Есть у Революции начало. Часть вторая
В прошлой части было сказано, что - согласно динамики развития Революции - гибель СССР вряд ли можно рассматривать в качестве доказательства ее неудачи. Скорее тут стоит вести речь об очень важном и очень полезном уроке, который нам еще предстоит извлечь ради будущей победы. В связи с этим позволю себе привести еще раз ту аналогию с авиацией, которая упоминалась в первой части. А именно, сказать, что так же, как очередной разбившийся самолет означает вовсе не невозможность полетов летательных аппаратов тяжелее воздуха, а наличие серьезных проблем в той или иной - но обязательно конкретной - области, случившаяся советская Катастрофа означает никак не невозможность построения социализма. И даже - не невозможность построения социализма, вытекающего из «советского пути». А всего лишь то, что на определенном этапе развития СССР ему пришлось столкнуться с определенными проблемами.
При этом то, что он не смог пережить указанные проблемы, так же совершенно необязательно означает какую-то особенную их фатальность. Напротив, так же, как и в случаях с техникой, это гораздо вероятнее показывает на иное - на то, что данная неприятность могла оказаться просто неизвестной до определенного момента. Настолько неизвестной, что никто даже не подумал о том, что с ней следует бороться. В конце концов, среди бесчисленного количества катастроф - и технических и нетехнических - именно эта причина занимает законное первое место. Можно даже сказать больше - практически 99% неприятностей, приносимых катастрофическими событиями, можно было бы избежать, если поставить подобную цель во главу угла. Я уже писал, что даже т.н. природные бедствия в большинстве своем связаны с тем, что для людей существуют более важные задачи, нежели борьба с ними - реально катастроф, связанных с непреодолимой силой, очень и очень мало. (Наверное, только извержения супервулканов и падение астероидой можно отнести к подобной категории - поскольку даже из мест землетрясений и цунами можно элементарно отселиться.) Тем более это верно для катастроф, связанных с создаваемыми людьми явлениями - техническими устройствами или социальными системами.
Причина этого банальна - человеческий разум может оперировать реальностью только через использование моделей. (Этот процесс в марксизме называется «отражением».) Только «отработав» нужные изменения на них, он может производить нечто подобное в физическом пространстве. Подобный метод позволяет человеку обрести поистине «нечеловеческие» способности, вроде предсказания будущего, однако вместе с эти предъявляет высокие требования к достоверности применяемых «отражений». Но так как модель всегда, по определению, много проще моделируемой реальности, эта особенность неизбежно приводит к необходимости ее постоянной корректировки. Иначе говоря, как бы не совершенен был теоретический аппарат, всегда найдется ситуация, когда между ним и «настоящим миром» окажется различие, причем критическое. Ничего страшного в этом нет: надо просто подстраивать свой «идеальный мир» под мир реальный - и работать дальше.
Кстати, именно поэтому, рассматривая концепции в той же авиации, мы можем увидеть, как сильно менялись они в процессе развития - хотя базовые законы аэродинамики при этом оставались все теми же. В итоге каждый новый прорыв, каждое превышение недавних показателей - по скорости, высоте, массе и т.д. - неизбежно приносил новые беды. Вот, к примеру, можно взять явления, известное в авиастроении, как флаттер - то есть, неконтролируемые усиливающиеся колебания самолета, в результате чего он просто распадается в воздухе. Флаттер является явлением, в начальную эпоху авиации просто неизвестным, поскольку возникает он только на относительно больших скоростях, превышающих 100 км/ч. В результате чего, после определенного триумфа данной области в 1920 годах, он неожиданно «накрыл» отрасль, да так, что количество унесенных им жизней можно было измерять тысячами. (Что немало - учитывая масштабы авиаперевозок в то время.) Но ничего: вместо того, чтобы кричать о том, что полеты невозможны, что надо вернуться на землю - это явление стали изучать. И изучили, разобрались и победили - и теперь каждый выпускник авиационного института прекрасно знает, что надо делать для того, чтобы самолеты в небе не разваливались.
* * *
Подобная ситуация в области техники давно уже никого не удивляет. Однако в случае с социальными системами мы все еще остаемся подобными древним, для которых гибель СССР выступает чем-то вроде мести богов смертным, позволившим себе излишнюю вольность. С единственным возможным выводом: не стоит лезть на рожон и пытаться изменить вековой порядок вещей. Хотя на самом деле тут следовало бы вести речь об очередной задаче, решив которую, можно было бы переходить к дальнейшему развитию системы. То есть, следовало бы перейти от представлений сакральных, наполненных высшими сущностями: богами, героями, гениальными вождями, а также демонами и предателями - к представлению, хоть как-то близкому к научному и техническому.
И уже в рамках его разбирать случившееся в стране. А оно, как можно догадаться, в подобном случае будет не просто интересным, но и весьма неожиданным. (В том числе, и с точки зрения господствующих в левой среде идей - и «левацких», и «сталинистских».) Но вначале стоит сказать о самом главном отличии СССР от всех остальных стран. А именно - о том, что данная социальная система могла существовать только в условиях «динамического равновесия». То есть - непрерывно разрешая существующие проблемы, однако при этом порождая другие. На самом деле, подобный способ был единственно возможным для нашей страны, поскольку позволял осуществлять крупные проекты при условии огромного дефицита ресурсов. (Не тратя сил на поддержание равновесия, а вместо этого закладывая нужное изменение на следующую итерацию.) Поэтому, собственно, вся советская история - начиная с октября 1917, и заканчивая «временем Понедельника» - представляет собой именно подобный путь. (Военный коммунизм компенсировал проблемы, созданные Временным правительством в 1917 году, НЭП компенсировал проблемы военного коммунизма, индустриализация компенсировала проблемы НЭПа и т.д.и т.п.¬)
Впрочем, поскольку об этом я уже писал, то подробно останавливаться на указанном момента не буду. Отмечу лишь самое главное - то, что подобная система требовала, во-первых, достаточно четкого понимания необходимости перехода к новому циклу. (Поскольку, как уже было сказано, остановка по типу «нормального государства» была чревата катастрофой.) Но было и «второе условие», правда, тесно связанное с первый. Оно состояло в том, что подобная система была жизнеспособна только тогда, когда указанная идея воспринималась большинством населения. Почему - понятное: только при общем признании необходимости перемен руководитель, проводящий их, выигрывает у того, кто обещает «стабильность». Разумеется, это справедливо только тогда, когда не существует «универсального эквивалента» силы - капитала. (Когда есть капитал - то перед массами оправдываться не нужно: капитал сам заставит народ вести себя «как надо». Разумеется, как надо капиталу.)
Собственно, исходя из этого, можно прекрасно увидеть причину «Величайшей трагедии ХХ века». И состоит она в том, что на определенном этапе развития указанные два условия перестали выполняться. Во-первых, необходимость кардинального развития перестала быть крайне очевидной, какой была она в 1920,1930 и даже в 1950 годы. В самом деле, если в самом начале советской истории крайняя бедность и неразвитость окружающей жизни буквально «кричала» о том, что мир надо менять - через голод, холод, беспризорность, через дикое сельское хозяйство, использующее технологии времен Средневековья и т.д. - то в 1960, а уж тем более, в 1970 годах, можно было увидеть противоположное. Страна вступила в относительно зажиточный период - когда большинство потребностей удовлетворялось в «рабочем порядке». (Включая потребность в жилье.) Росли города, строились дороги, заводы, фабрики, осваивалась новая продукция - и все это, в общем-то, получалось как бы «само», без напряга. В подобном положении энтузиазм недавнего прошлого казался каким-то бессмысленным геройством. До определенного времени «выручала» необычайно возросшая страсть к познанию мира, к его изменению ради будущего - тот самый «Мир Понедельника». Но он, во-первых, охватывал достаточно небольшой «кусок» советской реальности. А, во-вторых, постоянно натыкаясь на людей с совершенно иной мотивацией, работающие в указанном «мире» постепенно теряли свою энергию, свой посыл к будущему.
Поскольку на самом деле социальная система современного общественного производства настолько сложна, что допустить существование некоей изолированной области с «иным» уровнем негэнтропии в ней невозможно. В таком случае ей надо или становиться локусом будущего, с надеждой превратить всех в свое подобие - данное представление неявно господствовало в 1960 годах. Или попытаться «закапсулироваться», ограничить себя от мира, статьи неким «ашрамом избранных» - что, по сути, есть бред, а в реальности невозможно. Именно поэтому где-то к концу 1970 - началу 1980 годов «Мир Понедельника» практически исчез. А вместе с ним исчезли реальные мотивации к переменам - как радикальному изменению мира посредством своего труда. (Те «перемены», о которых мечталось впоследствии, представляли собой нечто иное - а именно, желание получения некоего подарка-подачки то ли со стороны «властей», то ли вообще, от «высших сил».)
Однако указанное состояние, как это можно легко понять, уничтожило и второй фактор «советского успеха» - а именно, единство всех граждан страны. Об этом уже говорилось чуть выше: вместо единого общества, с примерно одинаковом уровнем негэнтропийности, СССР 1960 - 1970 годов все больше превращался в «набор» разного рода «миров», разделенных энтропийными барьерами. Уже упомянутый «Мир Понедельника» граничил с «миром нормальных людей», которые честно ходили на работу и исполняли свои обязанности. Но это еще ничего, поскольку оба этих «мира» были, в общем-то, комплиментарны. Однако они неизбежно сталкивались с уже не раз помянутой «Серой зоной» - то есть, областью неформально-блатных отношений. (В свою очередь граничащей непосредственно с криминалом.) А ведь были еще «миры» - начиная с таких серьезных, как «мир» партийно-комсомольских функционеров (связанных и с «зоной», и с «нормальными людьми») или даже «мир» разного рода «работников эстрады»…
* * *
Подобная система, разумеется, ни к какому движению была не способна, поскольку любое изменение в ней вызывало разрушение сложного равновесия между взамиопроникающими «мирами». (И по принципу Ле Шателье, оказывалась неизменяемой - вне всякой политической воли.) Но, разумеется, в подобном состоянии СССР долго просуществовать не мог - по уже указанной причине крайнего дефицита ресурсов. (Которые не позволяли ему создавать «статически равновесную» сложную систему общественного производства.) В результате чего дальнейшие процессы, приведшие, в конечном итоге, к его гибели, оказывались неизбежными. Конечно, это не значило, что указанная ситуация была фатальна. Напротив, в это время СССР еще относительно стабилен (на локальном временном участке) и полон сил, механизмы формирования единства - то самое информационное пространство - еще позволяли быстро сформировать новый «локус будущего», была бы в нем потребность. Но потребности-то этой не было. Мягко сказать, основной массе населения тогда казалось, что все хорошо - несмотря на «отдельные недостатки», которые, в итоге, исправляются - и изменить это представление было невозможно.
А вот когда стало понятно, что «нехорошо», и что не отдельные недостатки - оказалось уже поздно. В том смысле, что указанный запас прочности был исчерпан, а процессы деградации уже настолько заполнили все стороны советской жизни, что ликвидировать их при имеющихся силах оказалось невозможным. Это вызвало бы серьезные эксцессы - разумеется, не такие серьезные, что случились в реальности потому, когда страна рухнула, но опять, об этом никто не знал. В итоге получилось то, что получилось…
Ну, а теперь следует сказать самое главное - то, ради чего все вышесказанное и писалось. А именно -то, что подобная ситуация прекрасно показывает особенность социального развития, которое никогда невозможно осуществить «с первого раза». Так же, как невозможно «с первого раза» запустить самолет или космическую ракету - поскольку всегда будут явления, выходящие за пределы первоначальных моделей. Так, Парижскую коммуну погубили внутренние раздоры на начальном этапе существования - и тем навсегда было доказана непригодность разного рода «анархических рецептов» в реальной политической деятельности. Опираясь на это опыт, большевики благополучно миновали данный этап - но тем самым, они вошли в неведомую до того область существования бесклассового (пускай и слабо-) общества. И, разумеется, снова тут неизбежно оказались в «области неизвестности». Причем, такой неизвестности, которую на начальном этапе вообще за что-то серьезное принять было невозможно - ну, а потом, уже поздно. В результате чего СССР погиб...
Означает ли это, что он был изначально строился на неверных посылках? Да нет - такое мнение настолько же неверное, как и идея о том, что если самолет через несколько сотен часов успешных полетов упал, то значит, летательные аппараты подобного типа невозможны. На самом деле, это не значит даже того, что указанная конструкция самолета должна быть отброшена - особенно, если катастрофа случилась в процессе перехода в ни разу до того не испытанный режим. (Пускай и допустимый теоретически.) Это значит лишь то, что необходимо тщательно изучить случившееся - и сделать из него соответствующие выводы. Ну, а после выводов - приступать к следующему этапу.
Впрочем, в реальности все это в любом случае произойдет вне зависимости от нашего желания - просто потому, что такова фундаментальная основа человеческой Истории.
