Феномен предательства в российском общественном сознании
В свете сказанного в посте , посвященном «принципу Тени» и его роли в российской (и нероссийской) истории, возникла одна интересная мысль. А именно - понимание того, откуда взялся один из важнейших конструктов нашего общественного сознания: явление предательства. Точнее сказать, восприятие этого самого явления. Разумеется, тут сразу может возникнуть вопрос о том, что предательство, само по себе, интернационально - мифы о нем существуют во всех более-менее развитых культурных системах. (Начиная с самого известного - мифа об Иуде.)
Тем не менее, вряд ли в какой иной социальной системе предательство воспринимается столь остро. Вот, скажем, в той же Европе существовало в свое время понятие «ренегатства». У нас это слово имеет очень негативную коннотацию, и означает то же предательство, однако в реальности «ренегатами» звали тех европейцев, которые переходили на службу Османской Империи. (Причем, в достаточно «товарном» количестве.) Так вот: отношение к указанным ренегатам, в целом, было довольно ровное - ну, решил человек заработать немного денег, так что же в этом плохого. (Разумеется, речь идет о представителях т.н. «большой Европы», поскольку были еще и те, кто происходил из завоеванных османами славянских народов. Впрочем,и они мало у кого вызывали возмущение.)
И это при том, что в указанный период - т.е., в XV-XVII веках - Европа была очень религиозна! Например, именно на это время выпадает пик пресловутой инквизиции, сжигающей на костре тех, кто посмел хоть как-то сомневаться в правильности католической веры. Или, скажем, как раз в указанных веках происходили жестокие религиозные войны - вплоть до Тридцатилетней, в которой погибла чуть ли не треть населения Германии! И одновременно с этим переход в ислам воспринимался довольно спокойно. Впрочем, и переход из одной «христианской фракции» в другую тоже не вызывал особых эмоций: быть вчера католиком - а сегодня протестантом (а завтра - снова католиком), являлось обычным делом в тот период. Ну, или скажем, можно было поехать в ту же «Московию», послужить там «московскому царю» - а потом опять вернуться в Европу с честно заработанными «ефимками».
* * *
Разумеется, понятно, что столкнувшись в бою со вчерашним своим одноверцем, ставшим врагом, европеец вряд ли питал к последнему нежные чувства - но особо не отличал его от врагов «изначальных». (Т.е. человек, ставший католиком из гугена, для других гугенотов не отличался от «просто католиков».) Надо ли говорить, что «у нас», в России, подобное было невозможным. В том смысле, что к предателям относились гораздо хуже, нежели к «просто врагам», и старались уничтожать их с особой ненавистью. Впрочем, вряд ли стоит относить данную особенность к «глубинным временам славянской цивилизации», поскольку, как уже говорилось, те же славяне под властью османов не просто уходили в «ренегатство», но делали это массово. И как бы не странно это прозвучит, но же самое можно сказать и про жителей Руси, которые вполне могли заключать и разрывать союзы с теми, с кем считали нужным. (И никто за это их особо не презирал.) Причем, подобное отношение было даже в «московский период»: первым «настоящим» предателем, т.е., человеком, к которому было соответствующее отношение, можно считать пресловутого Курбского. И то, это относится скорее персонально к уважаемому Ивану Васильевичу, который воспринял данное предательство с необычной до того реакцией…
Поскольку та же Смута показала, что особых проблем с тем, чтобы «поменять сторону», у русских людей особо не было - их отношение ко всем этим династиям и княжеским родам находилось на «общеевропейском уровне». И утвердись на троне династия Сигизмундовичей… Впрочем, нет: как раз во время данных событий стало понятно, что определенное отклонение тут есть - что проявилось и в том, что Сигизмунд так и не смог стать русским царем, и в том, что потерпели поражение оба Лжедмитрия вместе с Шуйским. Но, разумеется, пока это были только лишь наметки будущего изменения, которое станет актуальным лет на сто позднее. Поскольку именно с реформ Петра Великого и можно отсчитывать начало существования в России особого «феномена предательства», состоящего в том, что именно указанное действо в российском общественном сознании считается наиболее тяжким преступлением. (Даже самый известный в России - после Иуды, разумеется, предатель - Мазепа - так же оказывается связанным именно с Петром.)
Причины этого состояли в особенностях «теневого взаимодействия» с Европой. В том смысле, что выстраивая тут некий аналог «вражеской реальности» - т.е., создавая аналог европейской технической, организационной и культурной системы - российская власть так же создавала и «питательную среду» для пресловутого «ренегатства». Поскольку вполне можно было допустить, что вместо «петербургской» «Европы-лайт» тот или иной дворянин можно принять сторону «просто Европы». Получив практически то же самое - но в большем размере. Иначе говоря, в отличие от «московита» XV-XVI веков, для которого любое иное государство выступало «иным миром», россиянин «имперского периода» имел «ненулевые» возможности для адаптации в «развитых странах». (Разумеется, речь идет об «образованных сословиях».) Что, соответственно, требовало создания мощного механизма противодействия, которым и стал указанная идея предательства, как совершенно недопустимого действия.
* * *
Кстати, именно поэтому даже открытые враги самодержавия старались всячески показать, что они выступают не против России, как таковой - а именно против «режима». (А власть, напротив, выставляла их «продавшимися».) В результате чего те же русские революционеры в подавляющем большинстве жили очень и очень бедно - стараясь не принимать помощь от «антирусских сил». (Разумеется, как и в любом ином случае с социальными процессами, находились те, кто действовал иначе - но они были в однозначном меньшинстве.) В этом плане, кстати, они кардинально отличались от тех же польских революционеров - кои, несмотря на то, что формально находились с русскими революционерами в одной стране, не гнушались любыми деньгами из-за рубежа. Ну, и «деньги германского Генштаба для большевиков» можно отнести сюда же - в том смысле, что этот образ создавался вовсе не в России. (Точнее сказать, идея о том, что «большевики продались немцам» выдвигалась противниками последних в 1917 году, но она, в целом, не воспринялась российским общественным сознанием. Реальное же утверждение данного мифа началось на Западе после публикации т.н. «документов Сиссона» американским правительством. Т.е., «деньги Генштаба» - это, несомненно, западная «конструкция».)
Ну, и разумеется, по указанным причинам «феномен предательства» сохранился и после Революции. Более того - именно в послереволюционное время он стал особенно актуальным, вызвав многие крайне неприятные явления. (Можно сказать прямо: явление «троцкизма», а точнее, отношения к нему в общественном сознании страны.) Но об это надо, наверное, говорить отдельно. Тут же лучше упомянуть про нескольку иную вещь - а именно, про то, что в послевоенное время наступил неожиданный закат «феномена предательства». В том смысле, что это понятие резко потеряло свою прежнюю актуальность - «ренегаты» перестали считаться «первоочередными врагами». (Что проявилось, скажем, в одобрении эмиграции из страны, в росте популярности пресловутых «голосов» и «самиздата» с «тамиздатом».)
Это сыграло вполне очевидную роль в социальной динамике позднего СССР. Но, самое главное, подобное «ослабление» выступило прекрасным доказательством описанного «генезиса» данного понятия. Поскольку именно в указанный период СССР перестал выступать «теневой цивилизацией» Запада. (Став не просто «самостоятельной» исторической силой, но и начав определять движение самого «цивилизованного мира».) Правда, в реальности это время продлилось недолго - поскольку по внутренним причинам СССР уже в конце 1970 годов оказался в серьезном кризисе, что вначале «выбило» у него возможность «теневого влияния» на мир. А впоследствии - вернуло страну к «привычному» уже состоянию с соответствующим возвращением «феномена предательства».
Но об этом, разумеется, надо говорить уже отдельно…