостным правом, то тут ситуация была еще хуже. В том смысле, что российское общество этого времени было обществом сословным, ориентированным на абсолютное господство дворянства во всех сторонах жизни. (Реформы Александра Второго - при всем неоднозначном отношении к ним - еще не произошли.)
* * *
На этом фоне простое признание равенства прав людей «благородного» и «неблагородного» происхождения - которое описано в романе - было актом огромного интеллектуального мужества. И та самая попытка описать свободу взаимоотношений между мужчиной и женщиной, которая показалась прогрессивной даже Фритцу в реальности была колоссальной новацией даже на фоне «прогрессивного» на тот момент буржуазного представления. (Описанные в романе Чернышевского уровень гендерного равенства был достигнут только к середине 20 века.) Впрочем, новацией новацией была тут даже сама идея описания женщины иначе, нежели в роли «романтической героини». (Напомню, что в «Что делать» Вера Павловна выступает в роли менеджера-организатора пресловутой артели, да и вообще, имеет несколько больше «свободы», нежели традиционная «возлюбленная».) Так что можно сказать, что Николай Гаврилович в данном произведении затрагивал скорее вопросы, относящиеся не к коммунизму, а к «нормальной» буржуазной демократии, которая так дорога Фритцморгену.
И, кстати, на указанном «демократическом» фоне даже пресловутый «Четвертый сон Веры Павловны» - тот самый, за который роман получил ярлык «коммунистической пропаганды» среди позднесоветских школьников - выглядит вполне органичным. В том смысле, что в указанный период многие либералы вполне могли увлекаться чем-то подобным - собственно, «коммунисты-утописты» в реальности были именно либералами, пытающимися сделать следующий шаг в плане развития идеи гражданских свобод. Разумеется, безо всякой «диктатуры пролетариата» - Боже упаси! (Да и понятия подобного тогда еще не было.) Исключительно на основании «доброй воли» людей. Кстати, забавный факт: в указанный период неоднократно предпринимались попытки практического построения данного утопического общества. Так вот - в большинстве случаев у основания данных проектов оказывались … миллионеры. (Вроде Оуэна.) Которые видели в подобном способе общежития крайне удачный способ организации жизни людей - причем, вполне соответствующий пресловутой «протестантской этике капитализма». (И да: первые утопические коммуны были созданы протестантами - т.е., той самой «силой», которая выстраивала и капитализм.) Так что в реальности показанная в романе «Что делать» картина имеет гораздо большее отношение к Соединенным Штатам 1860 годов, нежели к СССР с его колхозами.
То же самое можно сказать и про другие «не понравившиеся» Фритцу особенности. Например, про пресловутое «совместное проживание». Поскольку если бы Фритц не страдал в школьное время манией зарабатывания денег, то он бы помнил - хотя бы из школьной истории, а так же из классической литературы - что на время написания романа подобная практика была фактической нормой. Причем, это касалось почти всех социальных слоев. Скажем, для крестьян идея проживания целыми семьями в одной хижине была настолько естественной, что даже разбогатев, они не стремились делить дом на комнаты. (Впрочем, у подавляющей их части такой возможности просто не было.) То же самое можно сказать и о рабочих - большинство которых еще в начале ХХ века не могло позволить себе снимать отдельное жилье. (Речь идет о России - но в 1860 годах указанная особенность была распространена повсеместно.) В итоге десятки людей теснились в одной небольшой комнате -и это было еще хорошо, поскольку другие делали то же самое в подвалах и на чердаках.
Впрочем, в указанный период даже относительно обеспеченные лица часто старались снимать комнату на два-три человека. По той простой причине, что цена на жилье было очень и очень велика - и данный способ позволял сэкономить немало средств. (Вот семейным да, приходилось ужиматься - и снимать комнату целиком.) И лишь небольшая часть населения - не более 10-20% в развитых странах - могла себе позволить «собственное жилье. (Кстати, в большинстве своем не собственное - а наемное, настоящих домовладельцев было очень мало.) Поэтому столь ненавистные для Фритца общие комнаты на несколько человек были на указанный период для большинства объектом недостижимых желаний - ведь в них было просторно, светло и тепло. (Намного лучше, нежели в тех каморках и на чердаках, где обычно обитали швеи и прочие представители низших слоев населения.)
* * *
Таким образом Фритцморген, рассматривая описанное в романе «Что делать» положение, не желает сравнивать его с тем, что творилось на момент написания книги. (1863-1864 годы.) Когда у большей части населения не было ни элементарных гражданских прав, ни элементарных средств к существованию. На этом фоне его претензии к тому, почему же Николай Гаврилович вместо устройства своей «утопии» занялся борьбой за права крестьян, выглядят совершенно неудивительными. Ну, не знает - или не желает знать - человек, в каком положении находилось большинство «временнообязанных» после формальной отмены крепостного права. (В том смысле, что они были так же обязаны платить оброк и даже отрабатывать барщину помещику -но при этом еще и платить «выкупные платежи».) Поэтому и считает борьбу против этого чем-то второстепенным - ну, типа нынешней «борьбы» господина Навального и его подручных «за все хорошее против всего плохого». Тогда, как в реальности это была борьба честного и умного человека за то, чтобы дать другим людям право быть людьми…
И, кстати, говорить о создании пресловутых артелей до того момента, как указанное крестьянское положение будет снято, так же довольно бессмысленно. Поскольку стоит понимать, что в ситуации, когда почти все заработанные крестьянином деньги уходят на выкуп помещику, говорить о существовании массового рынка - на который и может работать артель - невозможно. Так что описанная в «Что делать» модель относится, скорее, к той гипотетической ситуации, которая должна наступить при удаче борьбы за освобождение крестьянства. То есть, тогда, когда страна окажется хоть как-то сравнимой в плане возможностей для большинства с теми же Соединенными Штатами.
Другое дело, что в реальности достижение данного состояния в условиях, присущих Российской Империи, вряд ли возможно. (Что связано и с природно-климатическими условиями, и с особенностью международного положения страны, заставляющей ее тратить огромные средства на поддержание системы обороны.) Поэтому и утопия Чернышевского нереализуема - равно, как и другие идеи народнического движения. (Которое именно поэтому и потерпело поражение.) И реальную возможность большей части населения почувствовать себя людьми обеспечили совершенно иные люди. (Скажем, те же «выкупные платежи» были отменены после революции 1905 года.) Однако в своей борьбе они опирались на тот «фундамент», что был создан предыдущими генерациями революционеров.
Собственно, именно отсюда проистекает ценность образа Рахметова - как одного из «прототипов» тех «русских мальчиков», которые своей деятельностью не смогли достичь политического результата, но при этом породили более рациональных и более успешных последователей в виде социал-демократов, а затем - и большевиков. Которые, кстати, смогли решить и «либерально-демократические» задачи, стоящие перед страной - вроде ликвидации сословного общества и превращении России в республику. Ну, а самое главное - избавить ее от описанных выше «естественных ограничений» в виде низкой биологической продуктивности и связанной с этим невозможности создания «нормальной» (т.е., капиталистической) системы индустриального производства.
* * *
Впрочем, тут мы уже уходим от поставленной темы. Поэтому вновь вернемся к Фритцу и особенности восприятия им романа «Что делать». И укажем, наконец, самое главное - а именно то, что все описанное выше прекрасно показывает,в чем же состоит основная проблема правых в плане миропонимания. (Вменяемых правых.) Это, разумеется, воинствующий антиисторизм - т. е., полное незнание и непонимание тех условий, в которых происходят те или иные процессы. (Впрочем, часто «непонимается! не только время, но и место,) И вообще, любимый прием правых - это примерка той или иной ситуации «на себя». (Собственно, сам Фритц так постоянно пишет-«я бы сделал так».) На этом фоне ожидать от него понимания автора, который писал полтора столетия назад, было бы странным. Впрочем, Фритцморген в этом плане еще адекватен - наиболее уверенные в своей правоте правые смело объявляют, скажем, всю русскую классику неадекватной и ненужной. Дескать, о чем там писали эти самые Толстой и Достоевским…
Ну, и разумеется, они этот антиисторизм любят приписывать всем остальным. Скажем, отсюда проистекает «правый миф» о том, что левые не любят указанного выше Достоевского. Ну да - он же о революционерах плохо писал, значит враг! Про то, что каждое произведение нужно рассматривать в соответствующем контексте, правые, разумеется, не задумываются. А уж представление о том, что в контексте надо рассматривать вообще все имеющиеся ситуации - и, например, то, что было прогрессивным еще вчера, завтра может оказаться архаикой - для них оказываются вообще невозможным. (В итоге они не могут понять: почему же коммунисты считают буржуазную демократию прогрессивной в том же 19 веке - но уже в середине 20 столетия видят в ней лишь тормоз к реальному прогрессу.)
Впрочем, это уже совершенно иная тема, рассматривать которую надо отдельно.
P.S. Кстати, забавно - но реальные примеры успешных коммун действительно существовали -и существую по сей день. Скажем, те же кибуцы в свое время оказались крайне эффективными в тех условиях, в которых реализовывались - настолько, что «еврейские киббуцники» смогли в свое время серьезно потеснить на палестинском рынке арабов с их «классической» частнособственнической системой. Другое дело, что потому для данного народа нашлось занятие более «прибыльное»: быть «передовым отрядом» США на Ближнем Востоке (с соответствующим финансированием) - поэтому от указанной практики и отказались. Но до того «еврейские колхозы» работали вполне успешно. Впрочем, и советские от них не отставали...