К предыдущему. О классовой сути науки.
Самое главное, что стоит понять из ситуации с психологией, да и вообще, с «науками о сознании» (включая этологию человека и физиологию головного мозга!) - это то, что существующее положение прекрасно объясняется понятием классовой сути науки. Да-да, этой самой классовой сутью, над которой советскими десятилетиями было принято смеяться в «приличном обществе», считая ее откровенным бредом. Впрочем, в советское время казалось, что вообще все, что говориться о классовом обществе, представляет собой, в лучшем случае, забавную гиперболу (а в худшем - однозначное вранье). И только сейчас стало понятно, что как раз но нем говорилась чистая правда. Более того, сравнивать то, что распространял советский «агитпроп» и то, что было принято считать «в приличном обществе» вообще смешно - поскольку как раз последнее и представляет собой абсолютно чистую и не замутненную связью с реальностью фантазию во всех своих проявлениях.
Впрочем, в данном случае речь идет не об ошибках советских «приличных и совестливых» граждан, а о совершенно другом. О том, что совершенно ошибочно говорить о какой либо деятельности, как о свободной от классового влияния. И наука тут не одинока - все, что когда-либо делается человеком - делается непременно ради интересов того или иного класса. Собственно, единственное отличие указанной области состоит в том, что ученые всегда декларировали именно свою приверженность «абсолютной истине», пытаясь показать, что находятся вне тех или иных политических сторон. Собственно, именно это качество для многих и является самым ценным в науке, выполняя важную роль в рекрутинге новых членов для данной области. Но, как можно легко понять, оно же выступает главнейшим заблуждением, очень сильно искажающим реальную картину мира. В частности, ставящим ученого в положение некоего «эксперта», т.е., якобы независимого субъекта, дающего объективную оценку происходящему. Впрочем, в настоящее время полная предвзятость любых экспертных оценок стала видна уже практически всем - и следовательно, деструктивная роль указанного заблуждения снижается (по сравнению, скажем, с концом 1980 - 1990 годами).
* * *
Однако важно понять, что классовый интерес проявляется всегда и во всем - вне того, в какой области работает человек. На самом деле, конкретный механизм реализации этого интереса крайне прост и очевиден. А именно - любой ученый должен на что-то жить и работать - т.е. иметь крайне дефицитные средства на реализацию крайне дорогих научных программ. Но даже если брать чистых теоретиков, которым ничего, кроме карандаша, не нужно - то необходимость есть каждый день для него никто не может отрицать. Однако при всем этом дать необходимый для общества продукт ученый может лишь после длительной работы. А зачастую - и этого не происходит (работа исследователя оказывается ошибочной). Т.е., просто продать плоды своего труда - и с того получить деньги на новые исследования - он не может.
Разумеется, мощь науки настолько велика, что даже успеха одного из сотен (а то и тысяч) исследований оказывается достаточным для того, чтобы «окупить» все вышесказанное.Однако, это - исключительно «после». А «до» - однозначно неясная перспектива в мало кем понимаемой области. Причем хорошо еще, если указанный процесс можно хоть как-то классифицировать и оценить вероятность успеха - тогда еще можно говорить о венчурном инвестировании. Хотя и это означает, что «субъективный фактор» инвестора увеличивается до астрономических величин. Однако в огромном количестве областей даже примерные «прикидки» экономической эффективности являются невозможными. Причем, к подобной категории относятся как раз самые фундаментальные области. А значит, единственное, на что тут можно надеяться - так это на то, что лица, распоряжающиеся капиталом, дадут средства на исследования просто из «классовой солидарности». На самом деле, это только звучит смешно - да и то, исключительно для позднесоветского человека. В реальности же все эти Академии, все эти институты и университеты с громкими именами и высокими рейтингами представляют собой именно то самое проявление «классовой солидарности».
Т.е., эти самые организации показывают банкирами и промышленниками тот факт, что являются с ними «птицами одного полета». Впрочем, если честно, то началось все это еще задолго до появления капитализма, как такового. Уже средневековые университеты представляли собой не что иное, как разновидность элитарных корпораций. Звание «доктора» и уж тем более профессора означало, прежде всего, возможность на равных разговаривать с «сильными мира сего». А уж затем - какую-то научную или преподавательскую работу. Последнее было не главное - главной была возможность «не ломать шапок» перед любым «благородным». При этом поведение «среднего студента» было крайне схоже с поведением «среднего дворянина», т.е., вести разгульный образ жизни, абсолютно не зависимый от состояния кошелька (впрочем, у огромного количества дворян там было не больше денег, нежели у студентов), возможность выхватывать шпагу по любому случаю (впрочем, тут было отличие - очень часть вместо полноценных дуэлей дело ограничивалось банальной дракой), а так же известное отношение к любым проявлениям власти (именно отсюда идет известная оппозиционность университетов).
Впрочем, достаточно часто «ученым» могло быть прямо пожаловано дворянство - т.е., допуск в высшие слои власти. Правда, опять-таки, под «учеными» следует понимать не лиц, занимающихся научными исследованиями, а тех людей, которые входят в указанные корпорации. Реально наукой большая часть их занималась весьма неохотно, да и достаточно «специфически» (недаром слово «схоластика» с тех времен означает практически чистую синекуру). Однако иной формы получения средств в условиях классового общества представить невозможно. В итоге, конечно, ничто не могло запретить «человеку с улицы» заниматься постижением тайн мира. Но вот получить на это хоть какие-то гроши ему было проблематично - количество примеров, когда какой-либо «самоучка» приходил в официальные инстанции с тем или иным изобретением, но ничего не получал, огромно. (А вот обратных случаев почти неизвестно). Единственно возможным путем для него становилось «встраивание в корпорацию», т.е., прохождение огромного числа инициаций, позволявших при определенных условиях «стать своим». Как Михайло Васильевич Ломоносов. Однако как раз последний пример показывает, насколько труден был такой путь, и насколько сильным человеком надо было быть, чтобы его пройти.
А так - большая часть «ученых» представляла собой именно «корпорационеров», а не исследователей (жизнь того же Михайло Васильевича представляет собой именно непрерывную борьбу с данными типами). Собственно, наступление капитализма не особенно изменило данную ситуацию - ну, если только ношение шпаги или парика было заменено на более подобающий буржуа вид. Правда, «прикладникам» стало немного полегче - можно стало напрямую обращаться к инвесторам. Но это только в том случае, если, во-первых, данная область могла иметь реальные коммерческие перспективы. А, во-вторых - если ученый или изобретатель мог предоставить заинтересованным лицам нечто, что действительно могло убедить их в значимости данной темы. Т.е., «несистемным исследователем» вначале необходимо было каким-то образом, за свой счет, сделать хоть что-то значимое, а уже потом рассчитывать на деньги. Кстати, данная особенность привела к появлению такого феномена, как «поп-наука», т.е., наука, основанная на ярких демонстрациях, причем не обязательно имеющих под собой реальные феномены (т.е., на чистом фокусничестве). Однако эта самая пограничная с мошенничеством область (а порой и переходящая в чистый обман) на самом деле является жизненной необходимостью для инновационной деятельности - поскольку иначе, как яркой презентацией убедить инвесторов в перспективах тяжело.
* * *
Впрочем, про это я уже не раз писал, и подробно затрагивать тут не буду. Отмечу только, что касается указанное состояние в основном «прикладников». «Фундаменталисты» же по прежнему остались обязанными или «входить» в область правящих классов - или исчезнуть. Более того, если в прошлом наукой еще можно было заниматься, «перебрасывая» средства из иных областей (т.е., за личные деньги), или попытаться растрогать внимание меценатов - то по мере развития капитализма и увеличения числа «системных инноваторов» и их корпораций, а равным образом, и по мере роста затрат на исследования - подобная «лазейка» закрылась. Отныне ученый - или «законный» член корпорации (академии, университета или еще каких-либо подобных организаций), или чисто нанятый работник крупной фирмы, или - как было сказано выше, «поп-ученый», полу- или полностью мошенник, занимающийся «раскруткой» инвесторов. Другого не дано…
Впрочем, до определенного времени данная система ничуть не мешала росту инноваций. Во-первых, стоимость многих исследований была не особенно велика. А во-вторых - если учитывать «во-первых», это делало возможным существования «в недрах» упомянутых организаций «настоящих ученых». Т.е., таких, которые не о красоте мундира думают, ни о новых орденах, поместьях и повышенном жаловании, ни о чинах и богатстве - но о том, чтобы добывать (удивительно) какие-то знания об окружающем мире. Именно эти люди и являлись реальными двигателями науки, именно они и вносили в нее ту самую пользу, за которую, собственно, данную систему и содержали. Однако, замечу, даже они не были свободны от воздействия правящих классов, поскольку конкретно исследователь может думать, что угодно - но руководитель института или, даже, лаборатории обязан конкретно думать о том, чтобы выбранная тема была актуальна для вышестоящего руководства. Причем, чем дороже становились исследования - тем меньше становился «коридор возможностей» для подобного выбора, тем более «классовым» становилось подобное занятие.
Разумеется, завершилось все понятно как. А именно - все свелось к системе грантов и пресловутому «индексу цитируемости», что полностью ликвидировало свободу, как таковую. Собственно, теперь говорить о какой-либо деятельности, не укладывающейся в «формат» (что было возможно в рамках прежней системы) нельзя вообще никак. Т.е., если ранее можно было надеяться на занятия чем-то интересным конкретному человеку - после выполнения «обязательной программы» исследований - то теперь можно делать только то, на что выделяются гранты. И самое главное - что может публиковаться в определенных журналах. Вне этой среды не будет даже тех грошей, что ранее могли перепасть «несистемщикам». Поэтому оспаривать классовую суть исследований в настоящее время просто смешно. А значит, ни о какой «независимости» научной среды, ее «объективности» лучше не вспоминать: если о той же буржуазной демократии сейчас никто не вспоминает без упоминания «продажности», то наука вообще не должна рассматриваться с этой точки зрения.
* * *
На самом деле, это, конечно, не означает, что научные результаты сегодня представляют собой чистую «лажу». Нет, конечно - сама по себе классовая принадлежность не означает неизбежную ложь (хотя и способствует ей). Собственно, единственное, что стоит понимать - так это то, наука просто обязана выступать тем или иным способом легитимизации существующего положения. Это было актуальным и в период абсолютизма, когда и члены академий, и мыслители выпускали трактаты о важности социальной пирамиды. И в период «классического капитализма», когда они писали о благости существующего порядка. (И в социальном, и, скажем, в «расовом» плане - скажем, в XIX веке выходило немало работ, утверждающих о низком умственном развитии «небелых» рас. Особенно забавно в этом качестве выглядит уверенность о неспособности «желтых» к наукам - поскольку уже несколько десятилетий именно японцы с китайцами неизменно занимают высокие места в данной области. Ну, и в качестве «противовеса» этому можно найти представления китайцев с японцами о подобной же неспособности «белых варваров».)
Поэтому нет ничего удивительного в том, что подобный тренд продолжается и по сей день. За столетие сменилась масса концепций, в качестве «идеала», к которому необходимо стремится была предложена масса вариантов - в зависимости от того, какой конкретно режим был «на дворе». Было «велфер стейт» - будем сводить все к нему, наступил период неолиберализма - надо доказывать, что именно этот путь оптимален. Единственное, что остается неизменным - это признание необходимости неравенства. Собственно, именно этот факт и является самым главным последствием «классовости» науки: поскольку само существование господствующих классов есть следствие неравенства, то никакой «официальный исследователь» (т.е., человек, получающий за свою работу деньги) никогда ни в каких условиях не может его отрицать. Поэтому совершенно естественно большая часть ученых, занимающихся социальной или связанной с социальным проблематикой, неизбежно будет стремиться к получению соответствующих результатов. Ну, или «вылететь вон» за пределы «корпорации»…
Ну, и в качестве следствия из всего этого можно привести тот факт, что никакой включенный в «корпорацию» исследователь (т.е., именно тот человек, которого и принято называть «ученым») никогда не создаст теорию, отрицающую текущее положение. Особенно сейчас, когда прежняя относительная «свобода» заменена практически полным подчинением «корпоративным нуждам». Поэтому никакая «теория будущего общества» не может быть создана наукой общества современного. А значит, единственной возможностью для ее появление становится ситуация изменения общественного режима.
* * *
А пока - единственная надежда на «неинкорпарированных» исследователей прошлого, тех самых «основоположников», которые, в отличие от современных деятелей денег у правящих классов не просили. (Из-за указанной уже возможности существования некоторой «зоны свободы» для небольшого числа людей - закрывшейся в настоящее время.) Да, собственно, и этого уже давно достаточно…
Собственно, именно этот факт должен быть понятен каждому думающему человеку. И если он продолжает желать появления новой и прекрасно разработанной теории - то он или просто не понимает особенностей существования науки. Или - просто лжет, на самом деле испытывая ужас от идеи об общественном изменении (т.е., реально или «виртуально» относится к тем самым господствующим классам.) Но подобное так же является нормой - в любом обществе существует достаточное число людей, удовлетворенных текущим положением, и не желающих никаких перемен.
Правда, развитие Истории они остановить не могут - какие бы иллюзии на это не питали…
Впрочем, в данном случае речь идет не об ошибках советских «приличных и совестливых» граждан, а о совершенно другом. О том, что совершенно ошибочно говорить о какой либо деятельности, как о свободной от классового влияния. И наука тут не одинока - все, что когда-либо делается человеком - делается непременно ради интересов того или иного класса. Собственно, единственное отличие указанной области состоит в том, что ученые всегда декларировали именно свою приверженность «абсолютной истине», пытаясь показать, что находятся вне тех или иных политических сторон. Собственно, именно это качество для многих и является самым ценным в науке, выполняя важную роль в рекрутинге новых членов для данной области. Но, как можно легко понять, оно же выступает главнейшим заблуждением, очень сильно искажающим реальную картину мира. В частности, ставящим ученого в положение некоего «эксперта», т.е., якобы независимого субъекта, дающего объективную оценку происходящему. Впрочем, в настоящее время полная предвзятость любых экспертных оценок стала видна уже практически всем - и следовательно, деструктивная роль указанного заблуждения снижается (по сравнению, скажем, с концом 1980 - 1990 годами).
* * *
Однако важно понять, что классовый интерес проявляется всегда и во всем - вне того, в какой области работает человек. На самом деле, конкретный механизм реализации этого интереса крайне прост и очевиден. А именно - любой ученый должен на что-то жить и работать - т.е. иметь крайне дефицитные средства на реализацию крайне дорогих научных программ. Но даже если брать чистых теоретиков, которым ничего, кроме карандаша, не нужно - то необходимость есть каждый день для него никто не может отрицать. Однако при всем этом дать необходимый для общества продукт ученый может лишь после длительной работы. А зачастую - и этого не происходит (работа исследователя оказывается ошибочной). Т.е., просто продать плоды своего труда - и с того получить деньги на новые исследования - он не может.
Разумеется, мощь науки настолько велика, что даже успеха одного из сотен (а то и тысяч) исследований оказывается достаточным для того, чтобы «окупить» все вышесказанное.Однако, это - исключительно «после». А «до» - однозначно неясная перспектива в мало кем понимаемой области. Причем хорошо еще, если указанный процесс можно хоть как-то классифицировать и оценить вероятность успеха - тогда еще можно говорить о венчурном инвестировании. Хотя и это означает, что «субъективный фактор» инвестора увеличивается до астрономических величин. Однако в огромном количестве областей даже примерные «прикидки» экономической эффективности являются невозможными. Причем, к подобной категории относятся как раз самые фундаментальные области. А значит, единственное, на что тут можно надеяться - так это на то, что лица, распоряжающиеся капиталом, дадут средства на исследования просто из «классовой солидарности». На самом деле, это только звучит смешно - да и то, исключительно для позднесоветского человека. В реальности же все эти Академии, все эти институты и университеты с громкими именами и высокими рейтингами представляют собой именно то самое проявление «классовой солидарности».
Т.е., эти самые организации показывают банкирами и промышленниками тот факт, что являются с ними «птицами одного полета». Впрочем, если честно, то началось все это еще задолго до появления капитализма, как такового. Уже средневековые университеты представляли собой не что иное, как разновидность элитарных корпораций. Звание «доктора» и уж тем более профессора означало, прежде всего, возможность на равных разговаривать с «сильными мира сего». А уж затем - какую-то научную или преподавательскую работу. Последнее было не главное - главной была возможность «не ломать шапок» перед любым «благородным». При этом поведение «среднего студента» было крайне схоже с поведением «среднего дворянина», т.е., вести разгульный образ жизни, абсолютно не зависимый от состояния кошелька (впрочем, у огромного количества дворян там было не больше денег, нежели у студентов), возможность выхватывать шпагу по любому случаю (впрочем, тут было отличие - очень часть вместо полноценных дуэлей дело ограничивалось банальной дракой), а так же известное отношение к любым проявлениям власти (именно отсюда идет известная оппозиционность университетов).
Впрочем, достаточно часто «ученым» могло быть прямо пожаловано дворянство - т.е., допуск в высшие слои власти. Правда, опять-таки, под «учеными» следует понимать не лиц, занимающихся научными исследованиями, а тех людей, которые входят в указанные корпорации. Реально наукой большая часть их занималась весьма неохотно, да и достаточно «специфически» (недаром слово «схоластика» с тех времен означает практически чистую синекуру). Однако иной формы получения средств в условиях классового общества представить невозможно. В итоге, конечно, ничто не могло запретить «человеку с улицы» заниматься постижением тайн мира. Но вот получить на это хоть какие-то гроши ему было проблематично - количество примеров, когда какой-либо «самоучка» приходил в официальные инстанции с тем или иным изобретением, но ничего не получал, огромно. (А вот обратных случаев почти неизвестно). Единственно возможным путем для него становилось «встраивание в корпорацию», т.е., прохождение огромного числа инициаций, позволявших при определенных условиях «стать своим». Как Михайло Васильевич Ломоносов. Однако как раз последний пример показывает, насколько труден был такой путь, и насколько сильным человеком надо было быть, чтобы его пройти.
А так - большая часть «ученых» представляла собой именно «корпорационеров», а не исследователей (жизнь того же Михайло Васильевича представляет собой именно непрерывную борьбу с данными типами). Собственно, наступление капитализма не особенно изменило данную ситуацию - ну, если только ношение шпаги или парика было заменено на более подобающий буржуа вид. Правда, «прикладникам» стало немного полегче - можно стало напрямую обращаться к инвесторам. Но это только в том случае, если, во-первых, данная область могла иметь реальные коммерческие перспективы. А, во-вторых - если ученый или изобретатель мог предоставить заинтересованным лицам нечто, что действительно могло убедить их в значимости данной темы. Т.е., «несистемным исследователем» вначале необходимо было каким-то образом, за свой счет, сделать хоть что-то значимое, а уже потом рассчитывать на деньги. Кстати, данная особенность привела к появлению такого феномена, как «поп-наука», т.е., наука, основанная на ярких демонстрациях, причем не обязательно имеющих под собой реальные феномены (т.е., на чистом фокусничестве). Однако эта самая пограничная с мошенничеством область (а порой и переходящая в чистый обман) на самом деле является жизненной необходимостью для инновационной деятельности - поскольку иначе, как яркой презентацией убедить инвесторов в перспективах тяжело.
* * *
Впрочем, про это я уже не раз писал, и подробно затрагивать тут не буду. Отмечу только, что касается указанное состояние в основном «прикладников». «Фундаменталисты» же по прежнему остались обязанными или «входить» в область правящих классов - или исчезнуть. Более того, если в прошлом наукой еще можно было заниматься, «перебрасывая» средства из иных областей (т.е., за личные деньги), или попытаться растрогать внимание меценатов - то по мере развития капитализма и увеличения числа «системных инноваторов» и их корпораций, а равным образом, и по мере роста затрат на исследования - подобная «лазейка» закрылась. Отныне ученый - или «законный» член корпорации (академии, университета или еще каких-либо подобных организаций), или чисто нанятый работник крупной фирмы, или - как было сказано выше, «поп-ученый», полу- или полностью мошенник, занимающийся «раскруткой» инвесторов. Другого не дано…
Впрочем, до определенного времени данная система ничуть не мешала росту инноваций. Во-первых, стоимость многих исследований была не особенно велика. А во-вторых - если учитывать «во-первых», это делало возможным существования «в недрах» упомянутых организаций «настоящих ученых». Т.е., таких, которые не о красоте мундира думают, ни о новых орденах, поместьях и повышенном жаловании, ни о чинах и богатстве - но о том, чтобы добывать (удивительно) какие-то знания об окружающем мире. Именно эти люди и являлись реальными двигателями науки, именно они и вносили в нее ту самую пользу, за которую, собственно, данную систему и содержали. Однако, замечу, даже они не были свободны от воздействия правящих классов, поскольку конкретно исследователь может думать, что угодно - но руководитель института или, даже, лаборатории обязан конкретно думать о том, чтобы выбранная тема была актуальна для вышестоящего руководства. Причем, чем дороже становились исследования - тем меньше становился «коридор возможностей» для подобного выбора, тем более «классовым» становилось подобное занятие.
Разумеется, завершилось все понятно как. А именно - все свелось к системе грантов и пресловутому «индексу цитируемости», что полностью ликвидировало свободу, как таковую. Собственно, теперь говорить о какой-либо деятельности, не укладывающейся в «формат» (что было возможно в рамках прежней системы) нельзя вообще никак. Т.е., если ранее можно было надеяться на занятия чем-то интересным конкретному человеку - после выполнения «обязательной программы» исследований - то теперь можно делать только то, на что выделяются гранты. И самое главное - что может публиковаться в определенных журналах. Вне этой среды не будет даже тех грошей, что ранее могли перепасть «несистемщикам». Поэтому оспаривать классовую суть исследований в настоящее время просто смешно. А значит, ни о какой «независимости» научной среды, ее «объективности» лучше не вспоминать: если о той же буржуазной демократии сейчас никто не вспоминает без упоминания «продажности», то наука вообще не должна рассматриваться с этой точки зрения.
* * *
На самом деле, это, конечно, не означает, что научные результаты сегодня представляют собой чистую «лажу». Нет, конечно - сама по себе классовая принадлежность не означает неизбежную ложь (хотя и способствует ей). Собственно, единственное, что стоит понимать - так это то, наука просто обязана выступать тем или иным способом легитимизации существующего положения. Это было актуальным и в период абсолютизма, когда и члены академий, и мыслители выпускали трактаты о важности социальной пирамиды. И в период «классического капитализма», когда они писали о благости существующего порядка. (И в социальном, и, скажем, в «расовом» плане - скажем, в XIX веке выходило немало работ, утверждающих о низком умственном развитии «небелых» рас. Особенно забавно в этом качестве выглядит уверенность о неспособности «желтых» к наукам - поскольку уже несколько десятилетий именно японцы с китайцами неизменно занимают высокие места в данной области. Ну, и в качестве «противовеса» этому можно найти представления китайцев с японцами о подобной же неспособности «белых варваров».)
Поэтому нет ничего удивительного в том, что подобный тренд продолжается и по сей день. За столетие сменилась масса концепций, в качестве «идеала», к которому необходимо стремится была предложена масса вариантов - в зависимости от того, какой конкретно режим был «на дворе». Было «велфер стейт» - будем сводить все к нему, наступил период неолиберализма - надо доказывать, что именно этот путь оптимален. Единственное, что остается неизменным - это признание необходимости неравенства. Собственно, именно этот факт и является самым главным последствием «классовости» науки: поскольку само существование господствующих классов есть следствие неравенства, то никакой «официальный исследователь» (т.е., человек, получающий за свою работу деньги) никогда ни в каких условиях не может его отрицать. Поэтому совершенно естественно большая часть ученых, занимающихся социальной или связанной с социальным проблематикой, неизбежно будет стремиться к получению соответствующих результатов. Ну, или «вылететь вон» за пределы «корпорации»…
Ну, и в качестве следствия из всего этого можно привести тот факт, что никакой включенный в «корпорацию» исследователь (т.е., именно тот человек, которого и принято называть «ученым») никогда не создаст теорию, отрицающую текущее положение. Особенно сейчас, когда прежняя относительная «свобода» заменена практически полным подчинением «корпоративным нуждам». Поэтому никакая «теория будущего общества» не может быть создана наукой общества современного. А значит, единственной возможностью для ее появление становится ситуация изменения общественного режима.
* * *
А пока - единственная надежда на «неинкорпарированных» исследователей прошлого, тех самых «основоположников», которые, в отличие от современных деятелей денег у правящих классов не просили. (Из-за указанной уже возможности существования некоторой «зоны свободы» для небольшого числа людей - закрывшейся в настоящее время.) Да, собственно, и этого уже давно достаточно…
Собственно, именно этот факт должен быть понятен каждому думающему человеку. И если он продолжает желать появления новой и прекрасно разработанной теории - то он или просто не понимает особенностей существования науки. Или - просто лжет, на самом деле испытывая ужас от идеи об общественном изменении (т.е., реально или «виртуально» относится к тем самым господствующим классам.) Но подобное так же является нормой - в любом обществе существует достаточное число людей, удовлетворенных текущим положением, и не желающих никаких перемен.
Правда, развитие Истории они остановить не могут - какие бы иллюзии на это не питали…