Еще о «стране детства»
В прошлой теме был поднят вопрос об излишней идеализации детства в позднесоветский период. То есть, о том, что тогда принято было считать, будто данный период жизни является самым лучшим временем для человека. Причем, следует сразу отметить, что речь тут шла вовсе не о существовании «текущих детей» - то есть, детей, живущих во время указанного «культа». (О данной особенности, впрочем, будет сказано чуть ниже.) Нет, тут речь шла о совершенно другом, практически не связанный с детьми, явлении - о том, что можно выразить, как некое стремление самых взрослых вернуться в указанный период, вновь стать детьми - и сожаление их в связи с невозможностью данного шага. Правда, стоит отметить, что «практических» попыток совершить данный возврат - то есть, то, что сейчас именуется «инфантилизацией» - в позднесоветский период не наблюдалось. Допустимость, скажем, игровых действий в возрасте сорока лет, или, например, ведение образа жизни, характерного для тинейжеров взрослыми «дядями и тетями», в рамках господствовавшего тогда общественного сознания была мала…
Однако даже в подобной, «невыраженной» форме, указанное явление прекрасно характеризовала отличие позднесоветской эпохи от того, что было характерно до нее. А конкретно - от стремления детей и подростков ранне и среднесоветского времени как можно быстрее вступить во взрослую жизнь. Проявлялось это по разному: например, в знаменитых «побегах» - когда подростки убегали из дома, чтобы… Ну, тут могли быть разные варианты: например, стать покорителем Северного Полюса. Или поехать на великие стройки. Бежали даже на войну, приписывая себе лишние года, чтобы попасть на фронт. (Что, кстати, очень жестко контрастирует с известным позднесоветским стремлением всячески избегать службы в армии.) Но, разумеется, одними «побегами» дело не ограничивалось - советские подростки пытались включиться в жизнь страны и менее радикальными методами.
К примеру, через участие в самых разнообразных «общегосударственных» мероприятиях - начиная с технического творчества и заканчивая общественной жизни. Кстати, интересно - но те же научно-технические журналы вплоть до начала 1970 делали упор именно на подобную, «социально-ориентированную» деятельность. Например, в «Радио» постоянно упоминается участие юных радиолюбителей в радиофикации страны, а в «Юном технике» описывается, как пионерам можно сделать… малую ГЭС в колхозных условиях. (И очень хорошо заметно, как в 1970, а особенно в 1980 годы эта часть отходит на второй план и почти исчезает.) Или, к примеру, очень хорошо указанное явление можно увидеть на примере «тимуровского движения». Последнее, как известно, было буквальным образом «сконструировано» Аркадием Петровичем Гайдаром в знаменитой книге «Тимур и его команда». Там эта самая «команда» подростков занималась тем, что… оказывала разного рода помощь нуждающимся лицам. Причем анонимно, не имея возможности получения не только наград, но и простой благодарности. Данная картина даже тогда могла показаться полностью искусственной, противоречащей всему опыту господствовавшей педагогики. (Собственно, именно так критики и отзывались про книгу - и единственное, что ее спасли, так это откровенная просоветская и прокоммунистическая ориентация.)
Но, вопреки указанным представлениям, чуть ли не сразу после выхода данного произведения описанная в нем ситуация начала воспроизводиться в реальности. То есть - реальные подростки начали «играть в Тимура» - делая добро и получая от этого удовольствие. И хотя впоследствии «тимурство» было поставлено на государственную основу, указанная добровольность сохранялась до самого начала падения СССР. То есть, выходило, что «привычная педагогическая модель», согласно которой дети не способны к любой сознательной работе, является ошибочной. Впрочем, первым, кто это доказал, был Антон Семенович Макаренко еще в начале 1920 годов. (Что так же вызвало лютый батхерт у «официальной педагогики».) Правда, и в «макаренковское время», и во «время» Гайдара, своей ошибки «официальная педагогика» так и не признала, неявно продолжая полагать, будто ничего, за исключением игр, подросткам не нужно. (То есть - все «полезное» необходимо детям «вдалбливать» посредством применения сила.) Так что указанный феномен оказался - в очередной раз - неотрефлексированным. (Нет, попытки понять его - и даже использовать, например, в «коммунарском движении» были, но они имели частный характер, несравнимый с указанным выше «монолитом» привычного представления.)
* * *
Впрочем, в позднесоветское время - как уже было сказано - это действие постепенно сошло на нет, заменившись «обратным процессом», то есть, стремлением взрослых к сохранению подросткового образа жизни. Правда, как уже было сказано, за пределы деклараций «тоски по ушедшему детству» это не выходило - к примеру, из-за требований обязательного трудоустройства. Да и великовозрастные «детки», живущие с родителями, вызывали осуждение. (Хотя, тот же Женя Лукашин из «Иронии судьбы» стал практически народным героем - а ведь он как раз «живет с мамой». Однако, во-первых, это кинематографический персонаж, а, во-вторых, полагалось, что Лукашин, все-таки, ведет активную трудовую деятельность. Тем не менее, в любом случае, тот факт, что подобный образ - тридцатилетний гражданин, живущий с мамой - оказался популярным, прекрасно свидетельствует об указанной проблеме.) Однако это самое «нежелание взрослеть» со временем возрастало - и к концу СССР его можно было наблюдать невооруженным взглядом.
Возникает вопрос: что же было причиной подобного изменения? Почему еще недавно дети старались «стать взрослыми», а теперь - взрослые жалеют, что не остались детьми? И постоянно страдают о прошедшем детстве - выглядевшем для них светлым и чистым… Стоп! Светлым и чистым по сравнению с чем? Да понятно, с чем - с текущим положением в жизни. Вот вам и ответ на указанный вопрос, который оказался элементарным. Дело в том, что подобное состояние общества прекрасно свидетельствовало о том, что в позднем СССР стремительно нарастали крайне неприятные проблемы, связанные с падением негэнтропийности общества. И, напротив, усилением энтропийных, инфернальных явлений - вроде той самой «серой зоны».
Ведь почему дети бежали во «взрослую жизнь», полную трудностей, а порой - и опасностей? А именно потому, что стремились побыстрее войти в систему негэнтропийного преобразования реальности. Иначе говоря, мечтали строить и узнавать, создавать новый мир, новые сущности - что, по сути, и является самой главной функцией разумного существа. Именно на этой основе и выстраивалась знаменитая макаренковская педагогика - которая вдребезги разбивала все предшествующие педагогические модели. На этом основании зародилось «тимуровское движение» - участники которого буквально ловили кайф от того, что делали мир лучше. Благодаря этому в СССР - да и не только в СССР - процветало разнообразное техническое (и нетехническое) творчество, дававшее детям и подросткам эту, столь дефицитную, возможность преобразования реальности. Творение мира - практически «божественная» функция, чего уж тут скрывать. Ну, а взрослые, строящие новые города и создающие могучие машины, поднимающие пустынные земли и превращающие пустыню в цветущий сад, в это время вряд ли могли пожелать «снова стать детьми». (То есть - созданиями слабыми, ограниченными в силах и возможностях.)
Однако в определенный момент эта самая негэнтропийная часть труда оказалась блокирована высоким уровнем его отчуждения - отчего-то не собирающимся снижаться, а, напротив, все время возрастающим. О том, почему так произошло, надо говорить отдельно - тут же можно только отметить тот факт, что речь шла не о статическом, а о динамическом процессе, представляющем собой суперпозицию очень многих систем. Но, в любом случае, оказалось, что взрослый, работающий человек чем дальше, тем меньше имеет возможности для создания чего-то - и все больше должен заниматься каким-то «доставанием». Доставанием всего: пресловутого «дефицита», «теплого места» на работе (впрочем, не теплого даже, а престижного), и даже (!), возможности приобщиться к культурным ценностям. (Если еще в 1960 годы попасть в Большой Театр мог любой - было бы желание, то в 1980 годы билеты туда уже надо было «доставать», использовать связи.) В результате чего «негэнтропийное очарование» взрослой жизни исчезло, и мир труда окрасился в привычный серый цвет - с неизбежным желанием покинуть его. (Впрочем, и привычный отдых стал почти таким же серым - поскольку изначальной целью его было восстановление сил, а вовсе не создание приятных возбуждений для нервной системы. В итоге актуальными стали искусственные «возбудители» - самым популярным из которых был алкоголь.)
* * *
По сравнения с подобным миром - миром, где не создавали, а доставали, миром, где главной задачей в жизни стало умение строить контакты с самыми неприятными людьми (начиная с начальства и заканчивая полукриминальными лицами из «серой зоны») - эпоха детства действительно казалась наполненной светом и счастьем. Тем более, что она то - для «современных взрослых» - относилась не просто ко времени иного возраста, но и иного уровня «негэнтропизма». (То есть, эти самые «взрослые» банально брали свои воспоминания из прошлого - и «приспосабливали» их к более богатой современности. В итоге им начинало казаться, что дети, лишенные бедности «их» послевоенного детства, должны буквально кататься, как сыр в масле. То же, что платой за это стало то, что «современные дети» теперь вынуждены были общаться с «современными» же взрослыми, как уже было сказано, замороченными вечным «доставанием» и прочими проявлениями «современности», никто не задумывался.)
Так что ничего хорошего в том, что детство считалось «наполненным светом», на самом деле не было. Ни взрослым, ни детям от этого было не легче - а точнее сказать, было намного труднее, нежели десятилетия назад, поскольку эта самая «идиллия» затмевала реальные проблемы. Поэтому подобное состояние может считаться ни чем иным, как признаком серьезного кризиса общества, имеющего высокую вероятность фатального исхода. Впрочем, сейчас в подобном - относительно позднего СССР - мало кто сомневается. Тем не менее, стоит понять, что данная проблема оносится не только - и не столько - к позднесоветскому периоду. Поскольку указанную «идеализацию» можно увидеть и в настоящее время - причем, сейчас эта проблема стоит на порядок сильнее. (По тем же самым причинам.) И не только в РФ. Но это, разумеется, уже совершенно иная тема…
Однако даже в подобной, «невыраженной» форме, указанное явление прекрасно характеризовала отличие позднесоветской эпохи от того, что было характерно до нее. А конкретно - от стремления детей и подростков ранне и среднесоветского времени как можно быстрее вступить во взрослую жизнь. Проявлялось это по разному: например, в знаменитых «побегах» - когда подростки убегали из дома, чтобы… Ну, тут могли быть разные варианты: например, стать покорителем Северного Полюса. Или поехать на великие стройки. Бежали даже на войну, приписывая себе лишние года, чтобы попасть на фронт. (Что, кстати, очень жестко контрастирует с известным позднесоветским стремлением всячески избегать службы в армии.) Но, разумеется, одними «побегами» дело не ограничивалось - советские подростки пытались включиться в жизнь страны и менее радикальными методами.
К примеру, через участие в самых разнообразных «общегосударственных» мероприятиях - начиная с технического творчества и заканчивая общественной жизни. Кстати, интересно - но те же научно-технические журналы вплоть до начала 1970 делали упор именно на подобную, «социально-ориентированную» деятельность. Например, в «Радио» постоянно упоминается участие юных радиолюбителей в радиофикации страны, а в «Юном технике» описывается, как пионерам можно сделать… малую ГЭС в колхозных условиях. (И очень хорошо заметно, как в 1970, а особенно в 1980 годы эта часть отходит на второй план и почти исчезает.) Или, к примеру, очень хорошо указанное явление можно увидеть на примере «тимуровского движения». Последнее, как известно, было буквальным образом «сконструировано» Аркадием Петровичем Гайдаром в знаменитой книге «Тимур и его команда». Там эта самая «команда» подростков занималась тем, что… оказывала разного рода помощь нуждающимся лицам. Причем анонимно, не имея возможности получения не только наград, но и простой благодарности. Данная картина даже тогда могла показаться полностью искусственной, противоречащей всему опыту господствовавшей педагогики. (Собственно, именно так критики и отзывались про книгу - и единственное, что ее спасли, так это откровенная просоветская и прокоммунистическая ориентация.)
Но, вопреки указанным представлениям, чуть ли не сразу после выхода данного произведения описанная в нем ситуация начала воспроизводиться в реальности. То есть - реальные подростки начали «играть в Тимура» - делая добро и получая от этого удовольствие. И хотя впоследствии «тимурство» было поставлено на государственную основу, указанная добровольность сохранялась до самого начала падения СССР. То есть, выходило, что «привычная педагогическая модель», согласно которой дети не способны к любой сознательной работе, является ошибочной. Впрочем, первым, кто это доказал, был Антон Семенович Макаренко еще в начале 1920 годов. (Что так же вызвало лютый батхерт у «официальной педагогики».) Правда, и в «макаренковское время», и во «время» Гайдара, своей ошибки «официальная педагогика» так и не признала, неявно продолжая полагать, будто ничего, за исключением игр, подросткам не нужно. (То есть - все «полезное» необходимо детям «вдалбливать» посредством применения сила.) Так что указанный феномен оказался - в очередной раз - неотрефлексированным. (Нет, попытки понять его - и даже использовать, например, в «коммунарском движении» были, но они имели частный характер, несравнимый с указанным выше «монолитом» привычного представления.)
* * *
Впрочем, в позднесоветское время - как уже было сказано - это действие постепенно сошло на нет, заменившись «обратным процессом», то есть, стремлением взрослых к сохранению подросткового образа жизни. Правда, как уже было сказано, за пределы деклараций «тоски по ушедшему детству» это не выходило - к примеру, из-за требований обязательного трудоустройства. Да и великовозрастные «детки», живущие с родителями, вызывали осуждение. (Хотя, тот же Женя Лукашин из «Иронии судьбы» стал практически народным героем - а ведь он как раз «живет с мамой». Однако, во-первых, это кинематографический персонаж, а, во-вторых, полагалось, что Лукашин, все-таки, ведет активную трудовую деятельность. Тем не менее, в любом случае, тот факт, что подобный образ - тридцатилетний гражданин, живущий с мамой - оказался популярным, прекрасно свидетельствует об указанной проблеме.) Однако это самое «нежелание взрослеть» со временем возрастало - и к концу СССР его можно было наблюдать невооруженным взглядом.
Возникает вопрос: что же было причиной подобного изменения? Почему еще недавно дети старались «стать взрослыми», а теперь - взрослые жалеют, что не остались детьми? И постоянно страдают о прошедшем детстве - выглядевшем для них светлым и чистым… Стоп! Светлым и чистым по сравнению с чем? Да понятно, с чем - с текущим положением в жизни. Вот вам и ответ на указанный вопрос, который оказался элементарным. Дело в том, что подобное состояние общества прекрасно свидетельствовало о том, что в позднем СССР стремительно нарастали крайне неприятные проблемы, связанные с падением негэнтропийности общества. И, напротив, усилением энтропийных, инфернальных явлений - вроде той самой «серой зоны».
Ведь почему дети бежали во «взрослую жизнь», полную трудностей, а порой - и опасностей? А именно потому, что стремились побыстрее войти в систему негэнтропийного преобразования реальности. Иначе говоря, мечтали строить и узнавать, создавать новый мир, новые сущности - что, по сути, и является самой главной функцией разумного существа. Именно на этой основе и выстраивалась знаменитая макаренковская педагогика - которая вдребезги разбивала все предшествующие педагогические модели. На этом основании зародилось «тимуровское движение» - участники которого буквально ловили кайф от того, что делали мир лучше. Благодаря этому в СССР - да и не только в СССР - процветало разнообразное техническое (и нетехническое) творчество, дававшее детям и подросткам эту, столь дефицитную, возможность преобразования реальности. Творение мира - практически «божественная» функция, чего уж тут скрывать. Ну, а взрослые, строящие новые города и создающие могучие машины, поднимающие пустынные земли и превращающие пустыню в цветущий сад, в это время вряд ли могли пожелать «снова стать детьми». (То есть - созданиями слабыми, ограниченными в силах и возможностях.)
Однако в определенный момент эта самая негэнтропийная часть труда оказалась блокирована высоким уровнем его отчуждения - отчего-то не собирающимся снижаться, а, напротив, все время возрастающим. О том, почему так произошло, надо говорить отдельно - тут же можно только отметить тот факт, что речь шла не о статическом, а о динамическом процессе, представляющем собой суперпозицию очень многих систем. Но, в любом случае, оказалось, что взрослый, работающий человек чем дальше, тем меньше имеет возможности для создания чего-то - и все больше должен заниматься каким-то «доставанием». Доставанием всего: пресловутого «дефицита», «теплого места» на работе (впрочем, не теплого даже, а престижного), и даже (!), возможности приобщиться к культурным ценностям. (Если еще в 1960 годы попасть в Большой Театр мог любой - было бы желание, то в 1980 годы билеты туда уже надо было «доставать», использовать связи.) В результате чего «негэнтропийное очарование» взрослой жизни исчезло, и мир труда окрасился в привычный серый цвет - с неизбежным желанием покинуть его. (Впрочем, и привычный отдых стал почти таким же серым - поскольку изначальной целью его было восстановление сил, а вовсе не создание приятных возбуждений для нервной системы. В итоге актуальными стали искусственные «возбудители» - самым популярным из которых был алкоголь.)
* * *
По сравнения с подобным миром - миром, где не создавали, а доставали, миром, где главной задачей в жизни стало умение строить контакты с самыми неприятными людьми (начиная с начальства и заканчивая полукриминальными лицами из «серой зоны») - эпоха детства действительно казалась наполненной светом и счастьем. Тем более, что она то - для «современных взрослых» - относилась не просто ко времени иного возраста, но и иного уровня «негэнтропизма». (То есть, эти самые «взрослые» банально брали свои воспоминания из прошлого - и «приспосабливали» их к более богатой современности. В итоге им начинало казаться, что дети, лишенные бедности «их» послевоенного детства, должны буквально кататься, как сыр в масле. То же, что платой за это стало то, что «современные дети» теперь вынуждены были общаться с «современными» же взрослыми, как уже было сказано, замороченными вечным «доставанием» и прочими проявлениями «современности», никто не задумывался.)
Так что ничего хорошего в том, что детство считалось «наполненным светом», на самом деле не было. Ни взрослым, ни детям от этого было не легче - а точнее сказать, было намного труднее, нежели десятилетия назад, поскольку эта самая «идиллия» затмевала реальные проблемы. Поэтому подобное состояние может считаться ни чем иным, как признаком серьезного кризиса общества, имеющего высокую вероятность фатального исхода. Впрочем, сейчас в подобном - относительно позднего СССР - мало кто сомневается. Тем не менее, стоит понять, что данная проблема оносится не только - и не столько - к позднесоветскому периоду. Поскольку указанную «идеализацию» можно увидеть и в настоящее время - причем, сейчас эта проблема стоит на порядок сильнее. (По тем же самым причинам.) И не только в РФ. Но это, разумеется, уже совершенно иная тема…