Feb 20, 2009 00:40
Когда-то, в не очень далеком прошлом, я пыталась научится быть фотографом. Чтобы как то выжить в процессе этой учебы, приходилось очень сильно вертеться. Причем старалась, чтобы все это так, или иначе, вертелось вокруг фотографии.
Одной из таких каруселей была работа человеком-сканером в музее Яд Вашем (для тех, кто не очень в курсе, Яад Вашем - музей еврейской катастрофы). Была глобальная задача оцифровать весь их бездонный фото-архив. Сканировали мы посменно, с безумной скоростью, что, однако, не мешало иногда поглядывать на те карточки, которые еще не успел пожрать сканер.
Много там чего было. Начиная с архивов зажиточных семейств из Берлина и заканчивая любительскими снимками детишек в детском саду времен Сталина. Было много и весьма жестких картинок, которые складывали в отдельные коробочки с пометкой "не для нервных". Поскольку отображение ужасов войны меня мало трогало в тот период, сканежкой всех этих творений рук немецких документалистов занималась в основном я. Фотографии, в массе своей, довольно дерьмового качества и премерзкого содержания. Вот ведь немецкая натура - они снимали абсолютно все. Весь процесс. От попадания человека в лагерь, до его уничтожения. Педантично, как только немцы могут. До сих пор не могу понять, зачем. Зачем протоколировать, тратить пленку, бумагу и чернила, если человека уничтожают на следующий день?...
Но, собственно, я не о том. Фотографии были безусловным кошмаром. Это было понятно, но только мозгами. Ты смотришь, но не видишь. Просто констатируешь. К тому же когда кошмар движется сплошным потоком, перестаешь его воспринимать совершенно, даже мозгами. Да и качество такое местами, что без лупы и фотошопа распознать что там, довольно сложно. Месяцев через пять, от начала работы, пошла довольно легенькая серия протокольных, типа-полицейских снимков (они там, как в полиции, снимали каждого прибывшего в лагерь в фас, профиль и три-четверти). Какие странные были лица... Там никто не позирует, все растерянны, сломаны, а в глазах надежда... И вдруг девочки лет 12-ти. Девочка, с такими убийственными глазами, выдирающими душу. Без надежды, но с каким-то диким воплем о помощи. Через время, прям сюда, к нам. И тут меня сломало. Все. После этой фотки я уволилась.
Собственно, к чему это я... Размышляла тут над пресловуто-эфемерным Бартовским пунктумом. Какой, к черту, может быть пунктум в потоковой полицейской картинке? Никакого... Фотограф только инструмент в руках момента? Момент, инструмент в руках фотографа? Почему все нынешние фотографии, призванные приковывать взгляд, шокировать, документировать, учить, объяснять и тд несут в себе пустоту, манерность, очень часто жуткую вымученность. А архивная фотка, которую уж точно никто не снимал с мыслю о всяких там пунктумах и высших фото-целях, может довести человека до трясучки? (Интересно, что подобную дрожь сегодня вызывают во мне пожалуй только фотографии Кудельки. Из его цыганских серий.) За разговорами затерялась собственно фотография? Вот так снимаешь-снимаешь лет ндцать, а потом понимаешь, что все это пустое, на фоне одной маленькой карточки 42-го года...
Бросить что ли все нафиг и пойти заняться скалолазанием... без страховки.
Эти фотографии военных лет меня просто преследуют. Теперь вот верстаем 2-х томную энциклопедию еврейских гетто. С картинками. Некоторые узнаю в лицо.
я с другой стороны камеры