Мэрион Бернстайн "Сон"
[Мэрион Бернстайн (1846-1906) - дочь немецкого еврея, эмигрировавшего в Лондон, и англиканской матери. Отец рано прогорел и умер, когда Мэрион было 15 лет; мать перевезла семью в Глазго. Мэрион страшно болела (непонятно, чем) и много лет провела прикованной к кровати. В Глазго она подрабатывала уроками игры на фортепиано - и сочиняла стихи, которые публиковала тут и там, издала даже ровно один сборник, "Раздумья Миррен" (Миррен как зеркало Мэрион, Mirren like Marion's mirror, сказал бы я). В эдаких условиях - жуткая честная бедность с одной стороны, обещания прогресса с другой - сложно было не стать феминисткой. Вот она и вошла в историю как викторианская шотландская феминистка, и стихи ее не так давно собрали в одну книжку и издали наконец-то. И то хорошо.]
Мне приснилось, что девятнадцатый век
Весь сошел, исчез без следа,
А на место его заступил новый день,
Лучезарный, будто звезда.
Стало Право Женщины крепче, чем сталь,
Осознал мужчина, что он
Очень долго собственной бабке внушал
Ей совсем не нужный закон.
Часто женщина здесь главнее мужчин,
Подчиняется ей Кабинет,
И в Палате Общин дам втрое больше,
А лордов попросту нет!
И леди в парламенте, как полагается
Управляя делами страны,
Постановили "поддерживать мир",
Чтоб заглохла наука войны.
Здесь муж давно перестал бить жену,
Ибо сказано женщиной: тот,
Кто поднимет руку свою на супругу,
Отправится на эшафот.
Больше нет докторов обоих полов:
Исцелять себя и других
Учат школы детей так же, как читать,
Различая прозу и стих.
Больше нет юристов, ведь школьник любой
Весь законов выучил свод;
Но есть женщины-судьи, и правда теперь -
Всякой тяжбы желанный исход.
Здесь все церкви мира однажды сошлись,
И великий собор изрек:
Заблуждений искренних хуже всегда
Фальшь в словах и в делах порок.
Тут почуяла я: здесь какой-то подвох -
Слишком эта идея странна!
Распахнулись глаза, и виденье ушло,
И не стало безумного сна.
Marion Bernstein
A Dream
I dreamt that the nineteenth century
Had entirely passed away,
And had given place to a more advanced
And very much brighter day.
For Woman’s Rights were established quite,
And man could the fact discern
That he’d long been teaching his grandmamma
What she didn’t require to learn.
There were female chiefs in the Cabinet,
(Much better than males I’m sure!)
And the Commons were three-parts feminine,
While the Lords were seen no more!
And right well did the ladies legislate,
They determined to ‘keep the peace,’
So well they managed affairs of State,
That the science of war might cease.
Now no man could venture to beat his wife,
For the women had settled by law
That whoever did so should lose his life,
Then he’d never do so any more.
There were no more physicians of either sex,
For the schools were required to teach
The science of healing to every child
As well as the parts of speech.
There were no more lawyers - all children learned
The code of their country’s laws;
There were female judges, and truth became
The fashion in every cause.
All the churches attended a conference
At which every sect agreed
That an erring opinion was not so bad
As a false word or wicked deed.
At this I felt sure there was some mistake,
It seemed such a strange idea!
My eyes opened wide, and that made me wake,
Now wasn’t the vision queer?
(Перевод мой. Я полюбил это стихотворение за викторианский созидательный радикализм, так сказать. Заметьте, как человек вводит абсолютную этическую систему координат, ничуть не отказывая в уважении, скажем, религии; я это очень понимаю.)
Мне приснилось, что девятнадцатый век
Весь сошел, исчез без следа,
А на место его заступил новый день,
Лучезарный, будто звезда.
Стало Право Женщины крепче, чем сталь,
Осознал мужчина, что он
Очень долго собственной бабке внушал
Ей совсем не нужный закон.
Часто женщина здесь главнее мужчин,
Подчиняется ей Кабинет,
И в Палате Общин дам втрое больше,
А лордов попросту нет!
И леди в парламенте, как полагается
Управляя делами страны,
Постановили "поддерживать мир",
Чтоб заглохла наука войны.
Здесь муж давно перестал бить жену,
Ибо сказано женщиной: тот,
Кто поднимет руку свою на супругу,
Отправится на эшафот.
Больше нет докторов обоих полов:
Исцелять себя и других
Учат школы детей так же, как читать,
Различая прозу и стих.
Больше нет юристов, ведь школьник любой
Весь законов выучил свод;
Но есть женщины-судьи, и правда теперь -
Всякой тяжбы желанный исход.
Здесь все церкви мира однажды сошлись,
И великий собор изрек:
Заблуждений искренних хуже всегда
Фальшь в словах и в делах порок.
Тут почуяла я: здесь какой-то подвох -
Слишком эта идея странна!
Распахнулись глаза, и виденье ушло,
И не стало безумного сна.
Marion Bernstein
A Dream
I dreamt that the nineteenth century
Had entirely passed away,
And had given place to a more advanced
And very much brighter day.
For Woman’s Rights were established quite,
And man could the fact discern
That he’d long been teaching his grandmamma
What she didn’t require to learn.
There were female chiefs in the Cabinet,
(Much better than males I’m sure!)
And the Commons were three-parts feminine,
While the Lords were seen no more!
And right well did the ladies legislate,
They determined to ‘keep the peace,’
So well they managed affairs of State,
That the science of war might cease.
Now no man could venture to beat his wife,
For the women had settled by law
That whoever did so should lose his life,
Then he’d never do so any more.
There were no more physicians of either sex,
For the schools were required to teach
The science of healing to every child
As well as the parts of speech.
There were no more lawyers - all children learned
The code of their country’s laws;
There were female judges, and truth became
The fashion in every cause.
All the churches attended a conference
At which every sect agreed
That an erring opinion was not so bad
As a false word or wicked deed.
At this I felt sure there was some mistake,
It seemed such a strange idea!
My eyes opened wide, and that made me wake,
Now wasn’t the vision queer?
(Перевод мой. Я полюбил это стихотворение за викторианский созидательный радикализм, так сказать. Заметьте, как человек вводит абсолютную этическую систему координат, ничуть не отказывая в уважении, скажем, религии; я это очень понимаю.)