None of us are irreplaceable
В марте-апреле, когда секретарша Лезли планировала уходить на пенсию, она недели три ходила по коридорам и заглядывала в кабинеты, и с наслаждением говорила каждому, кто попадался на ее пути: "вот я уйду, и вы будете все тут плакать без меня. Вот помяните мои слова! Вы даже не подозреваете, сколько я всего делаю и знаю, и как вам сложно будет без моих знаний." Обучать свою замену она, однако, при этом отказывалась, и ни у кого не было ни энергии, ни желания, ни даже толком полномочий чтоб с ней спорить. Тем более, что спорами обучение новых секретарш не ускорилось бы. Лезли действительно проработала в нашей компании больше сорока пяти лет (и конкретно в нашем отделе -- лет двадцать пять из них), так что какие-то мелкие волнения о том, что что-то с ней "уйдет безвозмездно", конечно, были. Впрочем, доминирующим настроением было ожидание, когда уже наступит избавление от нее. Ну по крайней мере у меня.
20го апреля, когда у Лезли началась, наконец-то, ее законная пенсия, у нас на работе ничего не сломалось и не изменилось безвозвратно. Ну то есть стало потише и поприятней. Отголоски "периода Лезли" остались, конечно: я до сих пор иногда удивляюсь и впечатляюсь, когда новые секретарши мне в чем-то помогают с расписанием или приходят ко мне в кабинет не чтоб меня поругать, а чтоб спросить, что еще они могут мне в помощь сделать. Я еще не полностью свыклась с идеей секретарш, которые на самом деле выполняют работу секретарш. Но это, подозреваю, дело долгих психологических изменений.
Следующим обьявил об уходе на пенсию Кингстон -- начальник всего нашего отдела. То есть то, что его жена ему пригрозила "первого августа я уезжаю в Сан Франциско -- с тобой или без тебя, решать тебе" мы, примерно, знали, но долгое время было неизвестно, когда именно он решит к ней присоединиться. В конце концов, его последним днем работы было 24е июля. Было немного нервно: кем же заменят Кингстона? Приход нового человека значил бы реальные изменения для нас всех -- и в организации нашего отдела, и в условиях работы, и вообще по части того, чем мы занимаемся. Мы гадали и кусали ногти: когда же главный-главный начальник обьявит замену Кингстону? Почему не интервьюирует никаких внутренних кандидатов? Что у него вообще на уме? Главный-главный начальник и сам был новичок (он пришел в компанию в этом феврале), так что предсказать, как именно он поступит, никто не мог. И до сих пор не может: ответов на все эти вопросы у нас до сих пор как не было, так и нет. В последний рабочий день Кингстона, главный-главный начальник устно сказал моему начальнику, что он будет пока временно исполнять обязанности Кингстона (в добавок к своим). И все. Даже email об этом написать главный-главный начальник не потрудился. Сколько будет длиться этот "временный" период, никто не знает.
В связи с этими переменами, мы все задумались о преемственности и об улучшении систем документации внутри нашего отдела. Я специально пошла к своему начальнику, чтоб узнать, что мы делаем о том, чтоб задокументировать ту информацию, что хранилась теперь только в одном экземпляре: в голове у Феди. Ну или где-нибудь в бумагах у Феди. Сам Федя переписывался с другими отделами, напоминая им устроить реестр того или иного, пока есть помнящие все это люди. Начальник отвечал, что время у нас, конечно, есть, и сама идея неплохая -- и выбил под эту идею разрешение нанять нового человека, который бы в том числе работал с Федей, учился у него всему и документировал подающуюся документации и сортировке информацию.
В сентябре Федя внезапно умер. В его кабинете остались горы бумаг, из которых он и только он мог извлечь нужную в любой момент. Все остальные мы не знаем даже вообще, что там нужное, а что -- нет. Новые секретарши пытались как-то бумаги отсортировать, но они на то и новые, что даже не знают, о чем говорится в большинстве из них, да и все же они секретарши. Подозреваю, что исторического знания о нашей компании и нашем отделе, достаточного, чтоб понять, что из Фединых бумаг может пригодиться в будущем, у нас сейчас нет ни у кого. Да и большинство его документов было в электронном формате, а IT еще даже не смогло разблокировать его аккаунт.
На следующей неделе из нашего отдела уходит еще один человек. Уходит он, скорее всего, не по своей воле, а по воле моего начальника -- и я как раз это расцениваю как положительные изменения. То есть сам Ричард, который уходит, ничего мне плохого не делал. И хорошего тоже не делал. Он вообще за те пять с половиной лет, что я в этой компании, ничего не делал. Его уход был обьявлен на собрании секретарш и других "помощников" (я пытаюсь описать иерархическую структуру отдела) -- где они обсуждали, как распределить все обязанности Ричарда, что он выполнял, чтоб ничего не упустить. Как сказал начальник, "это заседание заняло пятнадцать минут, что на десять минут больше, чем оно того заслуживало." Уволить Ричарда надо было бы еще давно, но Кингстон не любил заниматься менеджментом и персоналом. Так что как только у моего начальника появились полномочия, он дал Ричарду два месяца на то, чтоб найти другую работу и уйти.
То есть у нас из пяти профессиональных работников, в отделе осталось трое. И мы все как-то справляемся. Ну то есть больше-меньше, и не то, чтоб "без ущерба производству", но все же справляемся. И без "без меня -- только слезы" Лезли и без "ну мы и не думали, что он сильно полезный, но хоть что-то то он же делал" Кингстона и даже без по настоящему производительного и профессионального и очень работящего Феди. Незаменимых, воистину, нет.
На самом деле я эту запись пишу просто чтоб зафиксировать изменения в своей работе. Мне стыдно и сложно это признать (потому и признаю только после такого длинного предисловия), но последние три недели, после смерти Феди, для меня очень многое изменили. Будет ли это "переломным" в моей карьере, или только шагом на пути развития, но сам шаг сложно недооценить. Так получилось, что я оказалась единственной и главной по моей области в одном большом проэкте. Я специально пишу туманно -- когда-нибудь может быть дам больше подробностей -- но суть в том, что обычно на таких проэктах нас как минимум трое: я, Федя и еще один начальник. Из-за тонкостей организации именно этого проэкта, "еще одного начальника" нам изначально не выдали, и Федя еще тогда хватался за голову о том, как же мы справимся. Он даже пытался втянуть в этот проэкт других людей, но я полу-шутливо, полу-серьезно это пресекла, сказав, что мы с ним и сами с усами и справимся. Ну что ж, накаркала. Вместо того, чтоб быть "третьей и самой младшей" и отвечать максимум за какие-то мелкие подробности, или вовсе не за что, я вдруг оказалась в ситуации, где решать мне. Мало того, что решать мне, но эти решения во первых надо донести и обосновать нашему руководству -- причем именно убедить их в своей правоте -- а во вторых еще и донести до другой компании и их руководства, и насильственно-переговорно добиться их внедрений. К счастью, у меня есть помощник-консультант, но он сам, по-моему, тоже на этом проэкте сильно растет и учится. И так за три недели я как-то продвинулась от "голос дрожит, и я боюсь спрашивать что-то, потому что мало чего понимаю, и не знаю -- это все так, или только я" до "и здесь разобралась, и здесь, а здесь мы с ними еще поспорим."
Эх, в описании получается бравада, и как раз то, что я не люблю в описаниях других -- как будто оно само на меня свалилось. на самом деле я работаю очень много, разбираюсь, думаю, сомневаюсь, советуюсь с тем самым консультантом (который тоже сильно продвинулся), стараюсь не сильно оглядываться, когда приходиться спорить, и зачастую уступать -- и нашему начальству, и противоположному. Я представляю, как для других выгляжу все еще неопытной и неподготовленной -- но выбора-то нет -- надо двигаться вперед. Наверняка я когда-нибудь буду смотреть на то, что я сейчас творю, как на "ну-и-ну. Хорошо, что не "наработала" ошибок на миллионы." То есть я надеюсь, что буду радоваться, что не наработала этих самых ошибок. Но опять-таки сейчас у меня состояние скорее близкое к эйфории, потому что ведь действительно я многое узнаю, в новом пробую себя, и у меня даже получается. И я вижу, как моя работа что-то реальное значит для других. И мне стыдно за эйфорию "на гробу" -- потому что иначе ведь у меня такой возможности не было бы еще много лет (или мне пришлось бы за каждый шаг вперед, за каждый допуск бороться и доказывать). Но, с другой стороны, ведь именно так и получаются многие изменения в жизни: случайно оказаться в случайном месте, а дальше уже работать-работать-работать. Посмотрим, что из этого выйдет, а пока что просто туманная запись (за что извиняюсь) скорее для себя.
А в отделе грядут все же еще большие изменения, и кто его знает, как оно все обернется. Назначат кого-то все-таки на место Кингстона, и если это будет не мой начальник, то мой начальник скорее всего уйдет на пенсию (отчего мне будет грустно). Наймем мы кого-нибудь новенького, кто будет перенимать дела уже не у Феди, а у меня и моего сотрудника. Наймем мы кого-нибудь и на место Феди, только не совсем. И все меняется-меняется-меняется. И это немного страшно, как сказала я своему сотруднику за несколько дней до смерти Феди. Но и интересно, наверное, тоже. Хотя эх, светлая память Феде. А Лезли, наверное, считает, что и Федя умер, потому что не вынес нагрузки после того, как нас покинула Лезли.
20го апреля, когда у Лезли началась, наконец-то, ее законная пенсия, у нас на работе ничего не сломалось и не изменилось безвозвратно. Ну то есть стало потише и поприятней. Отголоски "периода Лезли" остались, конечно: я до сих пор иногда удивляюсь и впечатляюсь, когда новые секретарши мне в чем-то помогают с расписанием или приходят ко мне в кабинет не чтоб меня поругать, а чтоб спросить, что еще они могут мне в помощь сделать. Я еще не полностью свыклась с идеей секретарш, которые на самом деле выполняют работу секретарш. Но это, подозреваю, дело долгих психологических изменений.
Следующим обьявил об уходе на пенсию Кингстон -- начальник всего нашего отдела. То есть то, что его жена ему пригрозила "первого августа я уезжаю в Сан Франциско -- с тобой или без тебя, решать тебе" мы, примерно, знали, но долгое время было неизвестно, когда именно он решит к ней присоединиться. В конце концов, его последним днем работы было 24е июля. Было немного нервно: кем же заменят Кингстона? Приход нового человека значил бы реальные изменения для нас всех -- и в организации нашего отдела, и в условиях работы, и вообще по части того, чем мы занимаемся. Мы гадали и кусали ногти: когда же главный-главный начальник обьявит замену Кингстону? Почему не интервьюирует никаких внутренних кандидатов? Что у него вообще на уме? Главный-главный начальник и сам был новичок (он пришел в компанию в этом феврале), так что предсказать, как именно он поступит, никто не мог. И до сих пор не может: ответов на все эти вопросы у нас до сих пор как не было, так и нет. В последний рабочий день Кингстона, главный-главный начальник устно сказал моему начальнику, что он будет пока временно исполнять обязанности Кингстона (в добавок к своим). И все. Даже email об этом написать главный-главный начальник не потрудился. Сколько будет длиться этот "временный" период, никто не знает.
В связи с этими переменами, мы все задумались о преемственности и об улучшении систем документации внутри нашего отдела. Я специально пошла к своему начальнику, чтоб узнать, что мы делаем о том, чтоб задокументировать ту информацию, что хранилась теперь только в одном экземпляре: в голове у Феди. Ну или где-нибудь в бумагах у Феди. Сам Федя переписывался с другими отделами, напоминая им устроить реестр того или иного, пока есть помнящие все это люди. Начальник отвечал, что время у нас, конечно, есть, и сама идея неплохая -- и выбил под эту идею разрешение нанять нового человека, который бы в том числе работал с Федей, учился у него всему и документировал подающуюся документации и сортировке информацию.
В сентябре Федя внезапно умер. В его кабинете остались горы бумаг, из которых он и только он мог извлечь нужную в любой момент. Все остальные мы не знаем даже вообще, что там нужное, а что -- нет. Новые секретарши пытались как-то бумаги отсортировать, но они на то и новые, что даже не знают, о чем говорится в большинстве из них, да и все же они секретарши. Подозреваю, что исторического знания о нашей компании и нашем отделе, достаточного, чтоб понять, что из Фединых бумаг может пригодиться в будущем, у нас сейчас нет ни у кого. Да и большинство его документов было в электронном формате, а IT еще даже не смогло разблокировать его аккаунт.
На следующей неделе из нашего отдела уходит еще один человек. Уходит он, скорее всего, не по своей воле, а по воле моего начальника -- и я как раз это расцениваю как положительные изменения. То есть сам Ричард, который уходит, ничего мне плохого не делал. И хорошего тоже не делал. Он вообще за те пять с половиной лет, что я в этой компании, ничего не делал. Его уход был обьявлен на собрании секретарш и других "помощников" (я пытаюсь описать иерархическую структуру отдела) -- где они обсуждали, как распределить все обязанности Ричарда, что он выполнял, чтоб ничего не упустить. Как сказал начальник, "это заседание заняло пятнадцать минут, что на десять минут больше, чем оно того заслуживало." Уволить Ричарда надо было бы еще давно, но Кингстон не любил заниматься менеджментом и персоналом. Так что как только у моего начальника появились полномочия, он дал Ричарду два месяца на то, чтоб найти другую работу и уйти.
То есть у нас из пяти профессиональных работников, в отделе осталось трое. И мы все как-то справляемся. Ну то есть больше-меньше, и не то, чтоб "без ущерба производству", но все же справляемся. И без "без меня -- только слезы" Лезли и без "ну мы и не думали, что он сильно полезный, но хоть что-то то он же делал" Кингстона и даже без по настоящему производительного и профессионального и очень работящего Феди. Незаменимых, воистину, нет.
На самом деле я эту запись пишу просто чтоб зафиксировать изменения в своей работе. Мне стыдно и сложно это признать (потому и признаю только после такого длинного предисловия), но последние три недели, после смерти Феди, для меня очень многое изменили. Будет ли это "переломным" в моей карьере, или только шагом на пути развития, но сам шаг сложно недооценить. Так получилось, что я оказалась единственной и главной по моей области в одном большом проэкте. Я специально пишу туманно -- когда-нибудь может быть дам больше подробностей -- но суть в том, что обычно на таких проэктах нас как минимум трое: я, Федя и еще один начальник. Из-за тонкостей организации именно этого проэкта, "еще одного начальника" нам изначально не выдали, и Федя еще тогда хватался за голову о том, как же мы справимся. Он даже пытался втянуть в этот проэкт других людей, но я полу-шутливо, полу-серьезно это пресекла, сказав, что мы с ним и сами с усами и справимся. Ну что ж, накаркала. Вместо того, чтоб быть "третьей и самой младшей" и отвечать максимум за какие-то мелкие подробности, или вовсе не за что, я вдруг оказалась в ситуации, где решать мне. Мало того, что решать мне, но эти решения во первых надо донести и обосновать нашему руководству -- причем именно убедить их в своей правоте -- а во вторых еще и донести до другой компании и их руководства, и насильственно-переговорно добиться их внедрений. К счастью, у меня есть помощник-консультант, но он сам, по-моему, тоже на этом проэкте сильно растет и учится. И так за три недели я как-то продвинулась от "голос дрожит, и я боюсь спрашивать что-то, потому что мало чего понимаю, и не знаю -- это все так, или только я" до "и здесь разобралась, и здесь, а здесь мы с ними еще поспорим."
Эх, в описании получается бравада, и как раз то, что я не люблю в описаниях других -- как будто оно само на меня свалилось. на самом деле я работаю очень много, разбираюсь, думаю, сомневаюсь, советуюсь с тем самым консультантом (который тоже сильно продвинулся), стараюсь не сильно оглядываться, когда приходиться спорить, и зачастую уступать -- и нашему начальству, и противоположному. Я представляю, как для других выгляжу все еще неопытной и неподготовленной -- но выбора-то нет -- надо двигаться вперед. Наверняка я когда-нибудь буду смотреть на то, что я сейчас творю, как на "ну-и-ну. Хорошо, что не "наработала" ошибок на миллионы." То есть я надеюсь, что буду радоваться, что не наработала этих самых ошибок. Но опять-таки сейчас у меня состояние скорее близкое к эйфории, потому что ведь действительно я многое узнаю, в новом пробую себя, и у меня даже получается. И я вижу, как моя работа что-то реальное значит для других. И мне стыдно за эйфорию "на гробу" -- потому что иначе ведь у меня такой возможности не было бы еще много лет (или мне пришлось бы за каждый шаг вперед, за каждый допуск бороться и доказывать). Но, с другой стороны, ведь именно так и получаются многие изменения в жизни: случайно оказаться в случайном месте, а дальше уже работать-работать-работать. Посмотрим, что из этого выйдет, а пока что просто туманная запись (за что извиняюсь) скорее для себя.
А в отделе грядут все же еще большие изменения, и кто его знает, как оно все обернется. Назначат кого-то все-таки на место Кингстона, и если это будет не мой начальник, то мой начальник скорее всего уйдет на пенсию (отчего мне будет грустно). Наймем мы кого-нибудь новенького, кто будет перенимать дела уже не у Феди, а у меня и моего сотрудника. Наймем мы кого-нибудь и на место Феди, только не совсем. И все меняется-меняется-меняется. И это немного страшно, как сказала я своему сотруднику за несколько дней до смерти Феди. Но и интересно, наверное, тоже. Хотя эх, светлая память Феде. А Лезли, наверное, считает, что и Федя умер, потому что не вынес нагрузки после того, как нас покинула Лезли.