(no subject)
0
Гора Олимп, Мифическая реальность, Дворец олимпийских богов.
Четыре года назад.
Зевс ленно шёл по укутанной мягким тёплым светом аллее - узкой тропке стелящейся между аккуратными зарослями винограда. Он уже давно разучился замечать капризы погоды, и даже если бы сейчас дул ледяной северной ветер Зевс не ощутил бы разницы. Но он наслаждался нежным светом, возрождая в памяти давно забытое ощущение блаженства, которое когда-то дарило ему солнце… когда-то давно, когда он был простым человеком.
Неторопливо переступая по влажной невысокой траве, Зевс вышел на выложенную глянцевым сиреневым камнем центральную площадь перед дворцом, где сейчас было не слишком людно - его верные слуги и чемпионы наслаждались послеобеденной дрёмой в своих покоях. Лишь Гефест в сторонке бранил Ареса за то, что тот в течение одной недели разбил уже второй меч, да где-то неподалёку звучала тугая тетива - Артемида снова совершенствовала мастерство владения луком.
Пройдя мимо статуй Атлантов, взваливших на плечи земной шар, он вошёл во дворец и начал подниматься по широкой мраморной лестнице. Всю центральную часть дворца, помимо огромного Зала Приёмов, занимали личные помещения Зевса: кабинет, библиотека, спальня, отдельная столовая, на случай если он возжелает уединения. Его чемпионы обитали в боковых крыльях дворца в более скромных покоях.
Дойдя до середины лестницы, Зевс остановился и удивлённо склонил голову набок - он почувствовал, как внутри желудка зарождается какое-то непонятное ощущение. Охваченный любопытством он ещё быстрее начал взбираться по крутым ступеням. Вскоре это ощущение, которое ещё секунду назад вызывало лишь интерес, начало беспокоить его, потому что он распознал в нём боль. Забытую и даже в чём-то приятную, напоминавшую о давно минувших эпохах, боль. Он в два прыжка достиг двустворчатой двери, которой заканчивалась лестница, и, распахнув её, ввалился внутрь спальни.
Стремительно разрастающаяся боль безжалостно подчиняла себе его тело. На дрожащих ногах Зевс сделал пару шагов к огромной кровати в середине комнаты, но, не дойдя до неё, упал на колени. Так, опёршись руками об пол, он застыл на несколько минут, пытаясь понять причину этих колющих импульсов терзающих его плоть, и, уповая, что они вот-вот исчезнут. Но боль не проходила. Наоборот, она возрастала, постоянно меняясь - обжигала, то огненным поцелуем, то холодным прикосновением, в лихорадочных конвульсиях сводила мышцы, вырывала дыхание. Слепящая пелена постепенно застилала глаза, а в голове возник звон, напоминавший ему вой Титанов свергнутых в Тартар.
Он не кричал, не звал на помощь. Не потому что не хотел показывать слабость своим слугам, а потому что не мог. В первый раз за многие тысячелетия он не мог контролировать себя. Зевс изо всех сил сжал кулаки, надеясь, что новая боль, которой он может управлять поможет забыть о старой. Пальцы впились в ладонь, раздирая кожу… кожу, которую не могла поранить даже сталь, выкованная Гефестом.
Но вот, когда боль достигла того пика, после которого её перестаёшь замечать, воющие стенания в ушах резко оборвались. И он услышал шаги позади себя. Это не были шаги спешащего на помощь. Так мог шагать только тот, кто считал себя победителем - медленные, размеренные, уверенные, гордые шаги. Зевс открыл прозревшие глаза, но не смог найти силы повернуть голову, чтобы взглянуть в лицо неизвестному гостю. Вместо этого он смотрел прямо перед собой на покрытый янтарём пол, на котором росла тень. Человеческая тень. Подойдя к нему, Тень склонилась, и в тишине дремлющего Олимпа раздался насмешливый шёпот, который для Зевса прозвучал подобно рёву умирающего мира:
- Твоё время вышло, древний бог.