Дэвид МакДауэлл. История Британии: Девятнадцатый век
Нашла интересную статью на ресурсе 
Годы силы и угроз
Британия 19 века оказалась наиболее мощной и уверенной в себе. После индустриальной революции Британия стала «мастерской» мира. Вплоть до последней четверти столетия британские фабрики производили продукции больше, чем любая другая страна в мире.
К концу столетия Британская империя была империей скорее политической, чем экономической. Британия пользовалась имперскими методами для контроля огромных областей мира. Империя давала Британии чувство собственной значимости, которое сложно было забыть, когда в 20 веке Британия потеряла мощь. Такая вера британцев в собственную значимость была наиболее высока в 19 веке, среди среднего класса, выросшего на индустриализации. Писатель Чарльз Диккенс прекрасно описал эту национальную гордость. Один из его героев, мистер Подснэп, полагал, что Британия особо избрана Богом и «считал другие страны его ошибкой».
Резкий рост среднего класса был составной частью огромного роста населения. В 1815 году население страны составляло 13 миллионов, к 1871 оно удвоилось, а в 1914 составило 40 миллионов. Это рост, и то, что жители деревень перебирались в города, привёл к переменам в политическом балансе, и к концу века большая часть мужчин имела право голоса. Политика и правительство в течение девятнадцатого века всё больше становились прерогативой среднего класса. К 1914 году у аристократии и Короны осталось мало власти.
«Железо и уголь »Уильяма Белла Скотта (1864-1867) передаёт весьма новую атмосферу гордости в труда и промышленности. Эта гордость стала торговой маркой Британии девятнадцатого века. В картине чувствуется мощная энергия промышленной революции.
Однако рабочий класс - огромное число людей, покинувших деревни, чтобы стать фабричными рабочими - такого права голоса не имел.
После поражения Наполеона Британия наслаждалась сильными позициями на европейских встречах. Сила её заключалась не только в большом населении, оно составляло всего половину населения Франции и Австрии, и всего лишь немногим превышало население Пруссии. Её мощь составляли промышленность и торговля, равно как и флот, защищавший эту торговлю.
В Европе Британии нужны были лишь две вещи: «баланс сил», который воспрепятствовал бы любому другому государству стать слишком сильным, и свободный рынок, где собственное промышленное и торговое превосходство обеспечивали Британии явные преимущества. В первом она преуспела, поддерживая возрождение Франции ради установления баланса с Австрией. А дальше на востоке было приятно, что влияние России в Европе ограничивается Пруссией и империями - Австрией и Турцией. У них были границы с Россией.
Вне Европы Британия жаждала, чтобы её позиции в торговле были сильнее любых других. Она защищала свои интересы, обеспечивая присутствие кораблей своего флота почти во всех океанах мира. Это стало возможным потому, что во время войны с Наполеоном Британия захватила и оккупировала определенные местности. В них входил Маврикий (в Индийском Океане), Ионические острова (восточное Средиземноморье), Сьерра-Леоне (западная Африка), Капская Провинция (Южная Африка), Цейлон и Сингапур.
После 1815 года британское правительство старалось не только развивать торговые фактории - оно стало проводить политику контроля мировых грузоперевозок и рынков в свою пользу. Однако Британия не желала колонизовать всё. Было много территорий, к которым интереса не возникло. Но были и другие, обычно вблизи её собственных владений или на традиционных торговых путях, где Британия не желала чужого присутствия. Именно в результате защиты подобных интересов Британия захватывала всё больше и больше территорий. Основной обеспокоенностью Британии во внешней политике было то, что Россия пыталась провести экспансию на юг, захватывая славянские части турецких балканских владений, и могла выйти к Средиземному морю. Потому большую часть столетия Британия прилагала все усилия для поддержки Турции и противостояния российской экспансии. Несмотря на всю мощь во второй половине столетия, Британию все больше тревожило растущее соперничество Франции и Германии. Большая часть колоний, установившихся в девятнадцатом веке, скорее существовали ради политического контроля, чем выгодной торговли.
Озабоченности в Европе и защита торговых путём управляли британской внешней политикой сотни лет. Именно ради поддержания баланса в Европе Британия в 1838 году пообещала защищать Бельгию от более сильных соседей. Несмотря на политические и экономические проблемы в Европе эта политика удерживала Британию от европейских войн целое столетие, с 1815 года. В действительности именно защита Бельгии в 1914 году заставила Британия в итоге войти в состояние войны с Германией.
Внутренние риски 1815-1832
Почти до 1850 Британии больше угрожали внутренние опасности, чем внешние. Наполеоновские войны отвлекли от мыслей о революции в пользу необходимости нанести поражение французам. И они же скрыли социальные эффекты промышленной революции. Британия продавала ткани, оружие и другие необходимые средства союзным армиям, да и своей собственной. В то же время импортировалось зерно, чтобы накормить население и армию.
Всё изменилось после заключения мира в 1815 году. Внезапно отпала такая необходимость в промышленно изготовленных товарах, и многие потеряли работу. Безработица осложнялась тем, что около 300 000 человек из британской армии и флота тоже теперь искали работу. В то же время пострадала и доходы фермеров-землевладельцев из-за удешевления импортного зерна. Фермеры убедили правительство ввести законы, защищающие выращивание местного зерна и цену, по которой оно продавалось. Резко выросла стоимость хлеба, что вело к росту цен практически на всё. Но притом, что цены удвоились - зарплаты остались на прежнем уровне. Новые методы фермерства снизили количество работников на земле.
Общая нищета стала вызывать проблемы. В 1830 году, например, голодающие работники ферм на юге Англии подняли мятеж с требованием поднять зарплаты. Люди пытались хоть что-то добавить к скудной пище и ловили птиц и животных. Но почти повсюду леса были огорожены местными землевладельцами, а новые законы не позволяли охотиться на животных ради пищи. Многим пришлось выбирать между голоданием семьи и риском сурового наказания в случае, если их поймают. Человека, у которого дома обнаруживали сети, могли отправить в новую «штрафную» колонию в Австралии на семь лет. Если человек охотился с ружьём или ножом, его могли повесить, и до 1823 года воры, пойманные в доме на краже, тоже подлежали повешению. Эти законы демонстрируют, насколько богатые опасались бедноты, и хотя мало-помалу законы смягчались, но страх оставался.
И для этого были весомые причины. Новые законы о бедноте 1834 года были направлены на улучшение предоставления помощи нуждающимся. Но центральное правительство не обеспечило их финансово, и многие стали получать даже меньше, чем раньше. Теперь только те, кто действительно жил в работном доме, получали хоть какую-то помощь. Работных домов страшились, и их ненавидели. Они были переполнены, грязны, а пищи едва хватало на то, чтобы не умереть с голода. Обитатели этих домов должны были работать с раннего утра до позднего вечера. Мужчины и женщины жили отдельно, так что семьи были разделены. О работных домах писал Чарльз Диккенс в своих произведениях. Его описания жизни, полной преступлений и нищеты, в которую беднота была выброшена, шокировали богатых и условия стали понемногу улучшаться.
Шеффилд был немногим больше деревни в начале восемнадцатого века, а к 1858 году стал одним из наиболее быстро растущих городов промышленной революции, сотни фабричных труб изменили силуэт города.
Распределение населения Британии. К 1801 наблюдалось существенное смещение населения в города Мидленда и северо-запада Англии, это смещение росло и в первой половине девятнадцатого века.
Чтобы избежать этих работных домов, многие отправлялись в города в поисках лучшей жизни. Между 1815 и 1835 Британия из страны с преимущественно сельским населением стала нацией горожан. В первые тридцать лет девятнадцатого века города, подобные Бирмингему и Шеффилду, удвоили свои размеры, а Манчестер, Глазго и Лидс - более, чем удвоили. Несколько городков, расположенных близко друг к другу сливались в огромные города, и между ними не оставалось сельскохозяйственных земель. Основные города располагались на северо-западе Англии, где была основана новая текстильная промышленность - север Мидленда, территория вокруг Глазго и южный Уэльс. Но хотя эти города быстро росли, Лондон оставался самым крупным. В 1820 году в Лондоне проживало 1,25 миллиона человек из общего населения Британии около 15 миллионов.
Если в сельской местности богатые опасались бедноты, то ещё больше страха они испытывали в быстро растущих городах. Тут контролировать ситуацию было намного сложнее. Если бы беднота оказалась организована, что могла случиться революция, подобная французской. Но организации не было, как не было и лидеров. Лишь несколько радикальных политиков выступали за бедноту, но они не смогли работать в тесной связи с рабочими, которые могли бы их поддержать.
Однако, несколько мятежей всё же произошло, и правительство отреагировало на них крайне нервно. В 1819 году, например, огромная толпа рабочих и их семей собралась в Манчестере в знак протеста против условий работы, они слушали радикальные речи в поддержку перемен. Внезапно толпу атаковали солдаты верхом на лошадях. Одиннадцать человек было убито, и более сотни получили ранения. Борьба между правительством, испуганным революцией, и теми, кто хотел перемен, становилась всё острее.
Реформы
Виги понимали лучше, чем Тори, необходимость реформы законов для улучшения социальных условий. Как и Тори, они опасались революции, но в отличие от них, полагали, что избежать её можно лишь с помощью реформ. В самом деле, идея реформ с целью создания более справедливой парламентской системы появилась в восемнадцатом веке. Начало задали радикалы, а содействовали - американская Война за Независимость и французская революция.
Тори полагали, что в парламенте должны быть представлены «собственность» и её владельцы, эту идею до сих пор разделяют некоторые члены партии Тори. Радикалы полагали, что парламент должен представлять всех людей. Виги, или либералы, как их стали называть позже, не кидались в крайности, желая достаточных перемен ради того, чтобы избежать революции, но не более того.
Тори надеялись, что Палата Лордов защитит интересы владельцев собственности. Когда Палата Общин согласилась с реформой 1830 года, то эту реформу отвергла Палата Лордов. Но в тот же год Тори были отстранены от власти, и лорд Грей сформировал правительство Вигов. Сам Грей поддерживал призывы к реформам ещё в 1792 году, будучи настроен радикально. В 1832 году лорды приняли Билль о Реформах, но скорее из-за того, что боялись мятежей на улице, чем потому, что восприняли идею реформ. Они опасались, что коллапс политического и гражданского порядка может привести к революции.
На первый взгляд Билль о Реформах выглядит почти политической революцией. Число избирателей в Шотландии выросло с 5 000 до 65 000. Сорок один английский город, в том числе Манчестер, Бирмингем и Брэдфорд, впервые оказались представлены в парламенте. Но на пути прогресса остались ограничения. Общее количество избирателей выросло всего на 50%. 349 избирателей небольшого городка Бэкингем имели столько же представителей, что и 4192 избирателя Лидса. И Англия, при населении всего 54% от населения всей Британии, продолжала иметь более 70% мест в парламенте, как было и раньше. Однако, несмотря на недостатки, Билль о Реформе 1832 года стал политическим признанием того, что Британия стала городским обществом.
Восстание рабочих
С 1824 года рабочие получили позволение создавать союзы. По большей части они были маленькими и слабыми. Хотя одной из целей было убедить работодателей платить справедливые зарплаты, но они также пытались помешать работе других людей в их конкретной отрасли. В результате рабочему классу было сложно действовать сообща. Решительные работодатели легко могли победить забастовщиков, которые отказывались работать до тех пор, пока не улучшиться оплата, и часто они добивались этого силой и жестокостью. Иногда солдат использовали для принуждения людей вернуться к работе или прекратить митинг.
В 1834 году случилось событие большого значения в истории профсоюзов. Шестеро рабочих ферм в деревне Толпудль, Дорсет, собрались и дали клятву верности своему «союзу». Их работодатель сумел найти закон, по которому они должны были быть наказаны. Чтобы эти шестеро были признаны виновными, правительство назначило особого судью, и дело было сделано. В Лондоне 30 000 рабочих и радикалов собрались, чтобы сообща попросить правительство простить «Толпудлевских страдальцев». Правительство, боясь показаться слабым, подождало, пока «страдальцы» не отбыли часть наказания. Это было огромной ошибкой. Толпудль стал символом жестокости работодателей и необходимости для рабочего класса защищаться путём усиления профсоюзов.
Радикалам и рабочим во многом помогло введение дешёвой системы отправлений почтой в 1840 году. Это позволило им организоваться в пределах страны намного лучше, чем раньше. Письмо можно было оправить за один пенни любому человеку и в любое место Британии.
Марка Чёрная Пенни в 1840 положила начало дешёвым почтовым отправлениям , обеспечив всем дешёвое сообщение. Королевская Почта гордилась эффективным обслуживанием. Прошли годы, но она осталась одной из лучших почтовых служб в мире.
Съезд чартистов на Кенсингтон коммон , в южном Лондоне, стал концом движения. Он потерпел неудачу в переменах с использованием конституционных средств, а лидеры испугались результатов своих попыток изменения общества неконституционными методами. Этот съезд, как и предыдущий, собрал в основном мужчин, редко можно увидеть женщину.
Впервые работая вместе профсоюзы, рабочие и радикалы выдвинули в 1838 году Народную Хартию, в ней они потребовали прав, ныне признанных за каждым: избирательное право для взрослых, право человека без собственности быть членом парламента, тайное голосование (чтобы землевладелец не мог принудить голосовать за его партию), оплаты членам парламента и ежегодных выборов (сегодня это признано непрактичным). Во всех этих требованиях Палата Лордов отказала.
«Чартисты» (сторонники хартии) не долго оставались объединены. Они разделились на тех, кто был готов прибегнуть к насилию, и тех, кто верил только в мирные перемены законными методами. Многим не нравилась мысль об избирательном праве для женщин, в частности, они полагали, что такое требование осложнит получение избирательных прав для мужчин, и об этом требовании, включённом в самую первую хартию, тихонько забыли. Но мятежи и политические митинги продолжались. В 1839 году произошёл мятеж в Ньюпорте, Уэльс, при котором солдаты убили четырнадцать человек, а многих участников сослали в одну из британских колоний, в качестве заключённых.
Жестокие действия правительства показали, до какой степени оно боялось того, что беднота может взять власть и установить республику.
Многие части Лондона и других больших городов были очень опасны, особенно в темное время. По этой причине были созданы регулярные полицейские силы, и по имени их основателя сэра Роберта - Боба - Пиля новых полицейских прозвали «бобби».
Правительство было спасено, в частности, опытом Роберта Пиля, тогдашнего премьер-министра. Пиль полагал, что перемены надо осуществлять медленно, но постоянно. Он сумел использовать улучшение экономических условий в 1840-х для ослабления движения чартистов, которое медленно сошло на нет. В 1846 году он отменил непопулярный Закон о Торговле Зерном 1815 года, по которому цены на зерно удерживались выше, чем было необходимо. Тот закон не только усложнял жизнь для малоимущих, но и довёл их работодателей, растущий класс промышленников, до конфликта с землевладельцами.
Промышленники не желали ни платить более высокие зарплаты, ни нанимать на работу полуголодных рабочих. Потому решение Пиля отменить Закон о Торговле Зерном стало признаком того, что власть уходит из рук класса мелкопоместного дворянства восемнадцатого века. Они удерживали власть в самом начале девятнадцатого века, но теперь эта самая власть решительно переходила в руки растущего класса промышленников и торговцев.
Помимо голода, отметиной бедности стала преступность. Пиль обратил внимание на эту проблему и организовал в Лондоне в 1829 году регулярные полицейские силы. Сначала люди смеялись над его людьми в синей униформе и высоких шапках, но в последующие тридцать лет почти все другие города, да и сельская местность, учредили свою полицию. Новые полицейские силы вскоре доказали свою успешность, - преступность была выдавлена из больших городов, затем из городков, а следом и из сельской местности. Пилю удалось показать, что неотвратимость наказания была намного более эффективным методом, чем жестокость.
То, что Британия успешно избежала штормов революции, в Европе 1848 года повсюду воспринималось с восхищением. Европейские монархи желали, чтобы и их троны были столь надежны, каким выглядел трон Английской королевы. И либералы и революционеры желали бы действовать столь же свободно, как это могли делать радикалы в Британии. Британия была политической моделью восемнадцатого века, но после Войны за Независимость в Америке и революции во Франции интерес к либерализму и демократии переместился на эти две страны. Теперь же он вновь вернулся к Британии, как модели промышленного успеха и свободного конституционного правления. Большую часть девятнадцатого века весь мир испытывал к Британии зависть.
Семейная жизнь
Несмотря на большое внимание к отдельной личности и росту открыто проявляемых чувств, конец восемнадцатого века стал и возвращением к жёстким рамкам семейной жизни. В частности, семейная близость стала результатом роста нового отношения к собственности, вероятно, это было неотъемлемой частью индивидуализма. Но возможно, это стало результатом ликвидации - этот процесс начался ещё в шестнадцатом веке - социальной и экономической поддержки «большой» семьи и деревенского сообщества, что делало семейную жизнь столь открытой для общества. Кроме самых богатых, люди больше не заключали брак по экономическим соображениям, они стремились к личному счастью. Однако если жены и могли быть партнёрами, но никак не равными. Как кто-то написал в 1800 году: «муж и жена - одно целое, и это целое - муж». По мере усиления идеи закрытой семьи с главой-хозяином возможности того, что жена найдёт эмоциональную поддержку или практический совет вне ближайшего семейного круга, становились всё более ограниченными. Кроме того, по мере медленного распространения в обществе идеи узкого семейного круга всё большее число женщин обнаруживали, что их единственная экономическая и социальная полезность заканчивалась, когда вырастали дети - эта проблема перешла и в двадцатый век. Это не позволяло им выйти на работу, разве что работать было экономически необходимо, и поощряло пользоваться всё большим количеством людей в качестве домашней прислуги.
Такой возврат к авторитарности, которой пользовался глава семьи, во многом стал результатом трёх факторов: опасения политической революции, распространяемые примером Франции, социальных перемен, вызванных промышленной революцией в Британии, и влиянием новых религиозных движений методизма и евангелизма.
«Время обеда» кисти Эйр Кроу (1844-1910) предлагает прекрасный, но романтический взгляд на жизнь одного из британских промышленных городов. Фабричные работницы не часто выглядели столь чистыми и здоровыми. Некоторые носили деревянные сабо, другие ходили босиком. Картина очень интересна, и возможно, самое важное в ней - товарищеские отношения между женщинами. Вероятно, самыми близкими друзьями для женщин были другие женщины, а не мужья. В центре картины - полицейский, как напоминание о власти, и эта власть - мужская.
Стоит удивиться тому, насколько всё это снизило шансы на счастливую семейную жизнь. Против неё работало всё - индивидуализм, строгие родительские правила, регулярные физические наказания (всё ещё было широко распространено битьё) и жестокие условия жизни тех мальчиков, кто учился в пансионах. Не следует удивляться, что семейная жизнь зачастую заканчивалась, как только дети вырастали. Как отмечал один из иностранцев в 1828 году, «выросшие дети и их родители быстро становились практически незнакомцами друг для друга». Невозможно наверняка знать, какое влияние такая семейная жизнь оказывала на детей. Но нет никаких сомнений, что молодые люди становились невосприимчивыми к чувствам собственных жён, за которых - наряду с незамужними сёстрами - нёс ответственность мужчина. Жена была законной собственностью мужа почти до конца столетия.
Несмотря на суровую моральную атмосферу в Шотландии, что стало влияние кирхи, шотландские женщины, по-видимому, продолжали хранить более сильные традиции независимого положения и прямых высказываний. В 1830 году шотландка призвала к «полному равенству женского пола и мужского». Другая в 1838 году писала: «право каждой женщины - иметь право голоса… в своей стране, а теперь тем более, поскольку во главе правительства у нас стоит женщина (Королева Виктория)». Долго же ей пришлось ждать
ИСТОЧНИК
Годы силы и угроз
Британия 19 века оказалась наиболее мощной и уверенной в себе. После индустриальной революции Британия стала «мастерской» мира. Вплоть до последней четверти столетия британские фабрики производили продукции больше, чем любая другая страна в мире.
К концу столетия Британская империя была империей скорее политической, чем экономической. Британия пользовалась имперскими методами для контроля огромных областей мира. Империя давала Британии чувство собственной значимости, которое сложно было забыть, когда в 20 веке Британия потеряла мощь. Такая вера британцев в собственную значимость была наиболее высока в 19 веке, среди среднего класса, выросшего на индустриализации. Писатель Чарльз Диккенс прекрасно описал эту национальную гордость. Один из его героев, мистер Подснэп, полагал, что Британия особо избрана Богом и «считал другие страны его ошибкой».
Резкий рост среднего класса был составной частью огромного роста населения. В 1815 году население страны составляло 13 миллионов, к 1871 оно удвоилось, а в 1914 составило 40 миллионов. Это рост, и то, что жители деревень перебирались в города, привёл к переменам в политическом балансе, и к концу века большая часть мужчин имела право голоса. Политика и правительство в течение девятнадцатого века всё больше становились прерогативой среднего класса. К 1914 году у аристократии и Короны осталось мало власти.
«Железо и уголь »Уильяма Белла Скотта (1864-1867) передаёт весьма новую атмосферу гордости в труда и промышленности. Эта гордость стала торговой маркой Британии девятнадцатого века. В картине чувствуется мощная энергия промышленной революции.
Однако рабочий класс - огромное число людей, покинувших деревни, чтобы стать фабричными рабочими - такого права голоса не имел.
После поражения Наполеона Британия наслаждалась сильными позициями на европейских встречах. Сила её заключалась не только в большом населении, оно составляло всего половину населения Франции и Австрии, и всего лишь немногим превышало население Пруссии. Её мощь составляли промышленность и торговля, равно как и флот, защищавший эту торговлю.
В Европе Британии нужны были лишь две вещи: «баланс сил», который воспрепятствовал бы любому другому государству стать слишком сильным, и свободный рынок, где собственное промышленное и торговое превосходство обеспечивали Британии явные преимущества. В первом она преуспела, поддерживая возрождение Франции ради установления баланса с Австрией. А дальше на востоке было приятно, что влияние России в Европе ограничивается Пруссией и империями - Австрией и Турцией. У них были границы с Россией.
Вне Европы Британия жаждала, чтобы её позиции в торговле были сильнее любых других. Она защищала свои интересы, обеспечивая присутствие кораблей своего флота почти во всех океанах мира. Это стало возможным потому, что во время войны с Наполеоном Британия захватила и оккупировала определенные местности. В них входил Маврикий (в Индийском Океане), Ионические острова (восточное Средиземноморье), Сьерра-Леоне (западная Африка), Капская Провинция (Южная Африка), Цейлон и Сингапур.
После 1815 года британское правительство старалось не только развивать торговые фактории - оно стало проводить политику контроля мировых грузоперевозок и рынков в свою пользу. Однако Британия не желала колонизовать всё. Было много территорий, к которым интереса не возникло. Но были и другие, обычно вблизи её собственных владений или на традиционных торговых путях, где Британия не желала чужого присутствия. Именно в результате защиты подобных интересов Британия захватывала всё больше и больше территорий. Основной обеспокоенностью Британии во внешней политике было то, что Россия пыталась провести экспансию на юг, захватывая славянские части турецких балканских владений, и могла выйти к Средиземному морю. Потому большую часть столетия Британия прилагала все усилия для поддержки Турции и противостояния российской экспансии. Несмотря на всю мощь во второй половине столетия, Британию все больше тревожило растущее соперничество Франции и Германии. Большая часть колоний, установившихся в девятнадцатом веке, скорее существовали ради политического контроля, чем выгодной торговли.
Озабоченности в Европе и защита торговых путём управляли британской внешней политикой сотни лет. Именно ради поддержания баланса в Европе Британия в 1838 году пообещала защищать Бельгию от более сильных соседей. Несмотря на политические и экономические проблемы в Европе эта политика удерживала Британию от европейских войн целое столетие, с 1815 года. В действительности именно защита Бельгии в 1914 году заставила Британия в итоге войти в состояние войны с Германией.
Внутренние риски 1815-1832
Почти до 1850 Британии больше угрожали внутренние опасности, чем внешние. Наполеоновские войны отвлекли от мыслей о революции в пользу необходимости нанести поражение французам. И они же скрыли социальные эффекты промышленной революции. Британия продавала ткани, оружие и другие необходимые средства союзным армиям, да и своей собственной. В то же время импортировалось зерно, чтобы накормить население и армию.
Всё изменилось после заключения мира в 1815 году. Внезапно отпала такая необходимость в промышленно изготовленных товарах, и многие потеряли работу. Безработица осложнялась тем, что около 300 000 человек из британской армии и флота тоже теперь искали работу. В то же время пострадала и доходы фермеров-землевладельцев из-за удешевления импортного зерна. Фермеры убедили правительство ввести законы, защищающие выращивание местного зерна и цену, по которой оно продавалось. Резко выросла стоимость хлеба, что вело к росту цен практически на всё. Но притом, что цены удвоились - зарплаты остались на прежнем уровне. Новые методы фермерства снизили количество работников на земле.
Общая нищета стала вызывать проблемы. В 1830 году, например, голодающие работники ферм на юге Англии подняли мятеж с требованием поднять зарплаты. Люди пытались хоть что-то добавить к скудной пище и ловили птиц и животных. Но почти повсюду леса были огорожены местными землевладельцами, а новые законы не позволяли охотиться на животных ради пищи. Многим пришлось выбирать между голоданием семьи и риском сурового наказания в случае, если их поймают. Человека, у которого дома обнаруживали сети, могли отправить в новую «штрафную» колонию в Австралии на семь лет. Если человек охотился с ружьём или ножом, его могли повесить, и до 1823 года воры, пойманные в доме на краже, тоже подлежали повешению. Эти законы демонстрируют, насколько богатые опасались бедноты, и хотя мало-помалу законы смягчались, но страх оставался.
И для этого были весомые причины. Новые законы о бедноте 1834 года были направлены на улучшение предоставления помощи нуждающимся. Но центральное правительство не обеспечило их финансово, и многие стали получать даже меньше, чем раньше. Теперь только те, кто действительно жил в работном доме, получали хоть какую-то помощь. Работных домов страшились, и их ненавидели. Они были переполнены, грязны, а пищи едва хватало на то, чтобы не умереть с голода. Обитатели этих домов должны были работать с раннего утра до позднего вечера. Мужчины и женщины жили отдельно, так что семьи были разделены. О работных домах писал Чарльз Диккенс в своих произведениях. Его описания жизни, полной преступлений и нищеты, в которую беднота была выброшена, шокировали богатых и условия стали понемногу улучшаться.
Шеффилд был немногим больше деревни в начале восемнадцатого века, а к 1858 году стал одним из наиболее быстро растущих городов промышленной революции, сотни фабричных труб изменили силуэт города.
Распределение населения Британии. К 1801 наблюдалось существенное смещение населения в города Мидленда и северо-запада Англии, это смещение росло и в первой половине девятнадцатого века.
Чтобы избежать этих работных домов, многие отправлялись в города в поисках лучшей жизни. Между 1815 и 1835 Британия из страны с преимущественно сельским населением стала нацией горожан. В первые тридцать лет девятнадцатого века города, подобные Бирмингему и Шеффилду, удвоили свои размеры, а Манчестер, Глазго и Лидс - более, чем удвоили. Несколько городков, расположенных близко друг к другу сливались в огромные города, и между ними не оставалось сельскохозяйственных земель. Основные города располагались на северо-западе Англии, где была основана новая текстильная промышленность - север Мидленда, территория вокруг Глазго и южный Уэльс. Но хотя эти города быстро росли, Лондон оставался самым крупным. В 1820 году в Лондоне проживало 1,25 миллиона человек из общего населения Британии около 15 миллионов.
Если в сельской местности богатые опасались бедноты, то ещё больше страха они испытывали в быстро растущих городах. Тут контролировать ситуацию было намного сложнее. Если бы беднота оказалась организована, что могла случиться революция, подобная французской. Но организации не было, как не было и лидеров. Лишь несколько радикальных политиков выступали за бедноту, но они не смогли работать в тесной связи с рабочими, которые могли бы их поддержать.
Однако, несколько мятежей всё же произошло, и правительство отреагировало на них крайне нервно. В 1819 году, например, огромная толпа рабочих и их семей собралась в Манчестере в знак протеста против условий работы, они слушали радикальные речи в поддержку перемен. Внезапно толпу атаковали солдаты верхом на лошадях. Одиннадцать человек было убито, и более сотни получили ранения. Борьба между правительством, испуганным революцией, и теми, кто хотел перемен, становилась всё острее.
Реформы
Виги понимали лучше, чем Тори, необходимость реформы законов для улучшения социальных условий. Как и Тори, они опасались революции, но в отличие от них, полагали, что избежать её можно лишь с помощью реформ. В самом деле, идея реформ с целью создания более справедливой парламентской системы появилась в восемнадцатом веке. Начало задали радикалы, а содействовали - американская Война за Независимость и французская революция.
Тори полагали, что в парламенте должны быть представлены «собственность» и её владельцы, эту идею до сих пор разделяют некоторые члены партии Тори. Радикалы полагали, что парламент должен представлять всех людей. Виги, или либералы, как их стали называть позже, не кидались в крайности, желая достаточных перемен ради того, чтобы избежать революции, но не более того.
Тори надеялись, что Палата Лордов защитит интересы владельцев собственности. Когда Палата Общин согласилась с реформой 1830 года, то эту реформу отвергла Палата Лордов. Но в тот же год Тори были отстранены от власти, и лорд Грей сформировал правительство Вигов. Сам Грей поддерживал призывы к реформам ещё в 1792 году, будучи настроен радикально. В 1832 году лорды приняли Билль о Реформах, но скорее из-за того, что боялись мятежей на улице, чем потому, что восприняли идею реформ. Они опасались, что коллапс политического и гражданского порядка может привести к революции.
На первый взгляд Билль о Реформах выглядит почти политической революцией. Число избирателей в Шотландии выросло с 5 000 до 65 000. Сорок один английский город, в том числе Манчестер, Бирмингем и Брэдфорд, впервые оказались представлены в парламенте. Но на пути прогресса остались ограничения. Общее количество избирателей выросло всего на 50%. 349 избирателей небольшого городка Бэкингем имели столько же представителей, что и 4192 избирателя Лидса. И Англия, при населении всего 54% от населения всей Британии, продолжала иметь более 70% мест в парламенте, как было и раньше. Однако, несмотря на недостатки, Билль о Реформе 1832 года стал политическим признанием того, что Британия стала городским обществом.
Восстание рабочих
С 1824 года рабочие получили позволение создавать союзы. По большей части они были маленькими и слабыми. Хотя одной из целей было убедить работодателей платить справедливые зарплаты, но они также пытались помешать работе других людей в их конкретной отрасли. В результате рабочему классу было сложно действовать сообща. Решительные работодатели легко могли победить забастовщиков, которые отказывались работать до тех пор, пока не улучшиться оплата, и часто они добивались этого силой и жестокостью. Иногда солдат использовали для принуждения людей вернуться к работе или прекратить митинг.
В 1834 году случилось событие большого значения в истории профсоюзов. Шестеро рабочих ферм в деревне Толпудль, Дорсет, собрались и дали клятву верности своему «союзу». Их работодатель сумел найти закон, по которому они должны были быть наказаны. Чтобы эти шестеро были признаны виновными, правительство назначило особого судью, и дело было сделано. В Лондоне 30 000 рабочих и радикалов собрались, чтобы сообща попросить правительство простить «Толпудлевских страдальцев». Правительство, боясь показаться слабым, подождало, пока «страдальцы» не отбыли часть наказания. Это было огромной ошибкой. Толпудль стал символом жестокости работодателей и необходимости для рабочего класса защищаться путём усиления профсоюзов.
Радикалам и рабочим во многом помогло введение дешёвой системы отправлений почтой в 1840 году. Это позволило им организоваться в пределах страны намного лучше, чем раньше. Письмо можно было оправить за один пенни любому человеку и в любое место Британии.
Марка Чёрная Пенни в 1840 положила начало дешёвым почтовым отправлениям , обеспечив всем дешёвое сообщение. Королевская Почта гордилась эффективным обслуживанием. Прошли годы, но она осталась одной из лучших почтовых служб в мире.
Съезд чартистов на Кенсингтон коммон , в южном Лондоне, стал концом движения. Он потерпел неудачу в переменах с использованием конституционных средств, а лидеры испугались результатов своих попыток изменения общества неконституционными методами. Этот съезд, как и предыдущий, собрал в основном мужчин, редко можно увидеть женщину.
Впервые работая вместе профсоюзы, рабочие и радикалы выдвинули в 1838 году Народную Хартию, в ней они потребовали прав, ныне признанных за каждым: избирательное право для взрослых, право человека без собственности быть членом парламента, тайное голосование (чтобы землевладелец не мог принудить голосовать за его партию), оплаты членам парламента и ежегодных выборов (сегодня это признано непрактичным). Во всех этих требованиях Палата Лордов отказала.
«Чартисты» (сторонники хартии) не долго оставались объединены. Они разделились на тех, кто был готов прибегнуть к насилию, и тех, кто верил только в мирные перемены законными методами. Многим не нравилась мысль об избирательном праве для женщин, в частности, они полагали, что такое требование осложнит получение избирательных прав для мужчин, и об этом требовании, включённом в самую первую хартию, тихонько забыли. Но мятежи и политические митинги продолжались. В 1839 году произошёл мятеж в Ньюпорте, Уэльс, при котором солдаты убили четырнадцать человек, а многих участников сослали в одну из британских колоний, в качестве заключённых.
Жестокие действия правительства показали, до какой степени оно боялось того, что беднота может взять власть и установить республику.
Многие части Лондона и других больших городов были очень опасны, особенно в темное время. По этой причине были созданы регулярные полицейские силы, и по имени их основателя сэра Роберта - Боба - Пиля новых полицейских прозвали «бобби».
Правительство было спасено, в частности, опытом Роберта Пиля, тогдашнего премьер-министра. Пиль полагал, что перемены надо осуществлять медленно, но постоянно. Он сумел использовать улучшение экономических условий в 1840-х для ослабления движения чартистов, которое медленно сошло на нет. В 1846 году он отменил непопулярный Закон о Торговле Зерном 1815 года, по которому цены на зерно удерживались выше, чем было необходимо. Тот закон не только усложнял жизнь для малоимущих, но и довёл их работодателей, растущий класс промышленников, до конфликта с землевладельцами.
Промышленники не желали ни платить более высокие зарплаты, ни нанимать на работу полуголодных рабочих. Потому решение Пиля отменить Закон о Торговле Зерном стало признаком того, что власть уходит из рук класса мелкопоместного дворянства восемнадцатого века. Они удерживали власть в самом начале девятнадцатого века, но теперь эта самая власть решительно переходила в руки растущего класса промышленников и торговцев.
Помимо голода, отметиной бедности стала преступность. Пиль обратил внимание на эту проблему и организовал в Лондоне в 1829 году регулярные полицейские силы. Сначала люди смеялись над его людьми в синей униформе и высоких шапках, но в последующие тридцать лет почти все другие города, да и сельская местность, учредили свою полицию. Новые полицейские силы вскоре доказали свою успешность, - преступность была выдавлена из больших городов, затем из городков, а следом и из сельской местности. Пилю удалось показать, что неотвратимость наказания была намного более эффективным методом, чем жестокость.
То, что Британия успешно избежала штормов революции, в Европе 1848 года повсюду воспринималось с восхищением. Европейские монархи желали, чтобы и их троны были столь надежны, каким выглядел трон Английской королевы. И либералы и революционеры желали бы действовать столь же свободно, как это могли делать радикалы в Британии. Британия была политической моделью восемнадцатого века, но после Войны за Независимость в Америке и революции во Франции интерес к либерализму и демократии переместился на эти две страны. Теперь же он вновь вернулся к Британии, как модели промышленного успеха и свободного конституционного правления. Большую часть девятнадцатого века весь мир испытывал к Британии зависть.
Семейная жизнь
Несмотря на большое внимание к отдельной личности и росту открыто проявляемых чувств, конец восемнадцатого века стал и возвращением к жёстким рамкам семейной жизни. В частности, семейная близость стала результатом роста нового отношения к собственности, вероятно, это было неотъемлемой частью индивидуализма. Но возможно, это стало результатом ликвидации - этот процесс начался ещё в шестнадцатом веке - социальной и экономической поддержки «большой» семьи и деревенского сообщества, что делало семейную жизнь столь открытой для общества. Кроме самых богатых, люди больше не заключали брак по экономическим соображениям, они стремились к личному счастью. Однако если жены и могли быть партнёрами, но никак не равными. Как кто-то написал в 1800 году: «муж и жена - одно целое, и это целое - муж». По мере усиления идеи закрытой семьи с главой-хозяином возможности того, что жена найдёт эмоциональную поддержку или практический совет вне ближайшего семейного круга, становились всё более ограниченными. Кроме того, по мере медленного распространения в обществе идеи узкого семейного круга всё большее число женщин обнаруживали, что их единственная экономическая и социальная полезность заканчивалась, когда вырастали дети - эта проблема перешла и в двадцатый век. Это не позволяло им выйти на работу, разве что работать было экономически необходимо, и поощряло пользоваться всё большим количеством людей в качестве домашней прислуги.
Такой возврат к авторитарности, которой пользовался глава семьи, во многом стал результатом трёх факторов: опасения политической революции, распространяемые примером Франции, социальных перемен, вызванных промышленной революцией в Британии, и влиянием новых религиозных движений методизма и евангелизма.
«Время обеда» кисти Эйр Кроу (1844-1910) предлагает прекрасный, но романтический взгляд на жизнь одного из британских промышленных городов. Фабричные работницы не часто выглядели столь чистыми и здоровыми. Некоторые носили деревянные сабо, другие ходили босиком. Картина очень интересна, и возможно, самое важное в ней - товарищеские отношения между женщинами. Вероятно, самыми близкими друзьями для женщин были другие женщины, а не мужья. В центре картины - полицейский, как напоминание о власти, и эта власть - мужская.
Стоит удивиться тому, насколько всё это снизило шансы на счастливую семейную жизнь. Против неё работало всё - индивидуализм, строгие родительские правила, регулярные физические наказания (всё ещё было широко распространено битьё) и жестокие условия жизни тех мальчиков, кто учился в пансионах. Не следует удивляться, что семейная жизнь зачастую заканчивалась, как только дети вырастали. Как отмечал один из иностранцев в 1828 году, «выросшие дети и их родители быстро становились практически незнакомцами друг для друга». Невозможно наверняка знать, какое влияние такая семейная жизнь оказывала на детей. Но нет никаких сомнений, что молодые люди становились невосприимчивыми к чувствам собственных жён, за которых - наряду с незамужними сёстрами - нёс ответственность мужчина. Жена была законной собственностью мужа почти до конца столетия.
Несмотря на суровую моральную атмосферу в Шотландии, что стало влияние кирхи, шотландские женщины, по-видимому, продолжали хранить более сильные традиции независимого положения и прямых высказываний. В 1830 году шотландка призвала к «полному равенству женского пола и мужского». Другая в 1838 году писала: «право каждой женщины - иметь право голоса… в своей стране, а теперь тем более, поскольку во главе правительства у нас стоит женщина (Королева Виктория)». Долго же ей пришлось ждать
ИСТОЧНИК