(no subject)
все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах - не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни - все хриплым голосом,
все стихи любимые - неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные - предатели,
цирковые клоуны - все печальные,
а упрямые скептики - все мечтатели.
если дом уютный - не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться - навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
гениальные мысли всегда бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит точно не с теми празднуешь.
Ок Мельникова
вот твой город
сошёл с афиши фильма про апокалипсис,
глядит с прищуром, курит, устало скалится.
думали, никто уже не позарится
на него, да стал он совсем иным.
погляди, он жив,
только вспорот этим оскалом ржавым,
осиным жалом, тупым кинжалом.
внутри пекло, пламя, он дышит жаром,
исторгая сизый курчавый дым.
огонь вьётся здесь в ритуальном танце:
был мальчишка с внешностью оборванца,
стал правитель бала, начальник адца,
вмиг сжирает, что на глаза попасться
смогло случайно, и плавит мозг.
он обжился здесь за четыре месяца;
поминают павших, старушки крестятся,
всё о детях молятся; дети бесятся,
будто от ударов упругих розг.
погляди на них: боевые псы
так легко натравлены друг на друга,
ремесло их - драка, война - подруга.
дай лишь знак - и сцепятся в центре круга
под всеобщий радостный рёв «ура!»
здесь растёт обрыв, становясь бездонным,
что ни знамя реет, то красно-чёрным,
что ни встречный дурень, то воет горном,
да зияет дулом во лбу дыра.
как в семнадцатом все хватали сабли
против тех, кто душит, тиранит, грабит.
с мазохистским кайфом ступай на грабли,
с мазохистским кайфом себя жалей.
убивай да помни: нет смысла в сделке,
зло не сгинет в бойне и перестрелке,
зло с тобою ест из одной тарелки
и с тобой ложится в одну постель.
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах - не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни - все хриплым голосом,
все стихи любимые - неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные - предатели,
цирковые клоуны - все печальные,
а упрямые скептики - все мечтатели.
если дом уютный - не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться - навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
гениальные мысли всегда бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит точно не с теми празднуешь.
Ок Мельникова
вот твой город
сошёл с афиши фильма про апокалипсис,
глядит с прищуром, курит, устало скалится.
думали, никто уже не позарится
на него, да стал он совсем иным.
погляди, он жив,
только вспорот этим оскалом ржавым,
осиным жалом, тупым кинжалом.
внутри пекло, пламя, он дышит жаром,
исторгая сизый курчавый дым.
огонь вьётся здесь в ритуальном танце:
был мальчишка с внешностью оборванца,
стал правитель бала, начальник адца,
вмиг сжирает, что на глаза попасться
смогло случайно, и плавит мозг.
он обжился здесь за четыре месяца;
поминают павших, старушки крестятся,
всё о детях молятся; дети бесятся,
будто от ударов упругих розг.
погляди на них: боевые псы
так легко натравлены друг на друга,
ремесло их - драка, война - подруга.
дай лишь знак - и сцепятся в центре круга
под всеобщий радостный рёв «ура!»
здесь растёт обрыв, становясь бездонным,
что ни знамя реет, то красно-чёрным,
что ни встречный дурень, то воет горном,
да зияет дулом во лбу дыра.
как в семнадцатом все хватали сабли
против тех, кто душит, тиранит, грабит.
с мазохистским кайфом ступай на грабли,
с мазохистским кайфом себя жалей.
убивай да помни: нет смысла в сделке,
зло не сгинет в бойне и перестрелке,
зло с тобою ест из одной тарелки
и с тобой ложится в одну постель.
Click to view