Недаром преподаватели время на нас потратили.
Совсем скоро наступит весна: застучит хрустальным молоточком по трубам капель, распустится зеленым бархатом молодая листва, наполнят своим ароматом весь город белые ландыши. Совсем скоро нас, пятикурсников отделения Зарубежной филологии Института Филологии ТГУ им. Г.Р. Державина, ожидают бессонные ночи и муки творчества, результатом которых станут дипломные работы. Нас же, вероятно, ожидают и муки совести, которая сначала будет спать, как хомяк, а потом проснется и начнет, с аппетитом давно не завтракавшего зверька, грызть нас изнутри, как бы вопрошая: «Ну, когда же ты сядешь за подготовку к ГОСам?!». Совсем скоро нам вручат дипломы…
Это всё скоро и впереди, а позади у нас почти пять лет напряженной учебы, две педагогические практики, студенческие научные конференции и, кстати, три курсовые работы, тридцать шесть экзаменов и сорок один зачет. Ошеломляющие цифры, не правда ли?! But the devil is not so black as he is painted. И сейчас, когда с высоты этих цифр оглядываешься назад, вспоминается так много забавных вещей, которые когда-то казались маленькими трагедиями.
Вот, например, первый курс и, оставивший глубокий след в душе каждого, «Основной язык». На подготовку к парам по этому предмету уходила уйма времени: мы приходили с университета, почти сразу же садились за Аракина, мучили его до ночи, а иногда даже вставали пораньше с утра, чтобы до первой пары успеть что-то доучить. Мы познакомились с доктором Сэндфордом и всей его семьей, могли с закрытыми глазами нарисовать интонационную схему предложения, изучили строение ротовой полости не хуже студентов-медиков и ненавидели Вальдемара Поульсена за то, что он изобрел прадедушку магнитофона.
На втором курсе мы продолжили завтраки с Аракиным и Матюшкиной-Герке, но к ним ещё прибавились Фердинанд де Соссюр и Бодуэн де Куртенэ. Последний, кстати, имел русское имя и отчество, и этот факт никак не хотел укладываться в наших юных головах. Впрочем, информация о том, что выдающийся русский филолог А.А. Шахматов умер от истощения, вообще, повергла всех в шок, и натолкнул на мысль, что языкознание - дело невыгодное.
Но нужно быть честными и признать, что удивлялись и страдали не только мы, но и из-за нас. Был у нас такой замечательный предмет, как «Германские языки» (он же - готский). Бедные готы! Мало того, что они вымерли и язык их вместе с ними, так ещё и такие нерадивые студенты, как мы, коверкали как могли эти древние тексты. Сюда же, пожалуй, можно приписать древнеанглийский язык. «Кентерберийские рассказы» и «Беовульф» приравнивались нами к древнеегипетским иероглифам и не всегда поддавались прочтению без помощи лектора.
Удивляли же мы преподавателей по литературе. Не сдав зачет, студент, как правило, отправлялся домой читать произведения по списку. И какого же было удивление преподавателя, когда, скажем спустя три дня, студент приходил на пересдачу и бодро рапортовал, что за эти три счастливых дня он успел прочесть пару-тройку романов Диккенса, «Ярмарку тщеславия» и всю серию Джона Голсуорси.
«Лексикологии», «Стилистике» и «Теоретической грамматике» досталось меньше. Здесь лишь было изобретено несколько новых терминов, расширены или, наоборот, сужены некоторые классификации и постоянно присутствовала некая гендерная путаница относительно И.В. Арнольд и М.Я. Блох.
Это, конечно, далеко не весь список, а лишь ироничная верхушка айсберга серьёзных и глубоких знаний, которые мы приобрели за пять лет учебы, знаний, которыми с нами поделились лучшие преподаватели университета. Пройдет время, сдадутся ГОСы, защитится диплом, все мы станем специалистами, но где бы мы ни были, и чем бы мы ни занимались, мы всегда будем с нежностью и заботой хранить осколки студенческих лет в наших сердцах.