Моя семья и 7 декабря 1988 года
Число семь, считающееся многими людьми счастливым, стал для декабря 1988 года роковым. Землетрясение силой в 10 бомб, сброшенных когда-то на Хиросиму, разрушил 4 города и 365 поселков Армении. За считанные секунды каменные постройки превратились в руины, а тысячи людей начали свою жизнь с деления на «до» и «после» катастрофы.
Когда произошло ужасающее по масштабу и последствиям землетрясение, меня еще не было на свете. Но я знаю, о чем пишу, и пусть я не пережила трагедию напрямую, физически, я ощутила ее морально. С самого детства я знала историю 7 декабря. Это история моей семьи, это - боль всех тех, кто уцелел, смог выжить, а после и пережить эту страшную катастрофу.
Одни говорили по телефону, другие мылись в ванной, третьи пили чай, кто-то читал газету, смотрел телевизор, обедал или спал. Каждый делал что-то привычное и обычное для своей жизни. Они все крутились на конвейере, и в итоге проваливались в большую темную пропасть. Девушка сделала шаг в сторону движущегося механизма, но ее старшая сестра оттолкнула ее и сама исчезла в темноте. Конвейер усиливал свою скорость, вбирая в себя все больше и больше людей.
С самого утра этот сон тревожил мою и без того мнительную маму. Она позвонила сестрам, брату, родителям - у всех все хорошо. Немного успокоившись, она проводила отца на работу, накормила дочку Анаит, и они вместе вышли из дому. В девять утра дочка была в детском садике, там же мама работала врачом. В момент первого толчка моя старшая сестра находилась в соседнем корпусе небольшого учреждения. Мама, как медработник, смазывала зеленкой коленку упавшей девочке. Первые толчки были такими сильным, что со столов начали скатываться все баночки и колбочки, шкафы заваливались набок, дети стали плакать, а взрослые не сразу поняли, что это - землетрясение. Схватив девочку на руки, мама выбежала во двор. К этому моменту все высыпали на улицу и с ужасом смотрели друг на друга. Среди знакомых лиц мама не увидела Анаит. Она бросилась в соседний корпус. Забежав в здание, она резко остановилась и перед ней с треском начали разбиваться стекла. Ей повезло, будь она на шаг ближе к окнам, эти стекла не пощадили бы молодую маму. Она отбежала назад, и тут ее схватил охранник. Он видел, что девушка не в себе, он оттащил ее немного назад. Но мама кричала, что там ее дочка, что ей нужно подняться за ней. Год назад она пережила гибель старшей семилетней дочери Нарине, забрать и вторую дочь она никому бы не позволила. На помощь подбежали воспитательницы и успокоили маму, сказав, что остальные дети находятся на другой стороне двора.
Успокоившись немного, мама бросилась бежать к дому бабушки. Не замечая расстояния, усталости и стертых ног, она вбежала на третий этаж и начала колотить дверь. Бабушка была растеряна, она была дома одна с тремя внучками. Что происходит, что случилось…. Бабушка заваливала маму вопросами, но та, схватила племянниц и толкнула бабушку в сторону выхода. «Это землетрясение». Говорить что-то еще, было лишним.
Крепко прижимая найденную дочку к груди, мама стала понимать значение своего сна. Этот конвейер, люди, занимающиеся привычными делами и проваливающиеся в пропасть. Они исчезали, как и ее сестра, оттолкнувшая маму и ступившая на вращающийся механизм вместо нее.
Связи не было. Телефонная линия перестала работать. Было невозможно оценить масштабы трагедии. Через знакомых мама узнала, что Кировакан сильно пострадал. Разрушены дома и есть первые жертвы. Но о том, что Ленинакан и Спитак почти сровнялись с землей, мама еще не знала. В Ленинакане жила ее старшая сестра, в Спитаке вся семья моего отца. Папа был на работе в селе Шагали, землетрясение его почти не коснулось. Он тогда работал начальником железнодорожной станции, и именно под его руководством позднее доставлялась гуманитарная помощь из соседних государств. Гайка знали все, и по эту и по ту сторону главного Шагалинского моста. Уехать в Кировакан ему не разрешили. Необходимо было постоянно проверять состояние моста - почти единственной цепочки для помощи. Сколько мыслей было в голове отца, не знающего живи ли его дочка и жена?
Дружная семья Асатрян, состоящая из семей Мкртчянов, Саргсянов и Казарьянов, собралась возле нашего дома. Дедушка, как глава семьи, решил, что необходимо переждать спада первой волны землетрясения. И лучше всего это сделать возле нашего, пострадавшего меньше всего, дома.
Мама смотрела вокруг и не узнавала города. Соседние дома были полностью разрушены, люди стояли на улице в одних халатах и тапочках, некоторые и вовсе босые. Дети плакали, хотели домой. Они не понимали, что их дома больше нет. Как возможно нет, отца, тети или мамы. Было холодно. Декабрь не щадил обездоленных людей. Наша девятиэтажка уцелела, но трещины на здании говорили об ее аварийности. Мама решила подняться на седьмой этаж в квартиру и забрать документы, теплые вещи. Две сестры спорили, кто же из них поднимется. Тетя Мариам говорила, что если здание рухнет вместе с мамой, она не переживет этого. Тот же аргумент был и у мамы. Было решено подняться вместе. Взявшись за руки, они вошли в здание. Перешагивая через две, а-то и три ступеньки они поднялись на седьмой этаж. Быстро собрав необходимый минимум, они выбежали на улицу. Сердца колотились, а на глазах выступали слезы.
Примерно в это же время в Ленинакане моя тетя Гаяне, находившаяся на улице со своими двумя маленькими сыновьями, вбегала в трясущееся здание за своим третьим новорожденным сыном… Она любила детей и ее любимым именем было - Ани. Но мою сестру назвали Анаит. И тетя попросила, если родится еще одна дочка, пусть мама назовет ее Ани. Моё имя выбрала мать, которая своим телом прикрыла сына от тяжелой плиты. Только это не спасло ни маму, ни маленького сына. Но я уверена, что ее материнское сердце спокойно, она не оставила своего малыша. Она - Мать.
Когда ситуация немного прояснилась, муж моей тети Мариам - дядя Роберт - узнал, что в Ленинакане почти нет ни одного уцелевшего дома. Это была страшная новость. Позднее через знакомых, приехавших из Ленинакана, он узнал о гибели тети Гаяне. Как об этом сказать тем, кого любишь? Как сказать, чтобы не травмировать, да и существуют ли такие слова? Не зная всей ситуации, у семьи еще была надежда на спасение, на то, что именно твои родственники окажутся в числе выживших. Пусть раненных, пусть покалеченных, но выживших. Не в силах переносить это известие в одиночку, дядя Роберт отвел дедушку в сторону и все ему рассказал. Дедушка долго молчал и ничего не говорил. Он подошел к своей большой семье и набрал воздуха в легкие, чтобы сообщить матери, что ее дочь погибла, а сестры потеряли сестру. Вместо слов полились слезы. Сильный мужчина плакал, он оплакивал дочку. Заплакала и мама…
Армянская земля, сколько же слез ты впитала в этот день, сколько же криков ты услышала?
Люди молились, надеялись на чудо и звали на помощь. Паника сменялась хаосом, отчаянием и безвыходностью. Многие женщины уже не плакали, а ревели, как звери, не в силах помочь и что-то изменить. Трудно не потерять веру в жизнь, когда уютный дом превращается в руины, когда нечего есть и неизвестно, живы ли твои родственники, или, что хуже их уже не вернуть и они лежат на твоих руках.
Большая семья Асатрян, славящаяся своим гостеприимством и дружелюбностью, стала просто семьей. Принимать гостей стало негде, государство выделило всем маленькие домики, в которых некоторые семьи живут до сих пор. В таких же домиках жила и моя семья. Я помню, как мы с сестрой Анаит спали вдвоем на односпальной кровати. Отопления не было никакого, поэтому грелись от электрической плиты. Это происходило довольно редко, ведь света почти никогда не было. Его включали в определенное время и на пару часов. За этот срок надо было успеть приготовить еду, постирать, искупать детей. Не представляю, как люди того времени смогли это пережить, не отчаяться и сохранить свет в своем сердце. Чтобы согреться, мы укрывались несколькими одеялами и спали в одежде. Такой жизнью жили сотни армянских семей.
С момента этих горестных событий прошло много лет. Я не застала их, Бог оградил меня от ужасов трагедии. В этот момент мне было пару недель. Я была жизнью, зарождавшеюся в момент общей смерти. Иногда в моих глазах мама видит грусть и всегда говорит, что в них грустит ее душа.
Я родилась в Армении, но выросла в России. Как и многие армяне, мы уехали от голода и безработицы. Нас приняла Россия. Здесь история семьи Асатрян, продолжилась в жизни семьи Мкртчян. Моей семьи. Россия дала мне образование, возможность для личностного роста, наградила друзьями и уверенностью в своем завтрашнем дне. Но моя душа там, где снежные вершины гор хранят библейскую тайну, где самое чистое и прозрачное озеро, где история прадедов сливается с жизнью внуков, где я сделала свой первый вдох, первые шаги. С трех лет я не видела свою Родину. И вот, спустя 18 лет, я вновь ступаю по армянской земле. Я приехала в город, который подарил мне жизнь, сохранив жизнь моей маме и моему отцу. Здесь тихо и спокойно. Следы землетрясения еще не стерлись, они в архитектуре города и в глазах жителей. Я села на лавочку возле нашего аварийного дома. Солнце ослепляло, пожалуй, здесь оно светит немного ярче. Я зажмурилась и опустила голову. Взгляд упал на мои ручные часы. Я увидела тонкие стрелки, они показывали 11:41, сердце замерло. Но со следующим движением стрелки часы показали 11:42, и мое сердце затикало вместе с ними. Оно будет биться в память о тех, кто больше не крикнет из окна непослушному ребенку не бегать по лужам, и во имя тех, кто больше не засмеётся в ответ, весело вытирая капли воды с раскрасневшегося лица!!