Вода на чужую мельницу - продолжение номер два
Название: Приблуда
Фандом: вроде бы пиджеевские "Хоббит" с "ВК", но по факту - очень по мотивам. Хронология, канон и прочие страшные слова явно шли мимо автора.
Пейринг: Даин/ОЖП и др.
Размер: уже макси
Жанр: романтика, наверно
Аннотация: гном и эльфийка - свежая добавка на старые дрожжи. Буду медленно и лениво чесать свои кинки в духе "Верных врагов".
Предупреждения: "одноногие собачки" в количестве! А если вам кажется, что на автора оказала большое влияние госпожа Громыко, вам не кажется.
Есть такая примета, что когда сплошь одно к одному хорошее складывается, то в конце непременно жди какого-то крупного паскудства. Верить разным предчувствиям - дело женское, но на этот раз чутье не подвело и Даина.
Драки не случилось, но лучше бы они подрались, честное слово.
Потому что попробуй-ка возразить косорылому, если он своими глазами тут видел:
- Обиходить, значит, надумал, понравилась? На двух скамейках хочешь усидеть?
Даин ответил было, что больно оно надо, по крайней мере, та «скамейка», что с родителями и сестрами осталась в зале, точно совсем ему не сдалась, но то ли язык его после вина не так хорошо слушался, то ли у Кривоноса уже имелось на этот счет собственное мнение:
- Узнаю что - хоть неволил ты девку или хоть задаривал - несдобровать тебе, не посмотрю, что узбад!
Каждый остались при своем, а еще Нирви Кривонос поутру пообещал, мол, когда вернутся они в Холмы, то, пожалуй, оставит разъезжий отряд. А всего полдня спустя с тем же самым, мол, хочу по завершении поездки отряд оставить, к Даину сунулся Судри Тролль!
Это Судри, сын Судри, столько раз бывший и разведчиком, и проводником, и дороги все, в том числе и здешние, знавший, как свои пять пальцев! Верный Судри, которого за абсолютное бесстрашие в драке и прозвали Троллем, еще с того раза, когда за будто через силу росшую бороду кто-то посмеялся, мол, мать тебя с эльфом нагуляла. Обидчик прошелся по больному, потому что никто не гулял на свадьбе его матери и отца в глаза не знал, и оттаскивали от полуживого обидчика разъяренного Судри аж вшестером, а то бы так и убил.
И вот тебе пожалуйста, смотрит мимо, будто за что-то виноватым считает или будто сам виноват, и тихо, как обычно, заявляет, мол, как вернутся все в Холмы, так и откланяется, снова бродяжить отправится. Будто разом сговорились все! Или будто примета решила сработать, мол, где женщина объявится, там свары пойдут… То, как с Кривоносом погавкались, на большую свару не тянуло, но все равно мерзко было на редкость. И Лит тоже затихарилась, будто не хотела даже припоминать вчерашнее…
- Да сдурел ты, что ли?! - рассердился Даин.
А с таким настроем, он точно знал, в ювелирные мастерские, куда как раз направился было, не стоило и соваться - и работу не делать, а только портить будет, и упаси Махал в таком настроении что-то изваять, потому что никакой радости не будет с тех украшений. Булавки, фибулы и шпильки будут колоться и ранить, застежки расстегиваться или больно прихватывать каждый раз, кольца или соскользнуть будут пытаться, или руки под ними опухать начнут, потому что будут нести они в себе злость мастера... Только и оставалось, что плюнуть и с полдороги отправиться по другим делам.
С такого настроя только и хорошего было, что нашел таки изъян в перекрытиях у водостока - не неполадку, просто сама задумка показалась ненадежной, если кто-то вздумает напасть с той стороны - да славно помахался вечером с миттенкэрскими воинами. Помня деда Трора, которого золото сгубило сильнее, чем вражье оружие, Даин опасался огрузнуть в праздности, и потому почти в любой день неустанно упражнялся в воинском искусстве. На свою беду, был он так силен, что в Холмах нашлось бы только десятка два гномов, с которыми можно б было как следует отвести душу, не боясь покалечить всерьез. На удивление, много равных по силе нашлось здесь, в том числе и те, что вчера привезли сюда своих сестер или дочерей, - и оттого ох и много зрительниц образовалось у суровых мужских забав!
Почти любая из них владела мелким оружием вроде метательных ножей не сильно хуже ножей кухонных, челноков или иголок, но ни одна из них не забывала взволнованно охать, прижимая к горящим (или искусно нарумяненным) щекам украшенные кольцами и перстнями руки. В глазах, как глянуть в тот край, начинало даже рябить от ярких платьев, которые вынимались обычно из сундуков по особым случаям, а Даин поневоле нет-нет да искал меж ними вчерашнее красное. И не находил.
Один на один сходились много кто и с кем, а потом честно поделились на два отряда, чтоб завершить приятный вечер общей сшибкой. Дядюшка Илдри, тоже оказавшись здесь, сам участвовать не стал, мол, куда мне до молодежи, но кто-то из кухонных работников по его велению шустро прикатил бочонок давешнего вина - мол, пускай будет призом победителям, раз на то пошло.
Даин пошел в первом ряду, с тяжелым щитом и примериваясь рукой к непривычному тренировочному огладку - убить случайно таким не убьешь, но и баланс так себе... Сошлись, помахались, отступили - «раненые» и «убитые» честно отошли в сторону - и снова пошли.
- Шаг! Шаг! Бой!
Замах, удар, поймать на щит ответный удар, шагнуть назад - и тут второй волной из-за спин ударили легкие воины и лучники! А из-за спины узбада Железных Холмов - его приблуда-лучница; и не скажешь, что пол-осени она умирала, а всю зиму оставалась хромой. Что там легче перышка летала - разве что того перышка, что на стреле, которая флю-флю…
- Бой!
Тайная гордость за Лит - не за меткую стрельбу, а за то, что какая еще так отменно прикроет спину в бою - продолжилась ровно столько, сколько еще раз сходились на ристалище. Потому что потом, когда обе половины радостно братались за призовым бочонком, признав дружескую ничью, то оказалось, что среди легких воинов и лучников оказалось еще и с десяток людских женщин. А среди тяжелых воинов Миттенкэра обнаружилась гномка - эта предпочитала драться двумя топорами, а теперь только посмеивалась, глядя, как четверо прибежавших ее мальчишек отволакивают убранное оружие к краю…
Лит смеялась где-то рядом и будто не помнила вечера накануне, а Даин успел двести раз проклясть эту толпу, что весь на виду и ничего-то не поговоришь толком, и не начнешь целовать ее, как вчера. Как с локтем: близко, а не укусишь. Да еще и совсем вечером, вместо чтоб, помывшись, сбежать обратно к веселящимся гномам, надо было сесть ужинать с дядиной семьей - а там разговор со стен, укреплений и оружия благополучно сполз в то, что, раз матушка Даина сама лично звала праздновать Летнее Солнце в Холмах, то отказывать тем более не стоит: пусть девочки едут и веселятся! Веселились там, правда, только глупышка Тами и обе ее кузины, а Эсси, хоть и ответила согласием, а так и просидела, хмурая, будто ей гостить не в доме узбада и его матушки, а в скотном сарае предложили.
На том гостевание и закончилось, собственно: в один день гномы Даина закончили или передали кому-то свои нехитрые здешние свои дела и снарядились в обратный путь.
Дядя Илдри для своих дочерей и племянниц расстарался как следует, дав им в сопровождение целый десяток отборных воинов из Миттенкэр - и не поскупился, и вроде как Даину подспорье, как для почти что ближайшего родственника.
А может, еще и потому что обратная дорога предстояла хоть и прямая, но медленная-медленная. Девам под их наряды, и чтоб сами не слишком устали и не растеряли от утомления своей дивной красоты, была выдана крытая повозка, заряженная шестёркой крепких козлотуров. Правда, Эсси ехать вместе с сёстрами не очень-то пожелала, делить место с кем-то ещё ей не захотелось - вот и гарцевала в своих бархатах на игреневом породистом пони. В самый последний момент перед отъездом уговорила отца ещё и эту живность с собой взять, вздорная девица.
Гарцевала, чего уж там, отменно, только край платья по ветру, но Даину точно не до её холеной красоты было. И он, в глубине души невероятно радуясь на отсутствие чуткого дядиного ока, только отмахивался:
- Приглядите, шею ж свернет себе! Дикки, Судри!
Нечего узбаду делать, как вместо нянек доглядывать за всеми. Это во-первых, разумеется, потому что во-вторых, Даину и так было на кого посмотреть. Посмотреть-посмотреть - и в лишний раз себя назвать дураком. Остроухая-то будто нарочно сторонилась его с того вечера, то ее Тамия звала с собой, вот же ж наша себе подружку, сопливка, то вдруг у неё вовсе объявились какие-то дела в городе - вот и исчезала. Или придурки миттенкэрские лучники с собой сманивали...Не караулить же под дверью было!
Даин, может, и караулил бы, когда б не в дядином доме, где болтливых прислужниц полно, ославят - остроухую, не его! - не отмоется, и не докажешь же потом, что просто поговорить приходил... Вот и оставалось, что коситься издали: едет эта на своём привычном месте, никакого дамского седла и струящихся шлейфов, и в поводу смирный вьючной козлотур с мешками ее вечных травок. Будто в самом деле приснилось в дурном пьяном сне сладкая отрава её рта и тепло гибкого стана, впору забыть бы - а всё никак, или хоть спросить бы, мол, пора забывать или вдруг ещё нет. Вечером - по привычке, не с чем-то там! - протянул руку, но нашлась только пустота под боком; маленькая негодяйка утащила Лит в повозку, ночевать на мягком и секретничать до полуночи. Оно вроде и правильно, только отчего-то обидно.
Всего за несколько медленных дней Даин так измаялся и извел себя, то огрызаясь, то отвечая невпопад, что уже парни предложили, мол, а не заварила бы тебе наша Лит какой-то корешок или листок от нервов? Даин в ответ снова огрызнулся, но лучше б было и в самом деле что-то уже для себя решить.
Дело шло к полудню, как раз бы остановиться на привал, чтоб по самому солнцу не ехать - солнце-то уже совсем было летнее и жаркое! Уехавший вперед Судри как раз что-то обещал про ровную поляну с кострищем уже совсем рядом…
- Чего тебя в город-то уносило? - не нашёл Даин лучшего предлога для личной беседы, заставив Бурана идти в ногу с эльфьим зверем.
- По лавкам.
Даина некстати куснула изнутри проснувшаяся совесть: кто так и не дошёл до ювелирной мастерской и швейных рядов, тот узбад.
- До следующего города доедем, куплю тебе...
- Так было нужно разного целый свиток просто, а вдруг не будет! В медовой вот брала вощину и что просил найти Мрах, но так всего и не отыскалось. У аптекаря была, поменяла часть огнянки и прочих, которых хорошо собрала, чтоб спирт мне для чистотельной настойки и немного просто на деньги.
Совесть снова клацнула острыми зубами: то же самое нижнее бельё не та вещь, которую принято обсуждать, а девицам же вечно надо, и как на такое попросишь! А Лит, с ее неуемным остроухим гонором, уж скорее с себя портки отдаст, лишь бы должна не остаться.
- На то, чтоб растить детей, всегда что-то надо, а у плотника еще и родных деток двое.
- Какого плотника?
- Так это я не с тобой, это я с Нирви отвезла к нему тех уцелевших ребятишек с хутора! Нирви ему за то, что согласился взять к себе, все инструменты подновил, а я ничего не умею такого, просто денег дала.
Признаться, за всеми важными делами Даин успел позабыть о подобрышах, едва только въехал в поселение, а оказалось, что их пристройством и занималась сама эльфийка. Оно правильно - женщинам и полагается возиться с детьми…
- Надеюсь, в новой семье им не будет ни худо, ни голодно.
- Плотник - хороший! Нирви говорит, что с такими дело вести и надо, потому что он сначала за стол позвал, а потом уже спросил, с чем пришли…
- Ну, раз так…
Опять этот Кривонос свое перекошенное рыло сюда умудрился сунуть! Шел бы уж, в самом деле…
- Даин… Даин, а зачем ты погнул пряжку?!
«Вместо шеи этого дурака болтливого!»
- Задумался.
Лит негромко рассмеялась, как только она умеет, и у гнома по спине пробежало мелкой дрожью от этого смеха:
- Столько удумался - не пересказать! Все думал, шутила тогда ты или нет, играла ли, только вот игр мне таких не надо совсем.
Остроухая пробормотала скороговоркой:
- Ладно, понятно, прости, узбад, - и легонько поддала пятками своего козлотура, посылая вперед и явно желая так и завершить побыстрее неприятный разговор.
Что тут оставалось - только и оставалось, что рассматривать ее прямую спину с выбившейся из-под парнячьей косынки черной косой, да согнуть-разогнуть пряжку в руках еще несколько раз, пока совсем не потеряет вид, и пока Судри не помашет сворачивать с дороги на отдых.
Разумеется, никто и не думал, что благородные девицы станут кашеварить в походе; пока гномы из отряда споро разводили костер и набирали в котел воды из небольшого ручья рядом (место-то и вправду было обжитым!), то эти только-только выбрались из повозки, чтоб размять ноги. За исключением Эсси, которая тоже отдыхала, всласть накатавшись. Подбежала Тами:
- Даин, Даин, а Лит куда пошла?
- Куда пошла?
- Ну, вон туда! Она за травами? Она меня обещала взять как-нибудь - и не взяла!
Даин огляделся - и точно, вроде как все на месте, кроме этой остроухой курицы.
- Ну, погуляешь и здесь пока. А я ей напомню… вот прямо сейчас и напомню… - это было уже добавлено совсем вполголоса, а сам Даин двинулся все в тот же лес, надеясь, что вздорной эльфийке не взбредет в голову что-то вытворить, вроде как уйти домой пешком без шапки.
Не взбрело - Даин всего-то миновал густые можжевеловые кусты на ближнем пригорке, и пожалуйста, нашлась пропажа. Лежит себе носом в траву.
- Чего тебе надо еще, кабан рыжий? - глухо спросила Лит сквозь эту всю зелень.
- А если б это не я, а орк?
- Ты топаешь и сопишь так, что издалека слышно, кто именно идет.
- Реветь, что ли, убежала? Ты это, ну, извини, на всякий там. Только это ж негоже получается. Я ведь, может, из Железных Холмов, но сам-то не железный ни разу! Найдешь себе еще какого остроухого потом и свалишь, а мне с собой что делать?
- Кого-кого найдешь? - она даже села, вытирая свои глаза-угольки измазанными в травяном соке руками.
Даин сел рядом и заговорил тихо, будто боясь спугнуть:
- Ну хоть кого, кого сама выберешь… ты ж вон как по своему этому тоскуешь… Наиграешься и бросишь, или уже наигралась, а мне каково будет потом остаться?
- Наиграешься?! - летевшую затрещину Даин поймал совсем на подлете. - Не знаю, как у вас тут принято, а мы с таким шутить не приучены! И играть, и наиграться, как ты говоришь! Пусти, дурак!
Разумеется, Даин не отпустил, поймав еще и за вторую руку, да еще и оказавшись лицом к лицу - чернущие эльфьи глазищи, снова сырая полоса на щеке.
- Не отпущу.
Лесной сор в волосах, горящие щеки, выбившаяся прядь. Соленые от недавнего плача губы, и, Махал-создатель, какие же они на самом деле сладкие.
Это только в балладах поют, мол, одного взгляда в глаза бывает достаточно, и книжках бывает, что после поцелуев уже и слова никакие не нужны… Но теперь вот точно никому из двоих говорить не хотелось, потому что хотелось целоваться, тискаться и радоваться, что именно сейчас-то все хорошо.
- Теперь ведь точно не отпущу.
Вот оно и все вам, вместо всех красивых баллад. Даин, если честно, никогда не умел говорить долгих и складных речей: своим воинам можно было не разливаться особо, дома же такое вовсе было ни к чему. И теперь, кажется, нес совершенную околесицу, мешая кхуздул и всеобщий - совсем не то, что полагается говорить для прекрасных дев, а где было взять слов для эльфьей девы, столь легких и звонких, как она сама?.. Кажется, она тоже что-то говорила на своем, но Даин вроде как все понимал.
Они сидели на траве и покрытых мхом корнях, укрытые деревьями и густым можжевеловым подлеском, и целовались - не очень ловко и умело, но с большим увлечением. Лит осторожно перебирала волосы Даина, со всеми их заколками и бусинами, запутывалась пальцами в косах, и Даин с тем же жестом осторожно потянул косынку прочь с эльфийской макушки. Косу в походе она плела всегда только одну и ту почти ничем не украшала - но Даин еще с осени помнил, какие же эти волосы на ощупь, будто мех собольих шкурок и привозимый издалека дорогой шелк, а длинной эта коса был такой, что распусти ее - точно бы до колен будто плащом укрыло! От такого впору окончательно разум потерять, вот гном-то чуть и не потерял. А может, это просто по полуденному времени еще и воздух сделался совсем дурманным от смоляного дыхания сосен и зацветающих трав, но только когда совсем рядом раздался сердитый голосок Тамии: «Даин, Лит, ну где вы?!» - они точно от морока оба очнулись. Остроухая каким-то образом давно уже была не рядом, а у Даина на коленях, а правая рука Даина воровато уже тянулась к шнуровке на ее куртке.
- Тьфу, чуть до греха не дошли…
- Это ты тьфу - я об твой ус чуть язык не исколола, до сих пор в зубах шерсть!
И все это тем самым шепотом, каким обычно говорят только на двоих - вот и стало смешно. На смех, собственно, Тами и вышла:
- Вы что тут делаете, куда без меня все ушли? Обещали же, что я тоже за травами и учиться буду!
- Мы, - оба сидят на земле, коса у эльфийки раздергана, будто это она сейчас через можжевельник лезла. - Мы заколку ищем с косы, вот, потерялась!
- Может, я найду?
- Да нет, мы уже все пересмотрели, не нашли.
- Я новую откую, - пообещал Даин.
- Значит, совсем пропала. Жалко… А пойдемте обедать? А потом Лит меня за травами возьмет!
И тут уж отвертеться не удалось, и от обеда, и от компании. И ехать потом дальше пришлось, хотя, будь оно исключительно волей узбада, то привал можно б было дня на два-на три устроить. И что там целоваться, даже просто рядом постоянно ехать не вышло бы, и за ужином сильно рядом не сядешь, ведь надо было на лучшие места устроить едущих в гости дев - только и оставалось, что иногда переглядываться. А потом эльфийка немного созорничала - перетащила свое спальное место куда обычно:
- Мягко - оно, конечно, мягко, только душно и звезд не видно.
- Врет она, - пискнула, наябедничав, откуда-то Тами. - Это ее Свани обидела сегодня!
- Что?!
- Свани в повозке укачало, а мятный настой она не просто пить не стала, а даже выплеснула!
Даин не нашелся, что ответить - и не след узбаду с этими девичьими капризами разбираться, смешно же, и все нутро вскипело, хоть как маленькому пойти и оттаскать за косы противную девчонку. Все спас Судри, при свете костра менявший ремень на вьючном седле:
- Вот поганка! Расшвырялась, привыкла, что вокруг прислуги полон дом, я бы с такой не то что рядом спать, я бы под один куст не пос… не присел!
Со своего места кто-то громко, на весь лагерь, захохотал в ответ:
- А тебе бы с кем б рядом поспать, а?
- Тихо вам! - огрызнулся Даин. - Все про одно бы. Гостий, конечно, обижать нельзя, но на будущее пусть запомнит: с целителем как со своими няньками выкаблучиваться чтоб не смела! Никогда и нигде!
Долгих речей Даин говорить неумел, зато вот такой злой и опасный рык у него получался что надо.
- Даин, Даин! - наконец-то подала голос эльфийка. Мягкий, теплый голос, и всю наметившуюся бурю приглушила разом. - Даин, да я не обиделась же! Когда плохо, то всегда настроение плохое и иногда всем случается, ну, сорваться. Мой брат, когда сломал ногу, то так истомился от сидения дома, что швырялся даже тарелками!
- А твой брат, - Тами оказалась в свете костра и, вот негодница, тоже со своей постелью! - А твой брат - он как ты, да? Тоже?
- Нет, Тамия. Он не был лучником, - осторожно поправила эльфийка чуть не наболтавшую лишнего девчонку. - Он дрался парными клинками. Его убили орки той осенью.
- Хорошо, что ты осталась живая.
- Я тоже так думаю. Пришла спать, так спи, Тами, завтра снова ехать.
Уставшая за день и от дороги, пусть и в повозке, и потом набегавшаяся по лесу неуемная «ученица» заснула совсем сразу, а тишина над лагерем стала привычной такой походной недотишиной - с фырком и переступанием копыт пасущихся животных, писком каких-то ночных птиц и даже несколько раз мелькнувших по краю силуэтам летучих мышей. С сопением и храпом, с негромким разговором дозорных где-то в темноте…
Даин покосился - нет, не спит, так и смотрит своими угольками в их эльфье небо.
- Извини за эту бестолковую. Они ж все иногда, ну, не соображают, что могут обидеть.
Кажется, Даин за этот день вообще наизвинялся на полжизни вперед.
- Зато я сбежала на свежий воздух, вот, тоже неплохо.
- А то!
Подумать только, еще до приезда в «Перчатку» они бы давно свалились под бок друг к другу (и пусть Даин бы снова отпинывался потом, чтоб остроухая нечаянно не заметила его утренних «страданий»), а теперь между ними поначалу можно было уместить даже еще кого-то. Пусть и некрупного, вроде Тами. Костер прогорел и света теперь давал совсем немного, а небо, наоборот, будто разгорелось ярче. Даин выростал руку из-под плаща, поймав в нее эльфийскую, точно так же потянувшуюся навстречу; переплелся с ней пальцами - тонкие и жилистые - лучницы, крепкие и широкие - кузнеца и мечника. Огладил каждую мозоль, оба тонких колечка стариковой работы - пообещал себе, что непременно откует богатые перстни, когда вернется домой.
- Я тебе не льна, а шелкового атласа куплю на платье, какого хочешь? Хочешь, тоже красного, а хочешь - как ваши любят, зеленого...
- И буду я по лесам бродить, подолом мести и рукавами цеплять.
- Ага. А Тамия еще и на пару-тройку сережек уговорит. Вот ведь же настырная девчонка! Хотя, может, оно и лучше так, а то б дошли до греха, чего доброго…
- До греха - это ты имеешь в виду физическую близость? - уточнила остроухая.
Даину будто все угли с костра просыпались на лицо и за шиворот, и голос осип, будто у старика, когда он все-таки ответил:
- Я никогда… никогда, если не разрешишь.
- Хм, - она пожала плечами, - я подумаю.
Да уж, не такие куртуазные речи полагается вести с девами, это точно. С ними или уж сразу тискаться, или плести велеречивую чушь, а не бестолково моргать на потихоньку темнеющие созвездия… Как там у остроухих говорят, мол, не одинок, если есть, с кем смотреть на звезды - вот же ж тоже чушь привязалась! Интересно, а Лит тоже на звезды смотрит или уже спит?..
Под утро и прохлада, привычка сделали свое дело: они снова сбились оба под один плащ. Наверно, потому что с эльфийки плащ утянула на себя Тами. Так и проснулись, лицом к лицу и перепутавшись руками и ногами, без слов потянувшись друг к другу. До греха, разумеется, тут было как пешком до древнего Валинора, лишних телодвижений в переполненном, хоть и еще сонном лагере, не получилось бы, но и совсем без телодвижений не обошлось - ох и распахнула Лит свои глаза, стоило Даину чуть плотнее притереться к ней, и как же сладко шепнула-выдохнула не то «Даин!», не то просто «да»… А потом пришлось подняться, чтоб составить компанию уже потихоньку поднявшемуся Судри и отправить досыпать дозорных. И заодно потихоньку обтереться обрывком ветоши, чтоб не смущать свою остроухую, - хотя спустил прямо на одежду, будто бестолковый доросток, от тисканий с ней, куда уж падать дальше! Честно, Даин бы теперь сам с радостью бы доспал.
Кто бы поверил, не только эльфийка и младшая из рода Железноруков сегодня ночевали под открытым небом! Кто бы мог предположить, что прекрасная Эсси тоже ляжет спать у костра, не желая делить место с капризной сестрой! Правда, устроилась она совсем по-королевски, на сложенных попонах, да еще и Судри, пожалев озябшую девицу, отдал ей укрыться свой плащ.
- Вот так и без последней рубашки останешься.
Судри только хмыкнул, покосившись на точно так же лишившегося плаща узбада. А вот от табака отчего-то отказался, хотя что так взбодрит и согреет походным утром, если не трубка-другая… Ну Махал ему судья, этому Троллю, хуже девки невесть с чего обиделся.
Козлотуры - резвы и по горам и пригоркам летают, как ветер, только варжьи лапы не сильно уступают их копытам, случилось все в несколько минут. И ехавшие замыкавшими дозорные едва успели прокричать, что орки, и Даин едва успел скомандовать, чтоб уводили девчонок дальше, к поселению, до которого оставалось всего ничего - и почти сразу-то и пошло веселье! Лучники и мечники вражьих тварей не были так искусны, но всегда брали числом, думали взять и в этот раз. Которым-то Даин уже успел снести головы, а кого-то просто пропорол, но схлынули они немного только когда из-за спин гномов их осыпало целым градом стрел. Как только остроухая успела столько и почему не ушла - непонятно, но оглянуться вполглаза оказалось достаточно, чтобы охнуть. Она стреляла не одна: соплячка тоже никуда не ушла.
- Вон отсюда!
С девками в поход пойдешь - беду найдешь.
Эти и не слышали.
Орк, уже примеривавшийся своим шестопером в гнома, изломанно рухнул под ноги с метательным ножом во лбу.
С девкой пойдешь - назад не придешь.
- Тами, ко мне, быстро!
Рядом знакомый игреневый пони заскрежетал подковами о склизлый от вонючей орчьей крови валявшийся щит.
Еще один метательный нож - и орчий топор, не достав Тая, все-таки подсекает старика Бурана, и Даин летит на землю вместе с ним, как раз только успев стряхнуть стремена… А Эсси - нет, не успевает, понесло ж дуру с ее ножиками-зубочистками и дамским седлом - и теперь ее пони валяется мертвым грузом на ее ногах, а сама она точно не успеет отползти от уже занесенного клинка. Даин смотрел и понимал: точно не успеет, так и будет скрести мокрую землю своими красивыми руками, пытаясь выбраться, и даже потом, уже мертвая сожмет-разожмет… Смотрел и понимал, сам уже летя навстречу черному клинку, но и Эсси не успела отползти, и Даин не успел отбить.
Даже было слышно, как сталь стукнулась не то о доспех, не то о ребро, не понять уже - потому что стукнулась изнутри.
Умирать оказалось больно, но еще быстрее, чем в обвалившейся шахте.
Чертогов Махала Даин не увидел. Вообще ничего не увидел.
Здесь было… никак. Потом темнота постепенно начала рассеиваться и Даин потихоньку пошел на свет и на голос:
Небо спит и спит вода
Пока, наконец, не оказался в комнате, в той самой, дальней, нежилой, только теперь в печи радостно и жарко плясал огонь, а ковры снова налились яркой краской. И сидевший у огня отец был совсем не тем славным и могучим воином, которым явился Даину в прошлый раз, - здесь он был в своей домашней рубахе, мягкой от частых стирок и с похожим на лошадиную голову неотстирывающимся пятном на рукаве, со своей старой трубкой - Махал-создатель, как же вкусно и по родному пахло здесь вишневым табаком!
Спят поля и спят стада
Гораздо больше, чем со сталью или чем-то еще, отец любил работать с деревом; и тоже теперь по полу валялась гора мелких стружек из-под резака - наверняка к немалой досаде матери, возившейся у стола.
Между Здесь и между Там
Отец работал волшебно - просто слой за слоем снимал лишнее с волшебного узора из сказочных цветов и птиц… «Рано же еще!» - недоумевала мать. «Хочу успеть!» И все-таки не успел… Он был ровно таким, как запомнился Даину за три недели до гибели.
- Не возись ты с этими тарелками!
- Вот еще! Я что, больная или немощная, переломлюсь от трех мисок?
Бродят тени по холмам
- Пап? - голос у Даина дрогнул и сорвался, как будто бы сломался совсем недавно, а может, здесь оно и в самом деле было так.
- Мам?
- Ты вовремя, родной, как раз будем ужинать.
Кто за тенью той пойдет,
К дому тропки не найдет…
- Мам, это колыбельная? Я умер, да, как папа? А ты почему, ты что, тоже? Мам? Мааам!..
Комната исчезла, будто ее и не было, а перед глазами снова падавшего куда-то Даина наступало серое и непроглядное утро - пожалуй, только оставалась где-то еще песня, женский голос, только другой, и ничего не оставалось, как тянуться и брести к ним:
- Все время, положенное мне, пусть разделится пополам с ним, пусть он спасется!
Вся благодать, положенная мне, пусть перейдет к нему, пусть он спасется!
«Лит, - понял Даин. - Это моя Лит! Что же ты творишь, курица бестолковая, куда же ты за мной пошла…»
Кто за тенью той пойдет,
К дому тропки не найдет -
Меж песков и берегов
Слышен их далекий зов…
- Лит! Лит, здесь нельзя живым!
Голос слушался Даина уже совсем плохо. И крикнуть не получалось, и мерзкий болезненный кашель не давал толком вдохнуть, а на вдруг плечи навалилось каменной, как в шахте, тяжестью.
- Все, что держит меня на этой стороне мира, пусть держит отныне и его, пусть он спасется!
- Лит, ты что, с ума сошла? Что с мамой? Я видел ее там тоже...
Темнота вокруг становилась все гуще, гуще, и, наконец, заслонила собой все.
Первой вернулась боль.
А потом уже был голос эльфийки, только, разумеется, на самом деле песня была не колыбельной по ушедшим и не заклинанием на древнем языке, - одной их тех песенок про любовь, что девицы обычно тянут за своей работой.
За то, что я полюбила Вас,
Меня одели Вы в атлас,
Но не судьба нам вместе быть,
И прошлое не изменить.
Не скроет дорогой убор
Простолюдинки вольной взор,
Красноречивей, чем все слова…
- Ты чего делаешь, - всполошился Дикки, оглянувшись, - не шевелись, узбад! Потревожишь рану!
Судя по всему, Даина не стали далеко переносить, пристроив снятый с повозки навес над устроенной на мало-мальски ровном месте постелью. Откуда-то слева уже примчалась, бросив свои дела, остроухая и тут же раскомандовалась:
- Тихо ты, кабан бестолковый, не ворочайся, а то тебя снова придется держать! Хочешь пить, да?
Во рту было сухо и горько, так что Даин осторожно попытался кивнуть, но его даже уже не слушали: в поле зрения попала мелкая с маленьким котелком в руках. Травяное зелье из котелка было тепловатое и невкусное, пить из ложки, как младенцу, было стыдно, вдобавок появилась еще одна проблема.
- Ты с ума сошел, не смей подниматься!
- Ну надо мне! - казалось, Даин молчал не меньше месяца.
- Тами, брысь! Погоди, сейчас хоть посудину подставлю.
- И сама уйди, пусть Дикки.
Больше этот день почти ничем не запомнился, как не запомнились и следующие два. Даин то открывал глаза, то проваливался в дремоту, потихоньку пытался шевелить руками и ногами, получай нагоняй от остроухой и бранился в ответ, глотал противные зелья и вкусный бульон с мелко нарубленным мясом и какой-то зеленью. Дышать становилось все легче, надоедливая боль где-то там внутри не была уже такой жгучей и злой, то ли приглушенная каким-то отваром, то ли просто в бессилии уходя прочь из молодого и крепкого тела… А потом в которое-то из утр Даин понял, что все, хватит, належался и выспался.
Оглянулся - кто спит еще, кто занят своими делами. Вон Полбороды с рукой в лубках пытается одной левой что-то наточить, у огня и большого котла хозяйничает Судри, а помогает ему - Даин присмотрелся и открыл от удивления рот - завязав платком свои золотые косы, чтоб не мешали, занимается готовкой надменная Эсси.
- Ты куда это собрался?
Вот уж эта эльфячья привычка подкрадываться бесшумно!
- За кусты. Проводить хочешь?
- Обязательно! - остроухая нисколько не обиделась и плечо подставила всерьез. Не напрасно подставила, потому что гнома в походе до ближних кустов слегка поматывало, но это уже наверняка от голода: можно ли столько времени на жиденькой похлебке протянуть?
- Лучше б кого из парней позвала.
- Ага. Когда ты рвался и родителей звал, тебя вообще вчетвером приходилось держать, чтоб нечаянно не навредил себе.
- Кто еще из наших?
- Живые - все. Восьмерых пришлось зашивать, вправить три челюсти, одиннадцать сломанных рук и ног. Бранди - ну, усатый такой, из Митенкэр! - без половины зубов. Судри хуже всех был, там осколков полно и много грязи попало, думали, без руки останется вообще - я ему половину вытяжек уже скормила, которые до этого в Берлоге только на скотине успела попробовать… Сейчас, может, и справится, не сглазить бы. Он ведь тогда того орка и убил, от которого ты Эсси закрыл.
- Девчонки-то целы?
- Все. Только Тамия уехать дальше с сестрами не захотела, осталась здесь со старшей.
- Хорошо, что все.
- Хорошо, - эхом повторила эльфийка. - Даин, те, которые ездили на разведку, потом нашли еще два небольших отряда, тут не то прочесывали, не то шли на подмогу этим, вот тогда бы нам было не выстоять. Но в них к тому времени уже все орки были давно мертвые. Эскин сказал - будто их всех расстреляли с близкого расстояния, и даже нашел одну из стрел. Эльфийская. Наконечник на ней был ровно тот, что ковали у нас дома! Может, Тэвьин?.. Шел следом и попытался защитить?
«Или притащил на своем остроухом хвосте всю эту погань!»
Встретился бы Даин лицом к лицу с этим остроухим дурнем - вот уж бы того… поговорил!
Но пока в тот же вечер случился у него разговор с совсем другим дурнем, из своих. С двумя, если точнее…
ЗЫ А кто угадает, какой еще фильм (нестарый и анимационный) оставил свой след у автора истории?)))
Фандом: вроде бы пиджеевские "Хоббит" с "ВК", но по факту - очень по мотивам. Хронология, канон и прочие страшные слова явно шли мимо автора.
Пейринг: Даин/ОЖП и др.
Размер: уже макси
Жанр: романтика, наверно
Аннотация: гном и эльфийка - свежая добавка на старые дрожжи. Буду медленно и лениво чесать свои кинки в духе "Верных врагов".
Предупреждения: "одноногие собачки" в количестве! А если вам кажется, что на автора оказала большое влияние госпожа Громыко, вам не кажется.
Есть такая примета, что когда сплошь одно к одному хорошее складывается, то в конце непременно жди какого-то крупного паскудства. Верить разным предчувствиям - дело женское, но на этот раз чутье не подвело и Даина.
Драки не случилось, но лучше бы они подрались, честное слово.
Потому что попробуй-ка возразить косорылому, если он своими глазами тут видел:
- Обиходить, значит, надумал, понравилась? На двух скамейках хочешь усидеть?
Даин ответил было, что больно оно надо, по крайней мере, та «скамейка», что с родителями и сестрами осталась в зале, точно совсем ему не сдалась, но то ли язык его после вина не так хорошо слушался, то ли у Кривоноса уже имелось на этот счет собственное мнение:
- Узнаю что - хоть неволил ты девку или хоть задаривал - несдобровать тебе, не посмотрю, что узбад!
Каждый остались при своем, а еще Нирви Кривонос поутру пообещал, мол, когда вернутся они в Холмы, то, пожалуй, оставит разъезжий отряд. А всего полдня спустя с тем же самым, мол, хочу по завершении поездки отряд оставить, к Даину сунулся Судри Тролль!
Это Судри, сын Судри, столько раз бывший и разведчиком, и проводником, и дороги все, в том числе и здешние, знавший, как свои пять пальцев! Верный Судри, которого за абсолютное бесстрашие в драке и прозвали Троллем, еще с того раза, когда за будто через силу росшую бороду кто-то посмеялся, мол, мать тебя с эльфом нагуляла. Обидчик прошелся по больному, потому что никто не гулял на свадьбе его матери и отца в глаза не знал, и оттаскивали от полуживого обидчика разъяренного Судри аж вшестером, а то бы так и убил.
И вот тебе пожалуйста, смотрит мимо, будто за что-то виноватым считает или будто сам виноват, и тихо, как обычно, заявляет, мол, как вернутся все в Холмы, так и откланяется, снова бродяжить отправится. Будто разом сговорились все! Или будто примета решила сработать, мол, где женщина объявится, там свары пойдут… То, как с Кривоносом погавкались, на большую свару не тянуло, но все равно мерзко было на редкость. И Лит тоже затихарилась, будто не хотела даже припоминать вчерашнее…
- Да сдурел ты, что ли?! - рассердился Даин.
А с таким настроем, он точно знал, в ювелирные мастерские, куда как раз направился было, не стоило и соваться - и работу не делать, а только портить будет, и упаси Махал в таком настроении что-то изваять, потому что никакой радости не будет с тех украшений. Булавки, фибулы и шпильки будут колоться и ранить, застежки расстегиваться или больно прихватывать каждый раз, кольца или соскользнуть будут пытаться, или руки под ними опухать начнут, потому что будут нести они в себе злость мастера... Только и оставалось, что плюнуть и с полдороги отправиться по другим делам.
С такого настроя только и хорошего было, что нашел таки изъян в перекрытиях у водостока - не неполадку, просто сама задумка показалась ненадежной, если кто-то вздумает напасть с той стороны - да славно помахался вечером с миттенкэрскими воинами. Помня деда Трора, которого золото сгубило сильнее, чем вражье оружие, Даин опасался огрузнуть в праздности, и потому почти в любой день неустанно упражнялся в воинском искусстве. На свою беду, был он так силен, что в Холмах нашлось бы только десятка два гномов, с которыми можно б было как следует отвести душу, не боясь покалечить всерьез. На удивление, много равных по силе нашлось здесь, в том числе и те, что вчера привезли сюда своих сестер или дочерей, - и оттого ох и много зрительниц образовалось у суровых мужских забав!
Почти любая из них владела мелким оружием вроде метательных ножей не сильно хуже ножей кухонных, челноков или иголок, но ни одна из них не забывала взволнованно охать, прижимая к горящим (или искусно нарумяненным) щекам украшенные кольцами и перстнями руки. В глазах, как глянуть в тот край, начинало даже рябить от ярких платьев, которые вынимались обычно из сундуков по особым случаям, а Даин поневоле нет-нет да искал меж ними вчерашнее красное. И не находил.
Один на один сходились много кто и с кем, а потом честно поделились на два отряда, чтоб завершить приятный вечер общей сшибкой. Дядюшка Илдри, тоже оказавшись здесь, сам участвовать не стал, мол, куда мне до молодежи, но кто-то из кухонных работников по его велению шустро прикатил бочонок давешнего вина - мол, пускай будет призом победителям, раз на то пошло.
Даин пошел в первом ряду, с тяжелым щитом и примериваясь рукой к непривычному тренировочному огладку - убить случайно таким не убьешь, но и баланс так себе... Сошлись, помахались, отступили - «раненые» и «убитые» честно отошли в сторону - и снова пошли.
- Шаг! Шаг! Бой!
Замах, удар, поймать на щит ответный удар, шагнуть назад - и тут второй волной из-за спин ударили легкие воины и лучники! А из-за спины узбада Железных Холмов - его приблуда-лучница; и не скажешь, что пол-осени она умирала, а всю зиму оставалась хромой. Что там легче перышка летала - разве что того перышка, что на стреле, которая флю-флю…
- Бой!
Тайная гордость за Лит - не за меткую стрельбу, а за то, что какая еще так отменно прикроет спину в бою - продолжилась ровно столько, сколько еще раз сходились на ристалище. Потому что потом, когда обе половины радостно братались за призовым бочонком, признав дружескую ничью, то оказалось, что среди легких воинов и лучников оказалось еще и с десяток людских женщин. А среди тяжелых воинов Миттенкэра обнаружилась гномка - эта предпочитала драться двумя топорами, а теперь только посмеивалась, глядя, как четверо прибежавших ее мальчишек отволакивают убранное оружие к краю…
Лит смеялась где-то рядом и будто не помнила вечера накануне, а Даин успел двести раз проклясть эту толпу, что весь на виду и ничего-то не поговоришь толком, и не начнешь целовать ее, как вчера. Как с локтем: близко, а не укусишь. Да еще и совсем вечером, вместо чтоб, помывшись, сбежать обратно к веселящимся гномам, надо было сесть ужинать с дядиной семьей - а там разговор со стен, укреплений и оружия благополучно сполз в то, что, раз матушка Даина сама лично звала праздновать Летнее Солнце в Холмах, то отказывать тем более не стоит: пусть девочки едут и веселятся! Веселились там, правда, только глупышка Тами и обе ее кузины, а Эсси, хоть и ответила согласием, а так и просидела, хмурая, будто ей гостить не в доме узбада и его матушки, а в скотном сарае предложили.
На том гостевание и закончилось, собственно: в один день гномы Даина закончили или передали кому-то свои нехитрые здешние свои дела и снарядились в обратный путь.
Дядя Илдри для своих дочерей и племянниц расстарался как следует, дав им в сопровождение целый десяток отборных воинов из Миттенкэр - и не поскупился, и вроде как Даину подспорье, как для почти что ближайшего родственника.
А может, еще и потому что обратная дорога предстояла хоть и прямая, но медленная-медленная. Девам под их наряды, и чтоб сами не слишком устали и не растеряли от утомления своей дивной красоты, была выдана крытая повозка, заряженная шестёркой крепких козлотуров. Правда, Эсси ехать вместе с сёстрами не очень-то пожелала, делить место с кем-то ещё ей не захотелось - вот и гарцевала в своих бархатах на игреневом породистом пони. В самый последний момент перед отъездом уговорила отца ещё и эту живность с собой взять, вздорная девица.
Гарцевала, чего уж там, отменно, только край платья по ветру, но Даину точно не до её холеной красоты было. И он, в глубине души невероятно радуясь на отсутствие чуткого дядиного ока, только отмахивался:
- Приглядите, шею ж свернет себе! Дикки, Судри!
Нечего узбаду делать, как вместо нянек доглядывать за всеми. Это во-первых, разумеется, потому что во-вторых, Даину и так было на кого посмотреть. Посмотреть-посмотреть - и в лишний раз себя назвать дураком. Остроухая-то будто нарочно сторонилась его с того вечера, то ее Тамия звала с собой, вот же ж наша себе подружку, сопливка, то вдруг у неё вовсе объявились какие-то дела в городе - вот и исчезала. Или придурки миттенкэрские лучники с собой сманивали...Не караулить же под дверью было!
Даин, может, и караулил бы, когда б не в дядином доме, где болтливых прислужниц полно, ославят - остроухую, не его! - не отмоется, и не докажешь же потом, что просто поговорить приходил... Вот и оставалось, что коситься издали: едет эта на своём привычном месте, никакого дамского седла и струящихся шлейфов, и в поводу смирный вьючной козлотур с мешками ее вечных травок. Будто в самом деле приснилось в дурном пьяном сне сладкая отрава её рта и тепло гибкого стана, впору забыть бы - а всё никак, или хоть спросить бы, мол, пора забывать или вдруг ещё нет. Вечером - по привычке, не с чем-то там! - протянул руку, но нашлась только пустота под боком; маленькая негодяйка утащила Лит в повозку, ночевать на мягком и секретничать до полуночи. Оно вроде и правильно, только отчего-то обидно.
Всего за несколько медленных дней Даин так измаялся и извел себя, то огрызаясь, то отвечая невпопад, что уже парни предложили, мол, а не заварила бы тебе наша Лит какой-то корешок или листок от нервов? Даин в ответ снова огрызнулся, но лучше б было и в самом деле что-то уже для себя решить.
Дело шло к полудню, как раз бы остановиться на привал, чтоб по самому солнцу не ехать - солнце-то уже совсем было летнее и жаркое! Уехавший вперед Судри как раз что-то обещал про ровную поляну с кострищем уже совсем рядом…
- Чего тебя в город-то уносило? - не нашёл Даин лучшего предлога для личной беседы, заставив Бурана идти в ногу с эльфьим зверем.
- По лавкам.
Даина некстати куснула изнутри проснувшаяся совесть: кто так и не дошёл до ювелирной мастерской и швейных рядов, тот узбад.
- До следующего города доедем, куплю тебе...
- Так было нужно разного целый свиток просто, а вдруг не будет! В медовой вот брала вощину и что просил найти Мрах, но так всего и не отыскалось. У аптекаря была, поменяла часть огнянки и прочих, которых хорошо собрала, чтоб спирт мне для чистотельной настойки и немного просто на деньги.
Совесть снова клацнула острыми зубами: то же самое нижнее бельё не та вещь, которую принято обсуждать, а девицам же вечно надо, и как на такое попросишь! А Лит, с ее неуемным остроухим гонором, уж скорее с себя портки отдаст, лишь бы должна не остаться.
- На то, чтоб растить детей, всегда что-то надо, а у плотника еще и родных деток двое.
- Какого плотника?
- Так это я не с тобой, это я с Нирви отвезла к нему тех уцелевших ребятишек с хутора! Нирви ему за то, что согласился взять к себе, все инструменты подновил, а я ничего не умею такого, просто денег дала.
Признаться, за всеми важными делами Даин успел позабыть о подобрышах, едва только въехал в поселение, а оказалось, что их пристройством и занималась сама эльфийка. Оно правильно - женщинам и полагается возиться с детьми…
- Надеюсь, в новой семье им не будет ни худо, ни голодно.
- Плотник - хороший! Нирви говорит, что с такими дело вести и надо, потому что он сначала за стол позвал, а потом уже спросил, с чем пришли…
- Ну, раз так…
Опять этот Кривонос свое перекошенное рыло сюда умудрился сунуть! Шел бы уж, в самом деле…
- Даин… Даин, а зачем ты погнул пряжку?!
«Вместо шеи этого дурака болтливого!»
- Задумался.
Лит негромко рассмеялась, как только она умеет, и у гнома по спине пробежало мелкой дрожью от этого смеха:
- Столько удумался - не пересказать! Все думал, шутила тогда ты или нет, играла ли, только вот игр мне таких не надо совсем.
Остроухая пробормотала скороговоркой:
- Ладно, понятно, прости, узбад, - и легонько поддала пятками своего козлотура, посылая вперед и явно желая так и завершить побыстрее неприятный разговор.
Что тут оставалось - только и оставалось, что рассматривать ее прямую спину с выбившейся из-под парнячьей косынки черной косой, да согнуть-разогнуть пряжку в руках еще несколько раз, пока совсем не потеряет вид, и пока Судри не помашет сворачивать с дороги на отдых.
Разумеется, никто и не думал, что благородные девицы станут кашеварить в походе; пока гномы из отряда споро разводили костер и набирали в котел воды из небольшого ручья рядом (место-то и вправду было обжитым!), то эти только-только выбрались из повозки, чтоб размять ноги. За исключением Эсси, которая тоже отдыхала, всласть накатавшись. Подбежала Тами:
- Даин, Даин, а Лит куда пошла?
- Куда пошла?
- Ну, вон туда! Она за травами? Она меня обещала взять как-нибудь - и не взяла!
Даин огляделся - и точно, вроде как все на месте, кроме этой остроухой курицы.
- Ну, погуляешь и здесь пока. А я ей напомню… вот прямо сейчас и напомню… - это было уже добавлено совсем вполголоса, а сам Даин двинулся все в тот же лес, надеясь, что вздорной эльфийке не взбредет в голову что-то вытворить, вроде как уйти домой пешком без шапки.
Не взбрело - Даин всего-то миновал густые можжевеловые кусты на ближнем пригорке, и пожалуйста, нашлась пропажа. Лежит себе носом в траву.
- Чего тебе надо еще, кабан рыжий? - глухо спросила Лит сквозь эту всю зелень.
- А если б это не я, а орк?
- Ты топаешь и сопишь так, что издалека слышно, кто именно идет.
- Реветь, что ли, убежала? Ты это, ну, извини, на всякий там. Только это ж негоже получается. Я ведь, может, из Железных Холмов, но сам-то не железный ни разу! Найдешь себе еще какого остроухого потом и свалишь, а мне с собой что делать?
- Кого-кого найдешь? - она даже села, вытирая свои глаза-угольки измазанными в травяном соке руками.
Даин сел рядом и заговорил тихо, будто боясь спугнуть:
- Ну хоть кого, кого сама выберешь… ты ж вон как по своему этому тоскуешь… Наиграешься и бросишь, или уже наигралась, а мне каково будет потом остаться?
- Наиграешься?! - летевшую затрещину Даин поймал совсем на подлете. - Не знаю, как у вас тут принято, а мы с таким шутить не приучены! И играть, и наиграться, как ты говоришь! Пусти, дурак!
Разумеется, Даин не отпустил, поймав еще и за вторую руку, да еще и оказавшись лицом к лицу - чернущие эльфьи глазищи, снова сырая полоса на щеке.
- Не отпущу.
Лесной сор в волосах, горящие щеки, выбившаяся прядь. Соленые от недавнего плача губы, и, Махал-создатель, какие же они на самом деле сладкие.
Это только в балладах поют, мол, одного взгляда в глаза бывает достаточно, и книжках бывает, что после поцелуев уже и слова никакие не нужны… Но теперь вот точно никому из двоих говорить не хотелось, потому что хотелось целоваться, тискаться и радоваться, что именно сейчас-то все хорошо.
- Теперь ведь точно не отпущу.
Вот оно и все вам, вместо всех красивых баллад. Даин, если честно, никогда не умел говорить долгих и складных речей: своим воинам можно было не разливаться особо, дома же такое вовсе было ни к чему. И теперь, кажется, нес совершенную околесицу, мешая кхуздул и всеобщий - совсем не то, что полагается говорить для прекрасных дев, а где было взять слов для эльфьей девы, столь легких и звонких, как она сама?.. Кажется, она тоже что-то говорила на своем, но Даин вроде как все понимал.
Они сидели на траве и покрытых мхом корнях, укрытые деревьями и густым можжевеловым подлеском, и целовались - не очень ловко и умело, но с большим увлечением. Лит осторожно перебирала волосы Даина, со всеми их заколками и бусинами, запутывалась пальцами в косах, и Даин с тем же жестом осторожно потянул косынку прочь с эльфийской макушки. Косу в походе она плела всегда только одну и ту почти ничем не украшала - но Даин еще с осени помнил, какие же эти волосы на ощупь, будто мех собольих шкурок и привозимый издалека дорогой шелк, а длинной эта коса был такой, что распусти ее - точно бы до колен будто плащом укрыло! От такого впору окончательно разум потерять, вот гном-то чуть и не потерял. А может, это просто по полуденному времени еще и воздух сделался совсем дурманным от смоляного дыхания сосен и зацветающих трав, но только когда совсем рядом раздался сердитый голосок Тамии: «Даин, Лит, ну где вы?!» - они точно от морока оба очнулись. Остроухая каким-то образом давно уже была не рядом, а у Даина на коленях, а правая рука Даина воровато уже тянулась к шнуровке на ее куртке.
- Тьфу, чуть до греха не дошли…
- Это ты тьфу - я об твой ус чуть язык не исколола, до сих пор в зубах шерсть!
И все это тем самым шепотом, каким обычно говорят только на двоих - вот и стало смешно. На смех, собственно, Тами и вышла:
- Вы что тут делаете, куда без меня все ушли? Обещали же, что я тоже за травами и учиться буду!
- Мы, - оба сидят на земле, коса у эльфийки раздергана, будто это она сейчас через можжевельник лезла. - Мы заколку ищем с косы, вот, потерялась!
- Может, я найду?
- Да нет, мы уже все пересмотрели, не нашли.
- Я новую откую, - пообещал Даин.
- Значит, совсем пропала. Жалко… А пойдемте обедать? А потом Лит меня за травами возьмет!
И тут уж отвертеться не удалось, и от обеда, и от компании. И ехать потом дальше пришлось, хотя, будь оно исключительно волей узбада, то привал можно б было дня на два-на три устроить. И что там целоваться, даже просто рядом постоянно ехать не вышло бы, и за ужином сильно рядом не сядешь, ведь надо было на лучшие места устроить едущих в гости дев - только и оставалось, что иногда переглядываться. А потом эльфийка немного созорничала - перетащила свое спальное место куда обычно:
- Мягко - оно, конечно, мягко, только душно и звезд не видно.
- Врет она, - пискнула, наябедничав, откуда-то Тами. - Это ее Свани обидела сегодня!
- Что?!
- Свани в повозке укачало, а мятный настой она не просто пить не стала, а даже выплеснула!
Даин не нашелся, что ответить - и не след узбаду с этими девичьими капризами разбираться, смешно же, и все нутро вскипело, хоть как маленькому пойти и оттаскать за косы противную девчонку. Все спас Судри, при свете костра менявший ремень на вьючном седле:
- Вот поганка! Расшвырялась, привыкла, что вокруг прислуги полон дом, я бы с такой не то что рядом спать, я бы под один куст не пос… не присел!
Со своего места кто-то громко, на весь лагерь, захохотал в ответ:
- А тебе бы с кем б рядом поспать, а?
- Тихо вам! - огрызнулся Даин. - Все про одно бы. Гостий, конечно, обижать нельзя, но на будущее пусть запомнит: с целителем как со своими няньками выкаблучиваться чтоб не смела! Никогда и нигде!
Долгих речей Даин говорить неумел, зато вот такой злой и опасный рык у него получался что надо.
- Даин, Даин! - наконец-то подала голос эльфийка. Мягкий, теплый голос, и всю наметившуюся бурю приглушила разом. - Даин, да я не обиделась же! Когда плохо, то всегда настроение плохое и иногда всем случается, ну, сорваться. Мой брат, когда сломал ногу, то так истомился от сидения дома, что швырялся даже тарелками!
- А твой брат, - Тами оказалась в свете костра и, вот негодница, тоже со своей постелью! - А твой брат - он как ты, да? Тоже?
- Нет, Тамия. Он не был лучником, - осторожно поправила эльфийка чуть не наболтавшую лишнего девчонку. - Он дрался парными клинками. Его убили орки той осенью.
- Хорошо, что ты осталась живая.
- Я тоже так думаю. Пришла спать, так спи, Тами, завтра снова ехать.
Уставшая за день и от дороги, пусть и в повозке, и потом набегавшаяся по лесу неуемная «ученица» заснула совсем сразу, а тишина над лагерем стала привычной такой походной недотишиной - с фырком и переступанием копыт пасущихся животных, писком каких-то ночных птиц и даже несколько раз мелькнувших по краю силуэтам летучих мышей. С сопением и храпом, с негромким разговором дозорных где-то в темноте…
Даин покосился - нет, не спит, так и смотрит своими угольками в их эльфье небо.
- Извини за эту бестолковую. Они ж все иногда, ну, не соображают, что могут обидеть.
Кажется, Даин за этот день вообще наизвинялся на полжизни вперед.
- Зато я сбежала на свежий воздух, вот, тоже неплохо.
- А то!
Подумать только, еще до приезда в «Перчатку» они бы давно свалились под бок друг к другу (и пусть Даин бы снова отпинывался потом, чтоб остроухая нечаянно не заметила его утренних «страданий»), а теперь между ними поначалу можно было уместить даже еще кого-то. Пусть и некрупного, вроде Тами. Костер прогорел и света теперь давал совсем немного, а небо, наоборот, будто разгорелось ярче. Даин выростал руку из-под плаща, поймав в нее эльфийскую, точно так же потянувшуюся навстречу; переплелся с ней пальцами - тонкие и жилистые - лучницы, крепкие и широкие - кузнеца и мечника. Огладил каждую мозоль, оба тонких колечка стариковой работы - пообещал себе, что непременно откует богатые перстни, когда вернется домой.
- Я тебе не льна, а шелкового атласа куплю на платье, какого хочешь? Хочешь, тоже красного, а хочешь - как ваши любят, зеленого...
- И буду я по лесам бродить, подолом мести и рукавами цеплять.
- Ага. А Тамия еще и на пару-тройку сережек уговорит. Вот ведь же настырная девчонка! Хотя, может, оно и лучше так, а то б дошли до греха, чего доброго…
- До греха - это ты имеешь в виду физическую близость? - уточнила остроухая.
Даину будто все угли с костра просыпались на лицо и за шиворот, и голос осип, будто у старика, когда он все-таки ответил:
- Я никогда… никогда, если не разрешишь.
- Хм, - она пожала плечами, - я подумаю.
Да уж, не такие куртуазные речи полагается вести с девами, это точно. С ними или уж сразу тискаться, или плести велеречивую чушь, а не бестолково моргать на потихоньку темнеющие созвездия… Как там у остроухих говорят, мол, не одинок, если есть, с кем смотреть на звезды - вот же ж тоже чушь привязалась! Интересно, а Лит тоже на звезды смотрит или уже спит?..
Под утро и прохлада, привычка сделали свое дело: они снова сбились оба под один плащ. Наверно, потому что с эльфийки плащ утянула на себя Тами. Так и проснулись, лицом к лицу и перепутавшись руками и ногами, без слов потянувшись друг к другу. До греха, разумеется, тут было как пешком до древнего Валинора, лишних телодвижений в переполненном, хоть и еще сонном лагере, не получилось бы, но и совсем без телодвижений не обошлось - ох и распахнула Лит свои глаза, стоило Даину чуть плотнее притереться к ней, и как же сладко шепнула-выдохнула не то «Даин!», не то просто «да»… А потом пришлось подняться, чтоб составить компанию уже потихоньку поднявшемуся Судри и отправить досыпать дозорных. И заодно потихоньку обтереться обрывком ветоши, чтоб не смущать свою остроухую, - хотя спустил прямо на одежду, будто бестолковый доросток, от тисканий с ней, куда уж падать дальше! Честно, Даин бы теперь сам с радостью бы доспал.
Кто бы поверил, не только эльфийка и младшая из рода Железноруков сегодня ночевали под открытым небом! Кто бы мог предположить, что прекрасная Эсси тоже ляжет спать у костра, не желая делить место с капризной сестрой! Правда, устроилась она совсем по-королевски, на сложенных попонах, да еще и Судри, пожалев озябшую девицу, отдал ей укрыться свой плащ.
- Вот так и без последней рубашки останешься.
Судри только хмыкнул, покосившись на точно так же лишившегося плаща узбада. А вот от табака отчего-то отказался, хотя что так взбодрит и согреет походным утром, если не трубка-другая… Ну Махал ему судья, этому Троллю, хуже девки невесть с чего обиделся.
Козлотуры - резвы и по горам и пригоркам летают, как ветер, только варжьи лапы не сильно уступают их копытам, случилось все в несколько минут. И ехавшие замыкавшими дозорные едва успели прокричать, что орки, и Даин едва успел скомандовать, чтоб уводили девчонок дальше, к поселению, до которого оставалось всего ничего - и почти сразу-то и пошло веселье! Лучники и мечники вражьих тварей не были так искусны, но всегда брали числом, думали взять и в этот раз. Которым-то Даин уже успел снести головы, а кого-то просто пропорол, но схлынули они немного только когда из-за спин гномов их осыпало целым градом стрел. Как только остроухая успела столько и почему не ушла - непонятно, но оглянуться вполглаза оказалось достаточно, чтобы охнуть. Она стреляла не одна: соплячка тоже никуда не ушла.
- Вон отсюда!
С девками в поход пойдешь - беду найдешь.
Эти и не слышали.
Орк, уже примеривавшийся своим шестопером в гнома, изломанно рухнул под ноги с метательным ножом во лбу.
С девкой пойдешь - назад не придешь.
- Тами, ко мне, быстро!
Рядом знакомый игреневый пони заскрежетал подковами о склизлый от вонючей орчьей крови валявшийся щит.
Еще один метательный нож - и орчий топор, не достав Тая, все-таки подсекает старика Бурана, и Даин летит на землю вместе с ним, как раз только успев стряхнуть стремена… А Эсси - нет, не успевает, понесло ж дуру с ее ножиками-зубочистками и дамским седлом - и теперь ее пони валяется мертвым грузом на ее ногах, а сама она точно не успеет отползти от уже занесенного клинка. Даин смотрел и понимал: точно не успеет, так и будет скрести мокрую землю своими красивыми руками, пытаясь выбраться, и даже потом, уже мертвая сожмет-разожмет… Смотрел и понимал, сам уже летя навстречу черному клинку, но и Эсси не успела отползти, и Даин не успел отбить.
Даже было слышно, как сталь стукнулась не то о доспех, не то о ребро, не понять уже - потому что стукнулась изнутри.
Умирать оказалось больно, но еще быстрее, чем в обвалившейся шахте.
Чертогов Махала Даин не увидел. Вообще ничего не увидел.
Здесь было… никак. Потом темнота постепенно начала рассеиваться и Даин потихоньку пошел на свет и на голос:
Небо спит и спит вода
Пока, наконец, не оказался в комнате, в той самой, дальней, нежилой, только теперь в печи радостно и жарко плясал огонь, а ковры снова налились яркой краской. И сидевший у огня отец был совсем не тем славным и могучим воином, которым явился Даину в прошлый раз, - здесь он был в своей домашней рубахе, мягкой от частых стирок и с похожим на лошадиную голову неотстирывающимся пятном на рукаве, со своей старой трубкой - Махал-создатель, как же вкусно и по родному пахло здесь вишневым табаком!
Спят поля и спят стада
Гораздо больше, чем со сталью или чем-то еще, отец любил работать с деревом; и тоже теперь по полу валялась гора мелких стружек из-под резака - наверняка к немалой досаде матери, возившейся у стола.
Между Здесь и между Там
Отец работал волшебно - просто слой за слоем снимал лишнее с волшебного узора из сказочных цветов и птиц… «Рано же еще!» - недоумевала мать. «Хочу успеть!» И все-таки не успел… Он был ровно таким, как запомнился Даину за три недели до гибели.
- Не возись ты с этими тарелками!
- Вот еще! Я что, больная или немощная, переломлюсь от трех мисок?
Бродят тени по холмам
- Пап? - голос у Даина дрогнул и сорвался, как будто бы сломался совсем недавно, а может, здесь оно и в самом деле было так.
- Мам?
- Ты вовремя, родной, как раз будем ужинать.
Кто за тенью той пойдет,
К дому тропки не найдет…
- Мам, это колыбельная? Я умер, да, как папа? А ты почему, ты что, тоже? Мам? Мааам!..
Комната исчезла, будто ее и не было, а перед глазами снова падавшего куда-то Даина наступало серое и непроглядное утро - пожалуй, только оставалась где-то еще песня, женский голос, только другой, и ничего не оставалось, как тянуться и брести к ним:
- Все время, положенное мне, пусть разделится пополам с ним, пусть он спасется!
Вся благодать, положенная мне, пусть перейдет к нему, пусть он спасется!
«Лит, - понял Даин. - Это моя Лит! Что же ты творишь, курица бестолковая, куда же ты за мной пошла…»
Кто за тенью той пойдет,
К дому тропки не найдет -
Меж песков и берегов
Слышен их далекий зов…
- Лит! Лит, здесь нельзя живым!
Голос слушался Даина уже совсем плохо. И крикнуть не получалось, и мерзкий болезненный кашель не давал толком вдохнуть, а на вдруг плечи навалилось каменной, как в шахте, тяжестью.
- Все, что держит меня на этой стороне мира, пусть держит отныне и его, пусть он спасется!
- Лит, ты что, с ума сошла? Что с мамой? Я видел ее там тоже...
Темнота вокруг становилась все гуще, гуще, и, наконец, заслонила собой все.
Первой вернулась боль.
А потом уже был голос эльфийки, только, разумеется, на самом деле песня была не колыбельной по ушедшим и не заклинанием на древнем языке, - одной их тех песенок про любовь, что девицы обычно тянут за своей работой.
За то, что я полюбила Вас,
Меня одели Вы в атлас,
Но не судьба нам вместе быть,
И прошлое не изменить.
Не скроет дорогой убор
Простолюдинки вольной взор,
Красноречивей, чем все слова…
- Ты чего делаешь, - всполошился Дикки, оглянувшись, - не шевелись, узбад! Потревожишь рану!
Судя по всему, Даина не стали далеко переносить, пристроив снятый с повозки навес над устроенной на мало-мальски ровном месте постелью. Откуда-то слева уже примчалась, бросив свои дела, остроухая и тут же раскомандовалась:
- Тихо ты, кабан бестолковый, не ворочайся, а то тебя снова придется держать! Хочешь пить, да?
Во рту было сухо и горько, так что Даин осторожно попытался кивнуть, но его даже уже не слушали: в поле зрения попала мелкая с маленьким котелком в руках. Травяное зелье из котелка было тепловатое и невкусное, пить из ложки, как младенцу, было стыдно, вдобавок появилась еще одна проблема.
- Ты с ума сошел, не смей подниматься!
- Ну надо мне! - казалось, Даин молчал не меньше месяца.
- Тами, брысь! Погоди, сейчас хоть посудину подставлю.
- И сама уйди, пусть Дикки.
Больше этот день почти ничем не запомнился, как не запомнились и следующие два. Даин то открывал глаза, то проваливался в дремоту, потихоньку пытался шевелить руками и ногами, получай нагоняй от остроухой и бранился в ответ, глотал противные зелья и вкусный бульон с мелко нарубленным мясом и какой-то зеленью. Дышать становилось все легче, надоедливая боль где-то там внутри не была уже такой жгучей и злой, то ли приглушенная каким-то отваром, то ли просто в бессилии уходя прочь из молодого и крепкого тела… А потом в которое-то из утр Даин понял, что все, хватит, належался и выспался.
Оглянулся - кто спит еще, кто занят своими делами. Вон Полбороды с рукой в лубках пытается одной левой что-то наточить, у огня и большого котла хозяйничает Судри, а помогает ему - Даин присмотрелся и открыл от удивления рот - завязав платком свои золотые косы, чтоб не мешали, занимается готовкой надменная Эсси.
- Ты куда это собрался?
Вот уж эта эльфячья привычка подкрадываться бесшумно!
- За кусты. Проводить хочешь?
- Обязательно! - остроухая нисколько не обиделась и плечо подставила всерьез. Не напрасно подставила, потому что гнома в походе до ближних кустов слегка поматывало, но это уже наверняка от голода: можно ли столько времени на жиденькой похлебке протянуть?
- Лучше б кого из парней позвала.
- Ага. Когда ты рвался и родителей звал, тебя вообще вчетвером приходилось держать, чтоб нечаянно не навредил себе.
- Кто еще из наших?
- Живые - все. Восьмерых пришлось зашивать, вправить три челюсти, одиннадцать сломанных рук и ног. Бранди - ну, усатый такой, из Митенкэр! - без половины зубов. Судри хуже всех был, там осколков полно и много грязи попало, думали, без руки останется вообще - я ему половину вытяжек уже скормила, которые до этого в Берлоге только на скотине успела попробовать… Сейчас, может, и справится, не сглазить бы. Он ведь тогда того орка и убил, от которого ты Эсси закрыл.
- Девчонки-то целы?
- Все. Только Тамия уехать дальше с сестрами не захотела, осталась здесь со старшей.
- Хорошо, что все.
- Хорошо, - эхом повторила эльфийка. - Даин, те, которые ездили на разведку, потом нашли еще два небольших отряда, тут не то прочесывали, не то шли на подмогу этим, вот тогда бы нам было не выстоять. Но в них к тому времени уже все орки были давно мертвые. Эскин сказал - будто их всех расстреляли с близкого расстояния, и даже нашел одну из стрел. Эльфийская. Наконечник на ней был ровно тот, что ковали у нас дома! Может, Тэвьин?.. Шел следом и попытался защитить?
«Или притащил на своем остроухом хвосте всю эту погань!»
Встретился бы Даин лицом к лицу с этим остроухим дурнем - вот уж бы того… поговорил!
Но пока в тот же вечер случился у него разговор с совсем другим дурнем, из своих. С двумя, если точнее…
ЗЫ А кто угадает, какой еще фильм (нестарый и анимационный) оставил свой след у автора истории?)))