Возвращаясь к вопросу об оценке исторических личностей
Если кто обратил внимание, то в последних постах разбиралась, по сути, одна и та же проблема. А именно - то, что разного типы общества имеют различные уровни того, что можно назвать «негэнтропийность». Т.е., способность создавать негэнтропию - явление, противоположное Хаосу. (Энтропии.) Подобная особенность прекрасно проявляется в виде стремления социума к упорядочению мира - или, в обратном случае, к его хаотизации. Последний пример характерен для обществ распадающихся, гибнущих, находящихся в катастрофическом состоянии, однако и «обычные», стабильные социумы неизбежно содержат подобный «компонент». Можно даже сказать, что он является неминуемым спутником любого социального устройства - такой вот аналог Второго Начала термодинамики для общественных систем. Впрочем, данный момент можно понять и без привлечения указанной аналогии: в любом обществе всегда есть люди, имеющие своей целью обеспечение своих личных интересов за счет всех остальных. Воры, бандиты, казнокрады и прочие подобные «элементы».
Причина этого понятна и проста: человек, ворующих те или иные ресурсы, всегда имеет преимущество перед теми, кто их производит. А значит он - не важно, уличный карманник или коррумпированный сановник - всегда будет иметь фору перед любой правоохранительной системой, причем, чем больше общих ресурсов присваивается, тем значительнее эта фора. Поэтому любое общество всегда испытывает однозначное давление Хаоса, ведущее к его обеднению и разрушению. И чем дальше существует социум - тем сильнее становится данное давление, пока, наконец, оно не превысит все способности общества к компенсации. То есть, пока не наступит Катастрофа. А последняя наступает всегда - недаром в настоящее время не существует ни одного социума, известного с древности.
Тем не менее, существует и обратный механизм - та самая негэнтропийность. Которая, по сути, и «ответственна» за существования человеческих обществ: ведь если бы последние все время только разваливались, то человек вряд ли дотянул бы до настоящего времени. То есть, помимо совершенно очевидных «энтропийных» механизмов - вроде стремления человека решать свои проблемы за общественный счет - должны существовать и такие парадоксальные вещи, которые бы заставляли его делать обратное. То есть - вкладываться в «общее» вопреки своим частным интересам. Данное поведение кажется настолько необычным, что на заре понимания социодинамики оно всегда трактовалось исключительно «сверхъестественным» образом. Ну да - в основании каждого более-менее серьезного государства как правило, лежал «божественный акт». А основатели его, в подавляющем большинстве случаев, воспринимались богами, полубогами или, по крайней мере, героями-пророками - то есть, лицами, напрямую контактирующими с высшими силами.
В Новое Время, разумеется, подобные формулировки были смягчены - то есть, прямое вмешательство божеств в дела земные было исключено - однако «отцы-основатели» все равно остались людьми необычайных человеческих качеств. Что вызывало значительно противоречие тогда, когда исторические исследования позволяли добыть настоящие их характеристики. Как это случилось, например, с Владимиром Святославовичем - биография которого,причем, взятая из абсолютно открытых источников, оказалась настолько противоречивой, что непонятно стало: как подобный человек вообще мог управлять государством. Не говоря уж о том, чтобы его выстраивать. Впрочем, для других деятелей из самых разных стран дело обстоит не лучше. Поэтому указанная модель возникновения государств благодаря деяниям «великих личностей» так же оказалась малопригодной. Поэтому в настоящее время данный момент предпочитают вообще не затрагивать. Но, разумеется, делаются и попытки его разрешения.
* * *
Первое решение указанного противоречия предложил Л.Н. Гумилев. А именно, он предположил тот факт, что для возникновения социума - сам Гумилев предпочитал говорить об этносе, но речь вел именно о социальной системе - необходимо некое «негэнтропийное» действие. (Гумилеву и принадлежит данный термин.) То есть - то, что сможет противостоять Хаосу, и на какое-то время привести людей к тому, чтобы они предпочитали «общее» личному. Сам Лев Николаевич назвал данное свойство «пассионарностью» и связал с биологической особенностью. (Вызываемой мутациями из-за воздействия некоего космического излучения.) Разумеется, с биологической точки зрения теория Гумилева полностью ошибочна - что стало ясно практически сразу при опубликовании теории. Однако, несмотря на то, данная модель настолько хорошо объясняла механизм возникновения упорядоченности, что очень быстро нашла множество сторонников.
Впрочем, в настоящее время волна увлечения Гумилевым спала, и актуальными стали иные теории. Тем не менее, проблема с тем, что «в одно время» люди, в целом, ведут себя довольно эгоистично: растаскивают общее по частному, «забивают» на общее и вообще, не принимают последнее во внимание - а в другое актуальным принесение своих личных интересов в жертву общему, остается. Подобное аномальное поведение действительно может показаться изменением биологических констант человеческой сущности, ну, или реальным сверхъестественным воздействием. Однако тут есть одна тонкость. И состоит она в простом заблуждении: а именно - в том, что нет твердой уверенности в том, что все, считаемое нами нормой - есть норма. В том смысле, что невозможно только на основании текущего состояния сказать: реально ли альтруизм есть невыгодная стратегия для всех вариантов человеческого житья? Тем более, что существуют явные примеры обратного - речь идет о разного рода «недоразвитых» племенах, где господствуют иные представления. Самый известный пример подобного рода - североамериканские индейцы, давшие нам образ «благородного дикаря». Но не только - к примеру, то же самое можно было сказать о разного рода первобытных народах, начиная с наших «народов севера».
Самое же интересное тут то, что после начала тесного общения этих самых племен с «цивилизованными людьми» оказалось, что они вполне могут осваивать «цивилизованные» - т.е., эгоистические - модели поведения. А значит - никакой биологической предрасположенности к альтруизму или эгоизму нет, и корень проблемы стоит искать в социальных особенностях тех или иных обществ. Вопрос только - в каких? И вот тут мы подходим к самому главном - к тому, ради чего и был начат этот разговор. Дело в том, что найти указанные особенности обществ не так уж и трудно - если, как уже было сказано - рассмотреть весь цикл их развития. Дело в том, что для «нормального» социального устройства - то есть, такого, какое мы видим вокруг себя - перевод общих благ в частные действительно представляет собой самое лучшее, что можно предположить для индивида. Однако существуют и иные варианты, когда указанная стратегия поведения перестает быть выгодной. И даже не потому, что за него могут элементарно вздернуть на первом попавшемся дереве. (Хотя и это тоже имеет значение.) А просто от того, что социум в данный момент настолько слабый, что его малейшее ослабление ведет к развалу. Ну, а индивидов - или к необходимости интеграции в иные общественные системы, разумеется, на вторичных ролях. (Вплоть до роль рабов.) Или к гибели - поскольку очень часто распавшийся социум просто вырезали…
Так вот - в подобном состоянии оказывались эффективными такие модели поведения, которые для «спокойного мира» выглядят аномальными. Модели, которые подвергали сомнению не только благость эгоизма, но и сам конкурентно-иерархический способ организации жизни! Дело в том, что последний выгоден только тогда, когда «наверху» можно жить на порядок лучше, нежели «внизу». То есть - если княжеский дружинник большую часть своей жизни пирует и собирает «полюдье», то быть им, разумеется, намного приятнее, нежели крестьянином. Если же этого нет, и жизнь воина состоит только в том, чтобы воевать, то эта привлекательность очень сильно меркнет. Если же прибавить сюда тот факт, что от войны - то есть, защиты своей земли - в данный момент зависит сама жизнь людей, то не удивительно, что воинами в подобном состоянии являются все мужчины, и выделить их в отдельное сословие невозможно. То же самое можно сказать и про крестьянский труд: если прибавочный продукт невелик, то выделять особых «воюющих» людей в отдельную категорию нет смысла. Социум их просто не прокормит. То есть - для образования аристократии требуется одновременно и избыток ресурсов, и возможность для воинского сословия быстро обеспечить свое благополучие. (К примеру, через набеги на богатых соседей.)
* * *
Вот тут то и лежит корень социогенеза - то есть, образования новых обществ. Дело в том, что в «протосоциальном» состоянии, когда общественная система слабая и простая, она оптимальной оказывается именно для альтруистического, негэнтропийного поведения. «Крысятничество» тут не просто не приветствуется - оно очень жестко подавляется. А вот личная доблесть, способность жертвовать всеми своими интересами - включая жизнь - ради общего блага, напротив, оказывается крайне выгодной. (Поскольку именно умение сделать жизнь лучше и выводит «в руководители».) В этот момент и закладываются все основы для будущего успеха социума - начиная с норм этики и морали и заканчивая завоеванием жизненного плацдарма. Ну, а затем - все развивается «естественным образом»: «протосоциум» превращается в социум, воины вначале в дружинников, а затем - в аристократов. (Живущих уже не ограбление соседей, которых давно уже присоединили к «своей системе», а поборами с крестьян.) И, разумеется, негэнтропийные тактики тут оказывались намного менее эффективными - однако в общественном сознании еще сохраняется «коллективная память» о том, что именно они являются основой общественного развития. Поэтому, пусть в намного менее сильной форме, они продолжают существовать в совершенно ином обществе, способствуя его дальнейшему усилению. Тем более, что запас «энергии» - а точнее, структурности - сделанный на первом этапе, оказывается настолько велик, что кажется, будто социум будет существовать всегда.
Ну, и разумеется - исходя из этого делается вывод, будто становящиеся наиболее эффективными на данном этапе эгоистические тактики являются самыми нормальными и единственно подходящими человеку. (Ну, а что - все воруют, а государство не разваливается!) Однако это ошибочно - поскольку реально они только и делают, что «подтачивают» основы социума. То есть - ведут его к неизбежной гибели. Которая, в свою очередь, превращает социум в «субстрат», пригодный или для зарождения нового «протосоциума», или - что случается на порядок чаще - для поглощения соседними социумами или «протосоциумами». «Конец - и вновь начало» - как писал о подобном моменте уже не раз упомянутый Л.Н. Гумилев. Однако, если - в отличие от гумилевской концепции - подобный ритм развития общественных систем определяется не на «железном», биологическом уровне, а на уровне «базовых стратегий», то значит, никакой жесткой необходимости в его «полном прохождении» нет. И, следовательно, указанная негэнтропийная тенденция может быть усилена без обязательного разрушения имеющейся системы. (Ну, или без полного разрушения - поскольку понятно, что значительную часть имеющихся «социальных надстроек» менять все равно придется.) В результате чего можно будет избежать огромного числа самых неприятных последствий, начиная с гибели и страданий людей, и заканчивая уничтожением материальных и культурных ценностей.
То есть, получается, что, с одной стороны, мы всегда можем предположить наличие у общества наличия энтропийных - убийственных, разрушительных и гибельных стратегий, ведущего к неизбежной гибели. А, с другой - наличие совершенно противоположного - негэнтропийного, созидающего устремления, которое позволяет ему хоть как-то избежать указанного конца. На основании чего совершенно твердо можно сделать вывод о том, что любое действие человека имеет четко выраженный анизотропный характер. То есть - мы как раз и выходим к «той самой» этике, ради которой и завели указанный разговор. И уже на основании вышесказанного мы можем подойти к интересующей нас теме «оценки исторических личностей».
Но, разумеется, все это будет чуть позже…
Причина этого понятна и проста: человек, ворующих те или иные ресурсы, всегда имеет преимущество перед теми, кто их производит. А значит он - не важно, уличный карманник или коррумпированный сановник - всегда будет иметь фору перед любой правоохранительной системой, причем, чем больше общих ресурсов присваивается, тем значительнее эта фора. Поэтому любое общество всегда испытывает однозначное давление Хаоса, ведущее к его обеднению и разрушению. И чем дальше существует социум - тем сильнее становится данное давление, пока, наконец, оно не превысит все способности общества к компенсации. То есть, пока не наступит Катастрофа. А последняя наступает всегда - недаром в настоящее время не существует ни одного социума, известного с древности.
Тем не менее, существует и обратный механизм - та самая негэнтропийность. Которая, по сути, и «ответственна» за существования человеческих обществ: ведь если бы последние все время только разваливались, то человек вряд ли дотянул бы до настоящего времени. То есть, помимо совершенно очевидных «энтропийных» механизмов - вроде стремления человека решать свои проблемы за общественный счет - должны существовать и такие парадоксальные вещи, которые бы заставляли его делать обратное. То есть - вкладываться в «общее» вопреки своим частным интересам. Данное поведение кажется настолько необычным, что на заре понимания социодинамики оно всегда трактовалось исключительно «сверхъестественным» образом. Ну да - в основании каждого более-менее серьезного государства как правило, лежал «божественный акт». А основатели его, в подавляющем большинстве случаев, воспринимались богами, полубогами или, по крайней мере, героями-пророками - то есть, лицами, напрямую контактирующими с высшими силами.
В Новое Время, разумеется, подобные формулировки были смягчены - то есть, прямое вмешательство божеств в дела земные было исключено - однако «отцы-основатели» все равно остались людьми необычайных человеческих качеств. Что вызывало значительно противоречие тогда, когда исторические исследования позволяли добыть настоящие их характеристики. Как это случилось, например, с Владимиром Святославовичем - биография которого,причем, взятая из абсолютно открытых источников, оказалась настолько противоречивой, что непонятно стало: как подобный человек вообще мог управлять государством. Не говоря уж о том, чтобы его выстраивать. Впрочем, для других деятелей из самых разных стран дело обстоит не лучше. Поэтому указанная модель возникновения государств благодаря деяниям «великих личностей» так же оказалась малопригодной. Поэтому в настоящее время данный момент предпочитают вообще не затрагивать. Но, разумеется, делаются и попытки его разрешения.
* * *
Первое решение указанного противоречия предложил Л.Н. Гумилев. А именно, он предположил тот факт, что для возникновения социума - сам Гумилев предпочитал говорить об этносе, но речь вел именно о социальной системе - необходимо некое «негэнтропийное» действие. (Гумилеву и принадлежит данный термин.) То есть - то, что сможет противостоять Хаосу, и на какое-то время привести людей к тому, чтобы они предпочитали «общее» личному. Сам Лев Николаевич назвал данное свойство «пассионарностью» и связал с биологической особенностью. (Вызываемой мутациями из-за воздействия некоего космического излучения.) Разумеется, с биологической точки зрения теория Гумилева полностью ошибочна - что стало ясно практически сразу при опубликовании теории. Однако, несмотря на то, данная модель настолько хорошо объясняла механизм возникновения упорядоченности, что очень быстро нашла множество сторонников.
Впрочем, в настоящее время волна увлечения Гумилевым спала, и актуальными стали иные теории. Тем не менее, проблема с тем, что «в одно время» люди, в целом, ведут себя довольно эгоистично: растаскивают общее по частному, «забивают» на общее и вообще, не принимают последнее во внимание - а в другое актуальным принесение своих личных интересов в жертву общему, остается. Подобное аномальное поведение действительно может показаться изменением биологических констант человеческой сущности, ну, или реальным сверхъестественным воздействием. Однако тут есть одна тонкость. И состоит она в простом заблуждении: а именно - в том, что нет твердой уверенности в том, что все, считаемое нами нормой - есть норма. В том смысле, что невозможно только на основании текущего состояния сказать: реально ли альтруизм есть невыгодная стратегия для всех вариантов человеческого житья? Тем более, что существуют явные примеры обратного - речь идет о разного рода «недоразвитых» племенах, где господствуют иные представления. Самый известный пример подобного рода - североамериканские индейцы, давшие нам образ «благородного дикаря». Но не только - к примеру, то же самое можно было сказать о разного рода первобытных народах, начиная с наших «народов севера».
Самое же интересное тут то, что после начала тесного общения этих самых племен с «цивилизованными людьми» оказалось, что они вполне могут осваивать «цивилизованные» - т.е., эгоистические - модели поведения. А значит - никакой биологической предрасположенности к альтруизму или эгоизму нет, и корень проблемы стоит искать в социальных особенностях тех или иных обществ. Вопрос только - в каких? И вот тут мы подходим к самому главном - к тому, ради чего и был начат этот разговор. Дело в том, что найти указанные особенности обществ не так уж и трудно - если, как уже было сказано - рассмотреть весь цикл их развития. Дело в том, что для «нормального» социального устройства - то есть, такого, какое мы видим вокруг себя - перевод общих благ в частные действительно представляет собой самое лучшее, что можно предположить для индивида. Однако существуют и иные варианты, когда указанная стратегия поведения перестает быть выгодной. И даже не потому, что за него могут элементарно вздернуть на первом попавшемся дереве. (Хотя и это тоже имеет значение.) А просто от того, что социум в данный момент настолько слабый, что его малейшее ослабление ведет к развалу. Ну, а индивидов - или к необходимости интеграции в иные общественные системы, разумеется, на вторичных ролях. (Вплоть до роль рабов.) Или к гибели - поскольку очень часто распавшийся социум просто вырезали…
Так вот - в подобном состоянии оказывались эффективными такие модели поведения, которые для «спокойного мира» выглядят аномальными. Модели, которые подвергали сомнению не только благость эгоизма, но и сам конкурентно-иерархический способ организации жизни! Дело в том, что последний выгоден только тогда, когда «наверху» можно жить на порядок лучше, нежели «внизу». То есть - если княжеский дружинник большую часть своей жизни пирует и собирает «полюдье», то быть им, разумеется, намного приятнее, нежели крестьянином. Если же этого нет, и жизнь воина состоит только в том, чтобы воевать, то эта привлекательность очень сильно меркнет. Если же прибавить сюда тот факт, что от войны - то есть, защиты своей земли - в данный момент зависит сама жизнь людей, то не удивительно, что воинами в подобном состоянии являются все мужчины, и выделить их в отдельное сословие невозможно. То же самое можно сказать и про крестьянский труд: если прибавочный продукт невелик, то выделять особых «воюющих» людей в отдельную категорию нет смысла. Социум их просто не прокормит. То есть - для образования аристократии требуется одновременно и избыток ресурсов, и возможность для воинского сословия быстро обеспечить свое благополучие. (К примеру, через набеги на богатых соседей.)
* * *
Вот тут то и лежит корень социогенеза - то есть, образования новых обществ. Дело в том, что в «протосоциальном» состоянии, когда общественная система слабая и простая, она оптимальной оказывается именно для альтруистического, негэнтропийного поведения. «Крысятничество» тут не просто не приветствуется - оно очень жестко подавляется. А вот личная доблесть, способность жертвовать всеми своими интересами - включая жизнь - ради общего блага, напротив, оказывается крайне выгодной. (Поскольку именно умение сделать жизнь лучше и выводит «в руководители».) В этот момент и закладываются все основы для будущего успеха социума - начиная с норм этики и морали и заканчивая завоеванием жизненного плацдарма. Ну, а затем - все развивается «естественным образом»: «протосоциум» превращается в социум, воины вначале в дружинников, а затем - в аристократов. (Живущих уже не ограбление соседей, которых давно уже присоединили к «своей системе», а поборами с крестьян.) И, разумеется, негэнтропийные тактики тут оказывались намного менее эффективными - однако в общественном сознании еще сохраняется «коллективная память» о том, что именно они являются основой общественного развития. Поэтому, пусть в намного менее сильной форме, они продолжают существовать в совершенно ином обществе, способствуя его дальнейшему усилению. Тем более, что запас «энергии» - а точнее, структурности - сделанный на первом этапе, оказывается настолько велик, что кажется, будто социум будет существовать всегда.
Ну, и разумеется - исходя из этого делается вывод, будто становящиеся наиболее эффективными на данном этапе эгоистические тактики являются самыми нормальными и единственно подходящими человеку. (Ну, а что - все воруют, а государство не разваливается!) Однако это ошибочно - поскольку реально они только и делают, что «подтачивают» основы социума. То есть - ведут его к неизбежной гибели. Которая, в свою очередь, превращает социум в «субстрат», пригодный или для зарождения нового «протосоциума», или - что случается на порядок чаще - для поглощения соседними социумами или «протосоциумами». «Конец - и вновь начало» - как писал о подобном моменте уже не раз упомянутый Л.Н. Гумилев. Однако, если - в отличие от гумилевской концепции - подобный ритм развития общественных систем определяется не на «железном», биологическом уровне, а на уровне «базовых стратегий», то значит, никакой жесткой необходимости в его «полном прохождении» нет. И, следовательно, указанная негэнтропийная тенденция может быть усилена без обязательного разрушения имеющейся системы. (Ну, или без полного разрушения - поскольку понятно, что значительную часть имеющихся «социальных надстроек» менять все равно придется.) В результате чего можно будет избежать огромного числа самых неприятных последствий, начиная с гибели и страданий людей, и заканчивая уничтожением материальных и культурных ценностей.
То есть, получается, что, с одной стороны, мы всегда можем предположить наличие у общества наличия энтропийных - убийственных, разрушительных и гибельных стратегий, ведущего к неизбежной гибели. А, с другой - наличие совершенно противоположного - негэнтропийного, созидающего устремления, которое позволяет ему хоть как-то избежать указанного конца. На основании чего совершенно твердо можно сделать вывод о том, что любое действие человека имеет четко выраженный анизотропный характер. То есть - мы как раз и выходим к «той самой» этике, ради которой и завели указанный разговор. И уже на основании вышесказанного мы можем подойти к интересующей нас теме «оценки исторических личностей».
Но, разумеется, все это будет чуть позже…