(no subject)
Друзья, подскажите, это сейчас интересно? Или интерес к данному материалу чисто археологический? От перепадов настроения сильно меняются оценки. После общения с признанными брюсоведами и их зависшими в издательствах книгами вообще хочется все бросить. Но...
Брюсов В. Я. «Антигона» [Софокла] -
рецензия на постановку Александринского театра.
Ф. 386.52.32. Опубл: «Весы», 1906, №2.
Александринский театр в Петербурге поставил «Антигону» Софокла. Режиссером был г. Санин, тот же, кто несколько лет тому назад ставил эту трагедию в Москве, в Художественном театре, и его новая постановка очень напоминала прежнюю.
Есть три способа ставить исторические пьесы. Во-первых, можно стремиться к точному воспроизведению особенностей той эпохи, в которую перенесено автором действие драмы. Ставя, например, «Юлия Цезаря» Шекспира, можно (как это пытался сделать художественный театр), воспроизводить на сцене древний Рим времен Цезаря. Во-вторых, можно ставить исторические пьесы в той обстановке, для которой их писали авторы. Тогда того же «Юлия Цезаря» надо поставить при тех условиях сцены, которые существовали при Шекспире, а «Антигону» так, как ее давали при Софокле. Наконец, можно исполнять исторические пьесы, как современные нам. - прием совершенно забытый (и незаслуженно забытый) в ниша дни.
Мы не могли определенно решить, какой из трех способов избрал г. Санин для постановки «Антигоны». Декорация изображала греческий театр, а не архаический дворец, и на авансцене стоял жертвенник, тюмеле: из этого приходилось заключить, что режиссер хотел поставить драму так, как ее играли при Софокле, но некоторые подробности костюмировки: какие-то чуть не каменные копья на грубых древках и какие-то фантастические костюмы не то скифов, не то персов, заставляли предполагать, что на сцене изображают мифические времена Эдипа и Кресипа, в игре было слишком мало спокойной пластики и откровенной условности, свойственных античным актерам, и напротив, слишком много порываний к чисто современному сценическому реализму.
Если бы г. Санин действительно хотел воскресить театр времен Софокла, то он должен был бы принять все его особенности. Надо было бы надеть на лица актеров маски, одеть их так, как одевались греческие актеры 7 века, и всю утварь строго выдержать в стиле этой эпохи. Мало этого: следовало бы распределить роли, как то было при Софокле, все роли только между тремя актерами, переодевавшимися для изображения различных лиц. Наконец, необходимо было хор заставить петь и плясать вокруг жертвенника, а не говорить, плохо скандируя стихи, неподвижно стоя на месте. А раньше всего надо было бы решительно и окончательно порвать с реализмом в игре, с желанием подделывать на сцене настоящие рыдания, настоящую смерть. Г. Санин на это не отважился, и постановка его вышла ничем особенно не замечательной, может быть немного лучше, чем другие попытки русских театров давать античные трагедии.
Переходя к исполнению, надо, прежде всего, отметить, как очень удачную, декорацию А.Я. Головина. Может быть, как картина, обстановка А. Бакста к «Ипполиту» (которого мне удалось видеть на сцене) была выше, значительнее, но декорация все же должна стоять на втором плане, не заслонять собой самого исполнения драмы. Декорация г. Головина была прекрасным фоном для Софокловой трагедии, ничем не поражавшим, но и ничем не оскорблявшим, картины рассвета и вечерней зари были поставлены очень красиво.
Актеры все сплошь играли плохо. Г. Ге, исполнявший Креонта, кричал, невнятно произносил слова, выпячивал грудь и под конец рыдал, совсем грубо. Тиресий вовсе не был вещим и часто забывал, что он дряхлый старик. Гемон удостоился рукоплесканий райка за то, что декламаторски проговорил монолог о свободе. Исмена и Эвридика были безличны. Лучше других играла Антигона (г-жа Лачинова), но у нее не доставало того, что актеры называют «темпераментом», и она была вовсе не трагическим борцом за вечную правду, а капризной, либеральной барышней. «Хор», т.е. шесть чтецов с длинными бородами был невозможен.
И однако, такова мощь Софоклова гения, что в этой неважной постановке, при далеко не удовлетворительном переводе - трагедия о гордой и несчастной Антигоне все же очаровала и покорила всех, кто только хотел хоть немного открыть ей свою душу.. В строгом, сильном, роковом построении этой драмы есть ничем не уничтожаемая сила вечной правды и вечной тайны. Нельзя приблизиться к этой трагедии, чтобы не почувствовать, что перед тобой с беспощадностью вдруг обнажается остов бытия, из-под тех мишурных прикрас, которыми утешает нас природа: что наступают роковые противоречия, в которые вброшена наша жизнь, принять которые нельзя, примирить которые мы еще не можем и о которых малодушно стараемся не думать, пока вновь не воззовет нас властно голос поэта или мудреца.
Брюсов В. Я. «Антигона» [Софокла] -
рецензия на постановку Александринского театра.
Ф. 386.52.32. Опубл: «Весы», 1906, №2.
Александринский театр в Петербурге поставил «Антигону» Софокла. Режиссером был г. Санин, тот же, кто несколько лет тому назад ставил эту трагедию в Москве, в Художественном театре, и его новая постановка очень напоминала прежнюю.
Есть три способа ставить исторические пьесы. Во-первых, можно стремиться к точному воспроизведению особенностей той эпохи, в которую перенесено автором действие драмы. Ставя, например, «Юлия Цезаря» Шекспира, можно (как это пытался сделать художественный театр), воспроизводить на сцене древний Рим времен Цезаря. Во-вторых, можно ставить исторические пьесы в той обстановке, для которой их писали авторы. Тогда того же «Юлия Цезаря» надо поставить при тех условиях сцены, которые существовали при Шекспире, а «Антигону» так, как ее давали при Софокле. Наконец, можно исполнять исторические пьесы, как современные нам. - прием совершенно забытый (и незаслуженно забытый) в ниша дни.
Мы не могли определенно решить, какой из трех способов избрал г. Санин для постановки «Антигоны». Декорация изображала греческий театр, а не архаический дворец, и на авансцене стоял жертвенник, тюмеле: из этого приходилось заключить, что режиссер хотел поставить драму так, как ее играли при Софокле, но некоторые подробности костюмировки: какие-то чуть не каменные копья на грубых древках и какие-то фантастические костюмы не то скифов, не то персов, заставляли предполагать, что на сцене изображают мифические времена Эдипа и Кресипа, в игре было слишком мало спокойной пластики и откровенной условности, свойственных античным актерам, и напротив, слишком много порываний к чисто современному сценическому реализму.
Если бы г. Санин действительно хотел воскресить театр времен Софокла, то он должен был бы принять все его особенности. Надо было бы надеть на лица актеров маски, одеть их так, как одевались греческие актеры 7 века, и всю утварь строго выдержать в стиле этой эпохи. Мало этого: следовало бы распределить роли, как то было при Софокле, все роли только между тремя актерами, переодевавшимися для изображения различных лиц. Наконец, необходимо было хор заставить петь и плясать вокруг жертвенника, а не говорить, плохо скандируя стихи, неподвижно стоя на месте. А раньше всего надо было бы решительно и окончательно порвать с реализмом в игре, с желанием подделывать на сцене настоящие рыдания, настоящую смерть. Г. Санин на это не отважился, и постановка его вышла ничем особенно не замечательной, может быть немного лучше, чем другие попытки русских театров давать античные трагедии.
Переходя к исполнению, надо, прежде всего, отметить, как очень удачную, декорацию А.Я. Головина. Может быть, как картина, обстановка А. Бакста к «Ипполиту» (которого мне удалось видеть на сцене) была выше, значительнее, но декорация все же должна стоять на втором плане, не заслонять собой самого исполнения драмы. Декорация г. Головина была прекрасным фоном для Софокловой трагедии, ничем не поражавшим, но и ничем не оскорблявшим, картины рассвета и вечерней зари были поставлены очень красиво.
Актеры все сплошь играли плохо. Г. Ге, исполнявший Креонта, кричал, невнятно произносил слова, выпячивал грудь и под конец рыдал, совсем грубо. Тиресий вовсе не был вещим и часто забывал, что он дряхлый старик. Гемон удостоился рукоплесканий райка за то, что декламаторски проговорил монолог о свободе. Исмена и Эвридика были безличны. Лучше других играла Антигона (г-жа Лачинова), но у нее не доставало того, что актеры называют «темпераментом», и она была вовсе не трагическим борцом за вечную правду, а капризной, либеральной барышней. «Хор», т.е. шесть чтецов с длинными бородами был невозможен.
И однако, такова мощь Софоклова гения, что в этой неважной постановке, при далеко не удовлетворительном переводе - трагедия о гордой и несчастной Антигоне все же очаровала и покорила всех, кто только хотел хоть немного открыть ей свою душу.. В строгом, сильном, роковом построении этой драмы есть ничем не уничтожаемая сила вечной правды и вечной тайны. Нельзя приблизиться к этой трагедии, чтобы не почувствовать, что перед тобой с беспощадностью вдруг обнажается остов бытия, из-под тех мишурных прикрас, которыми утешает нас природа: что наступают роковые противоречия, в которые вброшена наша жизнь, принять которые нельзя, примирить которые мы еще не можем и о которых малодушно стараемся не думать, пока вновь не воззовет нас властно голос поэта или мудреца.