Тони Хогланд "ДВА ПОЕЗДА"
Tony Hoagland (род. 1953)
Была такая песня, называлась "Два бегущих поезда",
этот блюз с берегов Миссиссипи передавали в ночное время,
программа после полуночи называлась "FM для тех, кто не спит"
-- ну, я-то считал, что в ней пелось про поезда.
После кто-то сказал мне, что это про то, что делают муж и жена
под одеялом в постели, двигаясь взад и вперёд,
постепенно, как поршни лоснящегося локомотива,
чьи штоки и клапаны стремятся остаться в согласье
достаточно долго, чтоб у них получилось "приехать"
одновременно. Вот один из поездов
уже скрывается из глаз в горах, в тоннеле,
когда же снова оба выскочат на свет,
каким-то образом другой его обходит,
два поезда, бегущие бок о бок,
сперва один, потом другой, из труб
порывы дыма в небо синевы
такой пронзительной, что хочешь умереть.
Так что долгое время я думал, что песня была про секс.
Но потом Мэк сказал мне, что все песни про поезда
на самом деле про Иисуса, про то, что второй поезд
тенью следует за первым, то есть, что Он идёт за тобой по пятам,
Он откуда-то сзади следит за тобой, Он с тобой неотлучно,
Он твой кондуктор и твой машинист,
и масло, и смазка, и уголь,
Он поймает тебя, если рухнешь ты вниз,
или, только запнись, проведёт тебя сквозь
темнейшее из ущелий, на самый крутой подъём,
и звук ты-дык Его пальцев по рельсам
и губная гармошка ту-ту - это протяжный плач души,
посредством чего Он тебя проведёт сквозь мира кровавый тоннель.
Так что потом я считал, что песня двух поездов - это уже песнопенье.
Потом я уволился из Санта-Фе, и Шарон всадила
каблучок свой мне в сердце,
и я стал старше на двенадцать лет, и Дин от меня переехал,
и теперь я считаю, что песня, возможно, была о прощаниях --
мы ведь даже в иных часовых поясах,
даже разная скорость у нас, вероятно,
даже пункт назначенья у каждого свой,
прости господи, мы ведь даже не поезда!
Но как печально, ощутив своё родство,
потом смотреть, как люди просто исчезают;
и чувствовать, как время нас уносит
вагонами миг за мигом.
Порой, сидя в кресле, я ощущаю,
что вокруг простирается такая пустота, --
как та оглохшая, безлиственная тишь,
в тот миг, когда состав прогрохотал,
а щебет глупых птиц ещё не слышен,
-- когда цветы, растущие у шпал,
сперва дрожат на тонких стебельках,
а после замирают и встают
посредине всего, сиротливо и прямо.
(Перевод Юлия Гуголева)
Tony Hoagland. Photo taken by Dorothy Alexander.
Была такая песня, называлась "Два бегущих поезда",
этот блюз с берегов Миссиссипи передавали в ночное время,
программа после полуночи называлась "FM для тех, кто не спит"
-- ну, я-то считал, что в ней пелось про поезда.
После кто-то сказал мне, что это про то, что делают муж и жена
под одеялом в постели, двигаясь взад и вперёд,
постепенно, как поршни лоснящегося локомотива,
чьи штоки и клапаны стремятся остаться в согласье
достаточно долго, чтоб у них получилось "приехать"
одновременно. Вот один из поездов
уже скрывается из глаз в горах, в тоннеле,
когда же снова оба выскочат на свет,
каким-то образом другой его обходит,
два поезда, бегущие бок о бок,
сперва один, потом другой, из труб
порывы дыма в небо синевы
такой пронзительной, что хочешь умереть.
Так что долгое время я думал, что песня была про секс.
Но потом Мэк сказал мне, что все песни про поезда
на самом деле про Иисуса, про то, что второй поезд
тенью следует за первым, то есть, что Он идёт за тобой по пятам,
Он откуда-то сзади следит за тобой, Он с тобой неотлучно,
Он твой кондуктор и твой машинист,
и масло, и смазка, и уголь,
Он поймает тебя, если рухнешь ты вниз,
или, только запнись, проведёт тебя сквозь
темнейшее из ущелий, на самый крутой подъём,
и звук ты-дык Его пальцев по рельсам
и губная гармошка ту-ту - это протяжный плач души,
посредством чего Он тебя проведёт сквозь мира кровавый тоннель.
Так что потом я считал, что песня двух поездов - это уже песнопенье.
Потом я уволился из Санта-Фе, и Шарон всадила
каблучок свой мне в сердце,
и я стал старше на двенадцать лет, и Дин от меня переехал,
и теперь я считаю, что песня, возможно, была о прощаниях --
мы ведь даже в иных часовых поясах,
даже разная скорость у нас, вероятно,
даже пункт назначенья у каждого свой,
прости господи, мы ведь даже не поезда!
Но как печально, ощутив своё родство,
потом смотреть, как люди просто исчезают;
и чувствовать, как время нас уносит
вагонами миг за мигом.
Порой, сидя в кресле, я ощущаю,
что вокруг простирается такая пустота, --
как та оглохшая, безлиственная тишь,
в тот миг, когда состав прогрохотал,
а щебет глупых птиц ещё не слышен,
-- когда цветы, растущие у шпал,
сперва дрожат на тонких стебельках,
а после замирают и встают
посредине всего, сиротливо и прямо.
(Перевод Юлия Гуголева)
Tony Hoagland. Photo taken by Dorothy Alexander.