Кухонные зарисовки.
Когда-то она часто готовила фокаччу. Ей нравилась эта незатейливая итальянская лепешка. В простоте - совершенство.
Немного дрожжей и снега из муки. По щепотке сахара и соли. Тёплая вода и солнечное оливковое масло. Ах да! Она чуть не забыла добавить горсть вяленых помидор.
Нежное прикосновение рук к тесту.
Вдох. Глоток легкого белого вина. Его бокал скрашивает полчаса ожидания, прежде чем поместить фокаччу в печь. А ещё улучшает настроение хозяйки и, как ни странно, вкус приготавливаемого блюда.
Маленькая бедная кухня, залитая солнцем. За давно не крашеными рамами красавец клён - весёлый зелёный летом, разбитной красно-оранжевый осенью, беззащитный и совершенно раздетый холодной зимой. Впрочем, в снежные зимы он одевался снова: нарядная белая шубка с ажурной пелеринкой. На воображаемую голову клена хозяйка кухни мысленно надевала старинный цилиндр. Получалось такое слегка эпатажное дерево-господин. Определённо не дама. Господин, очаровательный и тонкий, с немного гейским налетом. Всегда прекрасный. Такая вот живая картина за окном.
А ещё звуки проезжающих поездов (недалеко железная дорога).
А ещё иллюзия любви и счастья.
Фокаччу в печь. Теперь режем тёплые упругие помидоры. Вдыхаем их запах. Она улыбается. Что-то поёт вполголоса. Кидает в миску маленькие шарики нежной моцареллы. Рвёт острую рукколу. Теперь выдавить немного лимонного сока. Семечки, прочь! Снова улыбается. Очередь соли и перца. Чуть-чуть. Тут главное - не переборщить. И в конце добавим и сюда немного солнца - оливкового масла - куда ж нам без него?
Горячую фокаччу тоже смажем оливковым маслом. Немного посолим. Мммм! Как пахнет! Она зажмуривает глаза и снова улыбается. Накрывает лепешку льняной салфеткой.
Достаёт из холодильника копченую ветчину. Ставит на совсем крошечный стол (одну его половину занимает огромная микроволновая печь) тарелки с затейливым голубым узором в центре и по краям. Вилки. Ещё один бокал для вина.
Улыбается. "Пупс! Иди есть!"
Пупсу немного за тридцать. Он не любит есть. Еда - это чисто физиологическая необходимость. Если бы человечество изобрело таблетку, заменяющую собой полноценный дневной рацион, он принимал бы эту таблетку. И не тратил бы время на фокаччу, вино и копченую ветчину с салатом вместе.
Она смеётся этому. Треплет Пупса по голове. Ничего-то ты не понимаешь!
Он наливает вино. Она раскладывает салат и разламывает руками фокаччу.
Едят, что-то обсуждают, шутят и смеются.
Солнце, Соаве, запах хлеба и запах оливкового масла, легкость и клён за окном.
Потом было много всего. Ведь все иллюзии рано или поздно оборачиваются пусть и небольшим, но все же крахом. Какие-то трудности и их преодоление, размолвки и предательства, отчаянье и одиночество.
Она совсем перестала различать вкусы и запахи.
Она по-прежнему что-то там готовила, получалось так себе. Нельзя же приготовить что-то действительно вкусное, если перестаешь различать нюансы и оттенки, а мыло и амброзия приобретают одинаковые качества во рту.
Она то ела все без разбора, пытаясь вспомнить, как это - испытать наслаждение от еды (как это - испытать вообще наслаждение). То переставала есть совсем, заменяя пищу разными (да-да!) таблетками.
Но вот однажды она взяла в руки миску. Насыпала в неё немного дрожжей, муки, по щепотке сахара и соли... Что там ещё? Кажется чуть-чуть тёплой воды и, конечно же, оливковое масло. А про вяленые помидоры она все-таки забыла. Да и не было их в том доме, где она теперь жила. Помыла посуду, пока поднимается тесто. Фокаччу в печь. Ее мама нарезала салат. Она в это время немного поиграла со своим сыном. Смазать горячую фокаччу маслом. Немного посыпать солью. Налить себе и маме легкого белого вина.
Вкус проснулся. Проснулись запахи. Тонкая воздушная хорошо пропеченая лепешка. Мягкая и нежная внутри, чуть хрустящая снаружи. Смешение ароматов домашней выпечки и оливкового масла. Вдох. Глоток вина. Терпкое лето во рту. Кусок свежайшего тёплого хлеба. То самое ощущение счастья.
И острая боль, как если бы кто-то ножом полоснул по душе, как по коже...
- Эй, Лена, проснись... - прикосновение тёплой, чуть шершавой ладони к виску и щеке и давно забытый мужской голос с едва заметным акцентом. - Не плачь, тебе все это всего лишь приснилось.
Немного дрожжей и снега из муки. По щепотке сахара и соли. Тёплая вода и солнечное оливковое масло. Ах да! Она чуть не забыла добавить горсть вяленых помидор.
Нежное прикосновение рук к тесту.
Вдох. Глоток легкого белого вина. Его бокал скрашивает полчаса ожидания, прежде чем поместить фокаччу в печь. А ещё улучшает настроение хозяйки и, как ни странно, вкус приготавливаемого блюда.
Маленькая бедная кухня, залитая солнцем. За давно не крашеными рамами красавец клён - весёлый зелёный летом, разбитной красно-оранжевый осенью, беззащитный и совершенно раздетый холодной зимой. Впрочем, в снежные зимы он одевался снова: нарядная белая шубка с ажурной пелеринкой. На воображаемую голову клена хозяйка кухни мысленно надевала старинный цилиндр. Получалось такое слегка эпатажное дерево-господин. Определённо не дама. Господин, очаровательный и тонкий, с немного гейским налетом. Всегда прекрасный. Такая вот живая картина за окном.
А ещё звуки проезжающих поездов (недалеко железная дорога).
А ещё иллюзия любви и счастья.
Фокаччу в печь. Теперь режем тёплые упругие помидоры. Вдыхаем их запах. Она улыбается. Что-то поёт вполголоса. Кидает в миску маленькие шарики нежной моцареллы. Рвёт острую рукколу. Теперь выдавить немного лимонного сока. Семечки, прочь! Снова улыбается. Очередь соли и перца. Чуть-чуть. Тут главное - не переборщить. И в конце добавим и сюда немного солнца - оливкового масла - куда ж нам без него?
Горячую фокаччу тоже смажем оливковым маслом. Немного посолим. Мммм! Как пахнет! Она зажмуривает глаза и снова улыбается. Накрывает лепешку льняной салфеткой.
Достаёт из холодильника копченую ветчину. Ставит на совсем крошечный стол (одну его половину занимает огромная микроволновая печь) тарелки с затейливым голубым узором в центре и по краям. Вилки. Ещё один бокал для вина.
Улыбается. "Пупс! Иди есть!"
Пупсу немного за тридцать. Он не любит есть. Еда - это чисто физиологическая необходимость. Если бы человечество изобрело таблетку, заменяющую собой полноценный дневной рацион, он принимал бы эту таблетку. И не тратил бы время на фокаччу, вино и копченую ветчину с салатом вместе.
Она смеётся этому. Треплет Пупса по голове. Ничего-то ты не понимаешь!
Он наливает вино. Она раскладывает салат и разламывает руками фокаччу.
Едят, что-то обсуждают, шутят и смеются.
Солнце, Соаве, запах хлеба и запах оливкового масла, легкость и клён за окном.
Потом было много всего. Ведь все иллюзии рано или поздно оборачиваются пусть и небольшим, но все же крахом. Какие-то трудности и их преодоление, размолвки и предательства, отчаянье и одиночество.
Она совсем перестала различать вкусы и запахи.
Она по-прежнему что-то там готовила, получалось так себе. Нельзя же приготовить что-то действительно вкусное, если перестаешь различать нюансы и оттенки, а мыло и амброзия приобретают одинаковые качества во рту.
Она то ела все без разбора, пытаясь вспомнить, как это - испытать наслаждение от еды (как это - испытать вообще наслаждение). То переставала есть совсем, заменяя пищу разными (да-да!) таблетками.
Но вот однажды она взяла в руки миску. Насыпала в неё немного дрожжей, муки, по щепотке сахара и соли... Что там ещё? Кажется чуть-чуть тёплой воды и, конечно же, оливковое масло. А про вяленые помидоры она все-таки забыла. Да и не было их в том доме, где она теперь жила. Помыла посуду, пока поднимается тесто. Фокаччу в печь. Ее мама нарезала салат. Она в это время немного поиграла со своим сыном. Смазать горячую фокаччу маслом. Немного посыпать солью. Налить себе и маме легкого белого вина.
Вкус проснулся. Проснулись запахи. Тонкая воздушная хорошо пропеченая лепешка. Мягкая и нежная внутри, чуть хрустящая снаружи. Смешение ароматов домашней выпечки и оливкового масла. Вдох. Глоток вина. Терпкое лето во рту. Кусок свежайшего тёплого хлеба. То самое ощущение счастья.
И острая боль, как если бы кто-то ножом полоснул по душе, как по коже...
- Эй, Лена, проснись... - прикосновение тёплой, чуть шершавой ладони к виску и щеке и давно забытый мужской голос с едва заметным акцентом. - Не плачь, тебе все это всего лишь приснилось.