О реальных механизмах обеспечения классового господства
В прошлом посте - имеется в виду, посте, посвященном «борьбе телевизора и холодильника» - был поднят вопрос относительно действительной работоспособности указанной максимы. А точнее, ее практической неработоспособности - в том смысле, что реально и условный «телевизор» (то есть, система государственной пропаганды через СМИ), и условный «холодильник» (то есть, возможность получения жизненно важных благ) играют гораздо меньшую роль в обеспечении лояльности масс, нежели это принято считать. (Имеется в виду - принято считать у оппозиционеров. Поскольку сама власть - как это показывают последние события - судя по всему, если не точно знает, то, по крайней мере, догадывается о реальных механизмах своего существования.) Разумеется, это не значит, что указанные факторы вообще не участвуют в подобных процессах - конечно же, нет. Массированная пропаганда способна - хотя бы на время - заставить угнетенных и угнетателей почувствовать себя «одним народом». (Разумеется, в пользу угнетателей.) А угроза нищеты и более того, голодной смерти, напротив способна весьма серьезно радикализировать протесты населения.
Однако базовым условием для всего этого ни то, ни другое не является. Собственно, именно поэтому, несмотря на то, что большую часть человеческой истории «низшие классы» существовали буквально на уровне выживания, они оказались неспособными изменить подобное положение. (Хотя делали это постоянно - скажем, крестьянские бунты в той же Российской Империи XIX века были нормой - но «системе» это не мешало.) То же самое можно сказать и про современную нищету населения африканских стран, или значительной части населения стран азиатских или латиноамериканских. Казалось бы - там люди существуют на грани выживания, и смерть от голода или иных факторов является обыденным делом. А значит, всем этим людям буквальным образом нечего терять, кроме своих цепей…
Но ничего не происходит - то есть, бунты, конечно же, бывают, однако они легко подавляются «наличными средствами». (О чем еще будет сказано ниже.) И да - при этом именно указанные слои населения охватываются провластной пропагандой минимальным образом: ведь значительной их части просто не на что купить пресловутый телевизор. (А бесплатно выдавать данный прибор господствующие классы почему-то не хотят - хотя, если принять концепцию о «всемогуществе ТВ», то это обязательно должно быть.) Впрочем, даже если у кого из данных представителей подобные приборы и имеются, то используются они для развлечения. Кстати, ИМХО, даже у нас, в России, пресловутого Соловьева смотрят исключительно либералы. (Если честно, то я вообще не разу не видел, что бы кто-то сознательно включал разного рода «теледебаты».) Те самые, что любят заявлять себя «телененавистниками» и «обрушивать» разоблачительные статьи о «киселевской пропаганде». (Ну, и для «равновесия», можно сказать, что радио «Эхо Москвы» похоже, так же слушается чуть ли не исключительно лоялистами - с той же целью.) Народ же предпочитает, что попроще - футбол там или сериальчики…
* * *
В таком случае возникает вопрос: что же реально заставляет людей подчиняться существующим законам? Нет, конечно, понятно, что есть еще и инструменты государственного насилия: армия и полиция. Однако и данный фактор, при внимательном рассмотрении, оказывается недостаточным. В том смысле, что если речь идет о бунте одиночки или небольшой группы - то да, тут полиция, как правило, справляется идеально. Причем, в большинстве случаев ей не требуется даже особо серьезных средств - достаточно резиновых дубинок чтобы разогнать небольшой митинг. Однако это характерно только при небольших и достаточно «миролюбивых» протестах. Поскольку численность полицейских в любом обществе ограничена: представители данной профессии по умолчанию должны иметь уровень жизни, превышающий средний по стране, иначе возникнут серьезные проблемы с лояльностью. (Нищие «менты» 1990 - это аномалия, которая сейчас устраняется.) Следовательно, для подавления возмущения в сотни тысяч человек и более, полиция окажется непригодной.
Что же касается армии, то с ней ситуация обстоит еще хуже: дело в том, что армия, как таковая, «затачивается» обычно под другие цели, нежели борьба с бунтами - и особой эффективности в подобном плане не имеет. Более того, само положение военных в обществе, как правило, не допускает исполнение ими «карательных обязанностей» - поскольку это снижает пресловутый «боевой дух», и вообще, меняет психологию. (То есть, «затачивая» армию на решение «внутренних проблем», правящие классы снижают ее способность решать проблемы внешние - что наблюдается в тех же «банановых республиках», где пресловутые «войска», по сути, представляют разновидность полиции и при любой нормальной войне терпят неизбежное поражение.) Ну, и разумеется, самое главное: подобное применение насилия неизбежно означает экстраординарное состояние общества, при котором его главный смысл - принесение прибыли для «хозяев» - не выполняется. Так что разгон и расстрел массовых бунтов, конечно, имеет смысл - но исключительно, как действие «последнего рубежа», за которым уже нечего терять.
В общем, получается, что насилие, конечно - главный инструмент обеспечения власти правящих классов. Но работает он исключительно для одиночек и небольших групп: против серьезных протестов «государственная машина подавления» оказывается бессильной. (Так произошло, например, в феврале 1917 года, когда возмущения в Петрограде перешли некоторый предел, за которым подавление их силами городовых и жандармов стало невозможным - а введенные войска перешли на сторону восставших.) В общем, если говорить о «настоящей революции», т.е., о переходе власти к совершенно иным социальным слоям - в отличие от переворота, когда меняются только отдельные представители правящего класса в верхушке - то можно отметить одно: справиться с по настоящему массовыми выступлениями не одно государство не может. (На самом деле, это характерно не только для 1917 года, но и для любых революций, включая буржуазные: стоит числу восставших перейти некий барьер, причем, довольно низкий по отношению к массе реально обездоленного населения - и вся система власти сыпется, как карточный домик.)
* * *
Собственно, вот в этом месте мы и подходим к самому главному. А именно - к пониманию того, в чем же лежит секрет устойчивости классовых государств при том, что для большинства населения они представляют лишь источник страдания. Впрочем, никакого секрета тут, по большому счету, нет - все давно уже известно и давно изучено. (И лишь постсоветский ум - в силу своих генетических особенностей - упорно продолжает не видеть данную вещь.) И состоит этот источник в том, что в классовом обществе эксплуатируемые классы оказываются как раз неспособными к указанным совместным действиям. Именно поэтому относительно небольшой государственный механизм принуждения оказывается удивительно эффективным: он успешно подавляет любые «локальные» бунты - число которых может быть даже довольно большим. А перейти к бунтам «нелокальным», охватывающим значительное число людей даже в обществе с крайней степенью эксплуатации оказывается очень тяжело.
Более того, в данной системе даже тогда, когда возмущение сложившейся ситуацией все же «выталкивает» массы людей на улице (а полицейские по тем или иным причинам не могут подавить данное выступление «в зародыше»), то реальные возможности их к совместному выступлению остаются крайне слабыми. То есть - люди еще могут вместе постоять, покричать, но сделать что-то более серьезное неспособны. Причина проста: каждый член «толпы» реально продолжает оставаться отстраненным от своих «соседей». Кстати, в подобном плане очень забавно читается пресловутая «Психология масс», создаваемая в совершенно иных условиях - во времена, когда традиционное общество было еще сильно в общественном сознании, но при этом значительная часть «сдерживающих» традиций уже исчезло. В подобном состоянии действительно, возникала иллюзия того, что «толпы» могут получить некую, пускай деструктивную, но «субъектность». Итогом чего стал пресловутый «страх толпы», уверенность в том, что массы людей способны сломать «тонкий слой культуры», несомый «элитой». Сейчас, разумеется, это выглядит смешным - особенно потому, что в реальности главным источником деструкции в мире выступали как раз «лучшие люди». (С радостью пожирающие и превращающие в дерьмо все, до чего могут дотянуться.) Но, разумеется, обо всем этом надо говорить отдельно.
Тут же стоит упомянуть лишь то, что во всех других условиях (за исключением периода распада «традиции») «масса» (т.е., неструктурированное собрание представителей низших классов), сама по себе, представляет собой явление крайне аморфное и слабое, легко распадающееся на многочисленные локальные группы - вплоть до отдельных индивидов. Именно поэтому относительно небольшая и способная пускай к локальному, но сплочению, группа «хозяев» - то есть, правящий класс - достаточно легко удерживает ее в повиновении. (Поскольку указанные «локальные группы» и одиночные борцы легко подавлялось имеющимся репрессивным аппаратом.) Собственно, именно это -то, что каждый, кто выступает против властей, останется один-на-один с ними - и является до сих пор альфой и омегой обеспечения классового господства.
* * *
А пресловутая пропаганда («телевизор») - это всего лишь вспомогательный инструмент. Поэтому даже в странах, где людям буквально нечего терять, реальная борьба разворачивается очень и очень неохотно - ведь выйти за пределы своей «локальной группы» представителям угнетенных классов оказывается очень и очень сложно. Правда, в подобной системе существуют и определенные нюансы, которые способны при определенном стечении обстоятельств резко изменить картину. (И привести к ситуации, подобной России 1917 года.) Но, разумеется, говорить об этом надо отдельно - тут же можно указать только на то, что указанные вещи тоже очень хорошо известны.
Однако базовым условием для всего этого ни то, ни другое не является. Собственно, именно поэтому, несмотря на то, что большую часть человеческой истории «низшие классы» существовали буквально на уровне выживания, они оказались неспособными изменить подобное положение. (Хотя делали это постоянно - скажем, крестьянские бунты в той же Российской Империи XIX века были нормой - но «системе» это не мешало.) То же самое можно сказать и про современную нищету населения африканских стран, или значительной части населения стран азиатских или латиноамериканских. Казалось бы - там люди существуют на грани выживания, и смерть от голода или иных факторов является обыденным делом. А значит, всем этим людям буквальным образом нечего терять, кроме своих цепей…
Но ничего не происходит - то есть, бунты, конечно же, бывают, однако они легко подавляются «наличными средствами». (О чем еще будет сказано ниже.) И да - при этом именно указанные слои населения охватываются провластной пропагандой минимальным образом: ведь значительной их части просто не на что купить пресловутый телевизор. (А бесплатно выдавать данный прибор господствующие классы почему-то не хотят - хотя, если принять концепцию о «всемогуществе ТВ», то это обязательно должно быть.) Впрочем, даже если у кого из данных представителей подобные приборы и имеются, то используются они для развлечения. Кстати, ИМХО, даже у нас, в России, пресловутого Соловьева смотрят исключительно либералы. (Если честно, то я вообще не разу не видел, что бы кто-то сознательно включал разного рода «теледебаты».) Те самые, что любят заявлять себя «телененавистниками» и «обрушивать» разоблачительные статьи о «киселевской пропаганде». (Ну, и для «равновесия», можно сказать, что радио «Эхо Москвы» похоже, так же слушается чуть ли не исключительно лоялистами - с той же целью.) Народ же предпочитает, что попроще - футбол там или сериальчики…
* * *
В таком случае возникает вопрос: что же реально заставляет людей подчиняться существующим законам? Нет, конечно, понятно, что есть еще и инструменты государственного насилия: армия и полиция. Однако и данный фактор, при внимательном рассмотрении, оказывается недостаточным. В том смысле, что если речь идет о бунте одиночки или небольшой группы - то да, тут полиция, как правило, справляется идеально. Причем, в большинстве случаев ей не требуется даже особо серьезных средств - достаточно резиновых дубинок чтобы разогнать небольшой митинг. Однако это характерно только при небольших и достаточно «миролюбивых» протестах. Поскольку численность полицейских в любом обществе ограничена: представители данной профессии по умолчанию должны иметь уровень жизни, превышающий средний по стране, иначе возникнут серьезные проблемы с лояльностью. (Нищие «менты» 1990 - это аномалия, которая сейчас устраняется.) Следовательно, для подавления возмущения в сотни тысяч человек и более, полиция окажется непригодной.
Что же касается армии, то с ней ситуация обстоит еще хуже: дело в том, что армия, как таковая, «затачивается» обычно под другие цели, нежели борьба с бунтами - и особой эффективности в подобном плане не имеет. Более того, само положение военных в обществе, как правило, не допускает исполнение ими «карательных обязанностей» - поскольку это снижает пресловутый «боевой дух», и вообще, меняет психологию. (То есть, «затачивая» армию на решение «внутренних проблем», правящие классы снижают ее способность решать проблемы внешние - что наблюдается в тех же «банановых республиках», где пресловутые «войска», по сути, представляют разновидность полиции и при любой нормальной войне терпят неизбежное поражение.) Ну, и разумеется, самое главное: подобное применение насилия неизбежно означает экстраординарное состояние общества, при котором его главный смысл - принесение прибыли для «хозяев» - не выполняется. Так что разгон и расстрел массовых бунтов, конечно, имеет смысл - но исключительно, как действие «последнего рубежа», за которым уже нечего терять.
В общем, получается, что насилие, конечно - главный инструмент обеспечения власти правящих классов. Но работает он исключительно для одиночек и небольших групп: против серьезных протестов «государственная машина подавления» оказывается бессильной. (Так произошло, например, в феврале 1917 года, когда возмущения в Петрограде перешли некоторый предел, за которым подавление их силами городовых и жандармов стало невозможным - а введенные войска перешли на сторону восставших.) В общем, если говорить о «настоящей революции», т.е., о переходе власти к совершенно иным социальным слоям - в отличие от переворота, когда меняются только отдельные представители правящего класса в верхушке - то можно отметить одно: справиться с по настоящему массовыми выступлениями не одно государство не может. (На самом деле, это характерно не только для 1917 года, но и для любых революций, включая буржуазные: стоит числу восставших перейти некий барьер, причем, довольно низкий по отношению к массе реально обездоленного населения - и вся система власти сыпется, как карточный домик.)
* * *
Собственно, вот в этом месте мы и подходим к самому главному. А именно - к пониманию того, в чем же лежит секрет устойчивости классовых государств при том, что для большинства населения они представляют лишь источник страдания. Впрочем, никакого секрета тут, по большому счету, нет - все давно уже известно и давно изучено. (И лишь постсоветский ум - в силу своих генетических особенностей - упорно продолжает не видеть данную вещь.) И состоит этот источник в том, что в классовом обществе эксплуатируемые классы оказываются как раз неспособными к указанным совместным действиям. Именно поэтому относительно небольшой государственный механизм принуждения оказывается удивительно эффективным: он успешно подавляет любые «локальные» бунты - число которых может быть даже довольно большим. А перейти к бунтам «нелокальным», охватывающим значительное число людей даже в обществе с крайней степенью эксплуатации оказывается очень тяжело.
Более того, в данной системе даже тогда, когда возмущение сложившейся ситуацией все же «выталкивает» массы людей на улице (а полицейские по тем или иным причинам не могут подавить данное выступление «в зародыше»), то реальные возможности их к совместному выступлению остаются крайне слабыми. То есть - люди еще могут вместе постоять, покричать, но сделать что-то более серьезное неспособны. Причина проста: каждый член «толпы» реально продолжает оставаться отстраненным от своих «соседей». Кстати, в подобном плане очень забавно читается пресловутая «Психология масс», создаваемая в совершенно иных условиях - во времена, когда традиционное общество было еще сильно в общественном сознании, но при этом значительная часть «сдерживающих» традиций уже исчезло. В подобном состоянии действительно, возникала иллюзия того, что «толпы» могут получить некую, пускай деструктивную, но «субъектность». Итогом чего стал пресловутый «страх толпы», уверенность в том, что массы людей способны сломать «тонкий слой культуры», несомый «элитой». Сейчас, разумеется, это выглядит смешным - особенно потому, что в реальности главным источником деструкции в мире выступали как раз «лучшие люди». (С радостью пожирающие и превращающие в дерьмо все, до чего могут дотянуться.) Но, разумеется, обо всем этом надо говорить отдельно.
Тут же стоит упомянуть лишь то, что во всех других условиях (за исключением периода распада «традиции») «масса» (т.е., неструктурированное собрание представителей низших классов), сама по себе, представляет собой явление крайне аморфное и слабое, легко распадающееся на многочисленные локальные группы - вплоть до отдельных индивидов. Именно поэтому относительно небольшая и способная пускай к локальному, но сплочению, группа «хозяев» - то есть, правящий класс - достаточно легко удерживает ее в повиновении. (Поскольку указанные «локальные группы» и одиночные борцы легко подавлялось имеющимся репрессивным аппаратом.) Собственно, именно это -то, что каждый, кто выступает против властей, останется один-на-один с ними - и является до сих пор альфой и омегой обеспечения классового господства.
* * *
А пресловутая пропаганда («телевизор») - это всего лишь вспомогательный инструмент. Поэтому даже в странах, где людям буквально нечего терять, реальная борьба разворачивается очень и очень неохотно - ведь выйти за пределы своей «локальной группы» представителям угнетенных классов оказывается очень и очень сложно. Правда, в подобной системе существуют и определенные нюансы, которые способны при определенном стечении обстоятельств резко изменить картину. (И привести к ситуации, подобной России 1917 года.) Но, разумеется, говорить об этом надо отдельно - тут же можно указать только на то, что указанные вещи тоже очень хорошо известны.