Оригинал взят у
super_kakadu в
Серебряный век. Волошин, Дмитриева, Гумилёв. Голос Волошина Пррролог. Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10. Часть 11. Часть 12. Часть 13. Часть 14. Часть 15. Часть 16. Часть 17. Часть 18. Часть 19. Часть 20. Часть 21. Часть 22. Часть 23. Часть 24. Часть 25. Часть 26. Часть 27. Часть 28. Часть 29. Часть 30. Часть 31. Часть 32. Часть 33. Часть 34. Часть 35. Часть 36. Часть 37. Часть 38. Часть 39. Часть 40. Часть 41. Часть 42. Часть 43. Часть 44. Часть 45. Часть 46. Часть 47.
Елизавета Дмитриева
Николай Гумилёв
Максимилиан Волошин
1 мая 1909 года Дмитриева писала Волошину: "Гумилев прислал мне сонет, и я ответила: посылаю на Ваш суд. Пришлите и Вы мне сонет".
СОНЕТ ГУМИЛЕВА
Тебе бродить по солнечным лугам,
Зеленых трав, смеясь, раздвинуть стены!
Так любят льнуть серебряные пены
К твоим нагим и маленьким ногам.
Весной в лесах звучит веселый гам,
Все чувствуют дыханье перемены,
Больны луной, проносятся гиены,
И пляски змей странны по вечерам.
Как белая восторженная птица,
В груди огонь желанья распаля,
Приходишь ты, и мысль твоя томится:
Ты ждешь любви, как влаги ждут поля,
Ты ждешь греха, как воли кобылица,
Ты страсти ждешь, как осени земля!
СОНЕТ ДМИТРИЕВОЙ
Закрыли путь к нескошенным лугам
Темничные, незыблемые стены;
Не видеть мне морских опалов пены,
Не мять полей моим больным ногам.
За окнами не слышать птичий гам,
Как мелкий дождь, все дни без перемены.
Моя душа израненной гиены
Тоскует по нездешним вечерам.
По вечерам, когда поет Жар-птица,
Сиянием весь воздух распаля,
Когда душа от счастия томится,
Когда во мгле сквозь темные поля,
Как дикая степная кобылица,
От радости вздыхает вся земля...
СОНЕТ ВОЛОШИНА
СЕХМЕТ
Влачился день по выжженным лугам.
Струился зной. Хребтов синели стены,
Шли облака, взметая клочья пены
На горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
Чей голос с гор звенел сквозь знойный гам
Цикад и ос? Кто мыслил перемены?
Кто с узкой грудью, с профилем гиены,
Лик обращал навстречу вечерам?
Теперь на дол ночная пала птица,
Край запада луною распаля.
И перст путей блуждает и томится...
Чу! В темной мгле (померкнули поля...)
Далеко ржет и долго кобылица,
И трепетом ответствует земля.
_________________________________________________
После расстрела Гумилева Лиля Дмитриева посвятила ему стихотворение.
ПАМЯТИ АНАТОЛИЯ ГРАНТА
Памяти 25 августа 1921
Как-то странно во мне преломилась
пустота неоплаканных дней.
Пусть Господня последняя милость
над могилой пребудет твоей!
Все, что было холодного, злого,
это не было ликом твоим.
Я держу тебе данное слово
и тебя вспоминаю иным.
Помню вечер в холодном Париже,
Новый Мост, утонувший во мгле...
Двое русских, мы сделались ближе,
вспоминая о Царском Селе.
В Петербург мы вернулись - на север.
Снова встреча. Торжественный зал.
Черепаховый бабушкин веер
ты, читая стихи мне, сломал.
После в "Башне" привычные встречи,
разговоры всегда о стихах,
неуступчивость вкрадчивой речи
и змеиная цепкость в словах.
Строгих метров мы чтили законы
и смеялись над вольным стихом,
Мы прилежно писали канцоны
и сонеты писали вдвоем.
Я ведь помню, как в первом сонете
ты нашел разрешающий ключ...
Расходились мы лишь на рассвете,
солнце вяло вставало меж туч.
Как любили мы город наш серый,
как гордились мы русским стихом...
Так не будем обычною мерой
измерять необычный излом.
Мне пустынная помнится дамба,
сколько раз, проезжая по ней,
восхищались мы гибкостью ямба
или тем, как напевен хорей.
Накануне мучительной драмы...
Трудно вспомнить... Был вечер... И вскачь
над канавкой из Пиковой Дамы
пролетел петербургский лихач.
Было сказано слово неверно...
Помню ясно сияние звезд...
Под копытами гулко и мерно
простучал Николаевский мост.
Разошлись... Не пришлось мне у гроба
помолиться о вечном пути,
но я верю - ни гордость, ни злоба
не мешали тебе отойти.
В землю темную брошены зерна,
в белых розах они расцветут...
Наклонившись над пропастью черной,
ты отвел человеческий суд.
И откроются очи для света!
В небесах он совсем голубой.
И звезда твоя - имя поэта
неотступно и верно с тобой.
(Анатолий Грант - это псевдоним Николая Гумилёва - прррим. попугая)
_________________________________________________
В одном из текстов прррочёл пррримечание, которррое хочу пррривести здесь - это коррротенький отрррывок воспоминаний жены поэта М. С. Волошиной: «...В двадцать первом году судьба их столкнула в Феодосии.. Одна из дочерей Спендиарова прибежала и сказала, что на пароходе какой-то петербургский поэт - она перепутала: Гумилевский (а Макс был очень чуток к поэтам),- и Макс побежал, а я за ним - в порт. И когда Макс уже подходил, - пароходик этот уже должен был отплыть. И Макс заволновался.. И сказал: «Николай Степанович, уже прошло столько времени и столько событий,- теперь мы можем подать друг другу руки». Макс протянул руку, и тот протянул. Но почти не обменялись словами. И загудело, и сходни подбирали... И Макс был обескуражен: зачем он бежал? Он был разочарован: ничего даже не сказали друг другу. Что произошло? Зачем это так?.. Но когда Макс прочел в газетах (он газет вообще-то не читал)... он сказал: "Ну теперь мне понятно, - в этой жизни земной мы должны были подать друг другу руки"...»
Волошин тоже написал строки.
НА ДНЕ ПРЕИСПОДНЕЙ
Памяти А. Блока и Н. Гумилева
С каждым днем всё диче и всё глуше
Мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит:
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Темен жребий русского поэта:
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца - Русь!
И на дне твоих подвалов сгину,
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой,
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Голос Максимилиана Волошина
И с окончанием этой исторррии серрриал пррро Серебряный век не заверрршается,
пррродолжение следует!