Этика и наука. Часть вторая
Итак, после того, как в прошлой части был разобран пример советского (а точнее, раннесоветского) подхода к новациям на примере Сергея Павловича Королева и его ракетной программы, можно сделать определенные выводы. И, прежде всего, отметить, что вопрос взаимоотношений между новатором (инженером, ученым) и обществом тут был достаточно специфичен, довольно сильно отличаясь от того, что существовало и существует до сих пор в иных странах. В том смысле, что начать новационную деятельность в СССР было достаточно просто - что особенно заметно, учитывая общую бедность и слабую развитость страны. Другое дело, что даже в начале этой деятельности крайне важно было показать реальную ценность своих работ - то есть, построить самолет, ракету, повысить урожайность и т.д. Этот самый «железный результат» ценился на порядок выше, нежели горы бумажных отчетов или столь любимая сейчас «публикуемость работ».
Впрочем, традиционный путь так же существовал - в конце концов, Академия Наук в нашей стране ведет свое непрерывное существование со времен Петра Великого! (Это к вопросу о том, разрушили ли большевики все существовавшие до того структуры.) Однако в плане эффективности он оказывался далеко позади указанного нами «практического» пути. Причем, даже в самых, казалось бы, фундаментальных областях. Скажем, тот же Иван Антонович Ефремов, начав заниматься палеонтологией, кандидатскую степень получил… не имея законченного университетского образования. Поскольку, ведя раскопки с 18 (!) лет, он уже к концу 1920 годов имел несколько серьезных открытий в указанной области. Причем, стоит понимать, что речь шла не просто об «копании костей», а о серьезной научной работе, связанной с анализом полученного - то есть, требуемая теоретическая база у Ивана Антоновича была так же превосходной. (Его учителем и руководителем был ведущий русский и советский палеонтолог того времени академик П.П. Сушкин, с которым он занимался с 16 лет.) Но вот формальным доказательством своих способностей Ефремову заниматься было некогда.
Впрочем, впоследствии он легко получил экстерном диплом Геологического Института - в 1937 году, а уже через четыре года (в 1941) защитил докторскую диссертацию. Ну, а о количестве организованных им экспедиций и сделанных открытий даже говорить нет смысла. Достаточно сказать, что он создал целую отрасль в палеонтологической науке - тафономию или теорию о формировании захоронений. (Что позволило вести исследования не «методом тыка», а опираясь на четкие представления, где могут быть найдены останки древних существ, а где - нет.) В любом случае свое имя в историю науки он однозначно вписал - впрочем, не только науки…
* * *
Однако у указанного способа взаимодействия новатора с обществом была и реальная проблема. А именно - могло получиться так, что быстрый и четкий результат показать было невозможно. Вот тогда-то и возникали серьезные проблемы. Именно это произошло с Королевым - да и вообще, со всем руководством РНИИ - в 1938 году, когда выяснилось, что перейти к реализации проектируемых ракет удастся не скоро. Точнее, не так скоро, как это требовалось по результатам «внешнеполитической обстановки». Результат подобных «нестыковок» оказался печальным - Клейменов и Лангемак оказались расстреляны, а Королев и Глушко - помещены в ИТЛ. Такова была плата за оказанное им общественное доверие - и неспособность убедить общество в необходимости более долгих работ. Впрочем, как уже было сказано - это была неизбежность в имеющейся ситуации, когда выделение средств «классическим» способом было невозможно. Особенно если учесть, что занятые в ракетной отрасли (и прочих новационных отраслях) ресурсы перед войной крайне требовались для других, более «приземленных» задач.
То есть, можно сказать, что в СССР новаторам (ученым и инженерам) изначально оказывался огромный «кредит доверия». Но платить за него нужно было по полной -своей жизнью. Впрочем, для настоящего новатора это не проблема: тот же Королев еще в юности рисковал своей жизнью, поднимаясь в воздух на самодельных планерах. Вероятность расстаться с жизнью при этом на порядки превышала вероятность оказаться арестованным в конце 1930 годов. (Кстати, и челюсть он сломал именно при неудачном приземлении - а вовсе не в заключении.) И хотя, как любой нормальный человек, Сергей Павлович после ареста и помещения в лагерь до самого конца жизни сохранил крайне отрицательное отношение к государственным органам, это не помешало ему снова прийти в ту же самую область, и снова действовать «на краю» - в рамках самых рискованных решений. (Хотя мог бы подвизаться на вторых ролях в авиастроении - где степень риска получить неудачу была на порядок ниже.)
Таким образом, можно сказать, что в СССР 1920-1930 годов сложилась достаточно эффективная система взаимодействия новатора и общества. Конечно, следует понимать, что идеальной ее назвать трудно - поскольку, как было показано выше, она часто «била» по добросовестным новаторам. (Особенно если внешние условия менялись слишком быстро - как это произошло перед началом войны.) Да и вообще, тюрьма и каторга - это всегда очень и очень плохо, даже вне того, кто туда попадает. И разумеется, события конца 1930 годов нанесли удар по новационности СССР - причем удар серьезный. Но - как это не цинично звучит - удар этот не был критическим. Поскольку на место «ушедших» (арестованных) новаторов приходили новые - ведь любая научная и техническая область привлекает множество людей. В результате чего расстрел тех же Клейменова и Лангемака не стал концом советского ракетостроения, а гибель Николая Вавилова - не означал конца советской генетики. (Какой бы серьезной не выглядела указанная потеря.)
* * *
А вот ликвидация финансирования научно-технической сферы и одновременно, заполнение ее разного рода проходимцами-«презентаторами», произошедший в 1990 годы - т.е. когда от «советского» подхода перешли к тому, что принято в иных странах - советскую научно-техническую сферу практически убило. (Правда, не до конца - поскольку она в позднесоветское время была настолько мощной, что даже ее распад растянулся на десятилетия.) Хотя все участвующие в данной области лица остались живы и здоровы. (Часть из них, разумеется, уехала, другая - спилась, однако обе эти причины не критичны, поскольку случились он уже после того, как советские навации остались в прошлом.) Более того, ни о каком восстановлении области говорить не приходится даже сейчас - когда появилось более-менее достаточное финансирование и т.д. Т.е., удар, который был нанесен 1990 годам, оказался на порядки сильнее того, что принесли пресловутые «репрессии» вместе с Великой Отечественной войной. (Несмотря на то, что и первое, и второе - есть очень и очень нехорошие процессы с т.з. существования человеческого общества.)
Подобная разница в ситуации - рост новационности при советском отношении в к научно-технической системе и ее резкое падение при системе постсоветском - прекрасно показывает, насколько сильно общественная польза отличается от пользы индивидуальной. И вот тут мы переходим к тому, от чего начали - к этике в ее «общественном» и «индивидуальном» варианте. (Так что все сказанное выше плюс первую часть можно считать очень большим - но вступлением.) К вопросу о том, что очень часто «личная» и «общественная» стратегии оказываются противостоящими друг другу - в том смысле, что достижение максимального личного счастья очень часто противоречит счастью общему и наоборот. Однако при этом «интегральный» показатель в последнем случае оказывается выше - поскольку, в целом от общего блага индивиды выигрывают.
То есть - при советском отношении к науке отдельно взятый представитель мог пострадать, причем пострадать крайне серьезно. (Вплоть до расстрела.) Но в целом советские люди за достаточно длительный период оказывались в выигрыше. Ну, а постсоветские - всегда и везде находятся проигрыше, хотя отдельные индивиды тут могли выиграть очень хорошо. Впрочем, понято, что одной научно-технической сферой данная закономерность не ограничивается -распостраняясь практически на все области человеческой деятельности…
Впрочем, традиционный путь так же существовал - в конце концов, Академия Наук в нашей стране ведет свое непрерывное существование со времен Петра Великого! (Это к вопросу о том, разрушили ли большевики все существовавшие до того структуры.) Однако в плане эффективности он оказывался далеко позади указанного нами «практического» пути. Причем, даже в самых, казалось бы, фундаментальных областях. Скажем, тот же Иван Антонович Ефремов, начав заниматься палеонтологией, кандидатскую степень получил… не имея законченного университетского образования. Поскольку, ведя раскопки с 18 (!) лет, он уже к концу 1920 годов имел несколько серьезных открытий в указанной области. Причем, стоит понимать, что речь шла не просто об «копании костей», а о серьезной научной работе, связанной с анализом полученного - то есть, требуемая теоретическая база у Ивана Антоновича была так же превосходной. (Его учителем и руководителем был ведущий русский и советский палеонтолог того времени академик П.П. Сушкин, с которым он занимался с 16 лет.) Но вот формальным доказательством своих способностей Ефремову заниматься было некогда.
Впрочем, впоследствии он легко получил экстерном диплом Геологического Института - в 1937 году, а уже через четыре года (в 1941) защитил докторскую диссертацию. Ну, а о количестве организованных им экспедиций и сделанных открытий даже говорить нет смысла. Достаточно сказать, что он создал целую отрасль в палеонтологической науке - тафономию или теорию о формировании захоронений. (Что позволило вести исследования не «методом тыка», а опираясь на четкие представления, где могут быть найдены останки древних существ, а где - нет.) В любом случае свое имя в историю науки он однозначно вписал - впрочем, не только науки…
* * *
Однако у указанного способа взаимодействия новатора с обществом была и реальная проблема. А именно - могло получиться так, что быстрый и четкий результат показать было невозможно. Вот тогда-то и возникали серьезные проблемы. Именно это произошло с Королевым - да и вообще, со всем руководством РНИИ - в 1938 году, когда выяснилось, что перейти к реализации проектируемых ракет удастся не скоро. Точнее, не так скоро, как это требовалось по результатам «внешнеполитической обстановки». Результат подобных «нестыковок» оказался печальным - Клейменов и Лангемак оказались расстреляны, а Королев и Глушко - помещены в ИТЛ. Такова была плата за оказанное им общественное доверие - и неспособность убедить общество в необходимости более долгих работ. Впрочем, как уже было сказано - это была неизбежность в имеющейся ситуации, когда выделение средств «классическим» способом было невозможно. Особенно если учесть, что занятые в ракетной отрасли (и прочих новационных отраслях) ресурсы перед войной крайне требовались для других, более «приземленных» задач.
То есть, можно сказать, что в СССР новаторам (ученым и инженерам) изначально оказывался огромный «кредит доверия». Но платить за него нужно было по полной -своей жизнью. Впрочем, для настоящего новатора это не проблема: тот же Королев еще в юности рисковал своей жизнью, поднимаясь в воздух на самодельных планерах. Вероятность расстаться с жизнью при этом на порядки превышала вероятность оказаться арестованным в конце 1930 годов. (Кстати, и челюсть он сломал именно при неудачном приземлении - а вовсе не в заключении.) И хотя, как любой нормальный человек, Сергей Павлович после ареста и помещения в лагерь до самого конца жизни сохранил крайне отрицательное отношение к государственным органам, это не помешало ему снова прийти в ту же самую область, и снова действовать «на краю» - в рамках самых рискованных решений. (Хотя мог бы подвизаться на вторых ролях в авиастроении - где степень риска получить неудачу была на порядок ниже.)
Таким образом, можно сказать, что в СССР 1920-1930 годов сложилась достаточно эффективная система взаимодействия новатора и общества. Конечно, следует понимать, что идеальной ее назвать трудно - поскольку, как было показано выше, она часто «била» по добросовестным новаторам. (Особенно если внешние условия менялись слишком быстро - как это произошло перед началом войны.) Да и вообще, тюрьма и каторга - это всегда очень и очень плохо, даже вне того, кто туда попадает. И разумеется, события конца 1930 годов нанесли удар по новационности СССР - причем удар серьезный. Но - как это не цинично звучит - удар этот не был критическим. Поскольку на место «ушедших» (арестованных) новаторов приходили новые - ведь любая научная и техническая область привлекает множество людей. В результате чего расстрел тех же Клейменова и Лангемака не стал концом советского ракетостроения, а гибель Николая Вавилова - не означал конца советской генетики. (Какой бы серьезной не выглядела указанная потеря.)
* * *
А вот ликвидация финансирования научно-технической сферы и одновременно, заполнение ее разного рода проходимцами-«презентаторами», произошедший в 1990 годы - т.е. когда от «советского» подхода перешли к тому, что принято в иных странах - советскую научно-техническую сферу практически убило. (Правда, не до конца - поскольку она в позднесоветское время была настолько мощной, что даже ее распад растянулся на десятилетия.) Хотя все участвующие в данной области лица остались живы и здоровы. (Часть из них, разумеется, уехала, другая - спилась, однако обе эти причины не критичны, поскольку случились он уже после того, как советские навации остались в прошлом.) Более того, ни о каком восстановлении области говорить не приходится даже сейчас - когда появилось более-менее достаточное финансирование и т.д. Т.е., удар, который был нанесен 1990 годам, оказался на порядки сильнее того, что принесли пресловутые «репрессии» вместе с Великой Отечественной войной. (Несмотря на то, что и первое, и второе - есть очень и очень нехорошие процессы с т.з. существования человеческого общества.)
Подобная разница в ситуации - рост новационности при советском отношении в к научно-технической системе и ее резкое падение при системе постсоветском - прекрасно показывает, насколько сильно общественная польза отличается от пользы индивидуальной. И вот тут мы переходим к тому, от чего начали - к этике в ее «общественном» и «индивидуальном» варианте. (Так что все сказанное выше плюс первую часть можно считать очень большим - но вступлением.) К вопросу о том, что очень часто «личная» и «общественная» стратегии оказываются противостоящими друг другу - в том смысле, что достижение максимального личного счастья очень часто противоречит счастью общему и наоборот. Однако при этом «интегральный» показатель в последнем случае оказывается выше - поскольку, в целом от общего блага индивиды выигрывают.
То есть - при советском отношении к науке отдельно взятый представитель мог пострадать, причем пострадать крайне серьезно. (Вплоть до расстрела.) Но в целом советские люди за достаточно длительный период оказывались в выигрыше. Ну, а постсоветские - всегда и везде находятся проигрыше, хотя отдельные индивиды тут могли выиграть очень хорошо. Впрочем, понято, что одной научно-технической сферой данная закономерность не ограничивается -распостраняясь практически на все области человеческой деятельности…