Feb 09, 2021 00:16
Он ей говорит: «Ах, мадам Елена,
Коль ваши махатмы правы,
Ничто на земле не тленно,
Ни львы, ни орлы, ни тельцы, ни люди;
Зачем вырываться тогда из плена,
Стремиться к Христу иль Будде,
Когда в этом ветре шумят дубравы?»
Она говорит ему: «Милый Вилли,
Ты помнишь арены Рима?
Меня ведь тогда убили,
А ты пощажен был толпой крикливой,
Лишен языка, увезен в Севилью
В елей превращать оливы;
Я рядом была каждый час - незримо».
Он ей говорит: «Был я книгой ветхой,
Заглавною буквой, тенью,
Заснеженной старой веткой,
Соринкой, травинкой, горой Бен-Балбен,
Планетой, Заветом, железной клеткой,
Богами во тьме оставлен,
В кругу превращений я стал теченьем».
Она отвечает: «Закон фохата
Раскроет предвестьем рая
Матрешку матриархата,
Великая Матерь отмоет Раму
От пыли иллюзий и сажи злата,
Введет в поднебесье Храма;
Тебе заварить цейлонского чаю?»
Он ей говорит: «Мчатся кони сидов
На стыке огня и смерти
Быстрее иных болидов
По райским садам и стальным гееннам,
По Гипербореям и Атлантидам;
Я - дух, и не стать мне бренным;
Я - холст на приснившемся мне мольберте».
Она говорит: «За окошком ливень,
А кстати, у нас тут радость:
Полковник... забыла имя...
Узнал в себе ламу из древней Лхасы;
Полковники кажутся все святыми -
Бодрятся, не любят мяса,
А впрочем, ну что им еще осталось?»
Он тихо кивает: «Крылаты грезы,
И космос лежит, безмерен,
Здесь лотосы, там березы;
Я - Божий глагол, что не терпит прозы;
В зрачках моих пламя, хоть ночь беззвездна;
Распята, бессмертна роза;
Умолкнет певец; воссияет Эрин».
Они говорят. Чай разлит по чашкам.
Дождь кончился. За окошком
Порхает господня пташка.
До жизни до вечной - совсем немножко.
Под самым окошком - растут ромашки,
И млечную путь-дорожку
Лакает из плошки господня кошка.