Только что вышла в ЖЗЛ книжка о нем.
Хорошая ли плохая, -- не знаю. И вряд ли узнаю. Для меня этот палач не более замечателен, чем все прочие.
Впрочем, в серии ЖЗП, наверное, прочитал бы...
Четверть века назад в "Огоньке" был мой материал о том, как в блокаду питался Смольный, как Жданову персики возили самолетами, и как блинчики в кастрюльке везли через весь город на эмке. Готовил этот материал я по воспоминаниям выживших.
Было там и архивное фото (официальное, тассовское!):"Мастер энской кондитерской фабрики печет пирожные-ромбабы". И дата: декабрь 1941.
А чего стоит одна сухая булка в помойном ведре Попкова (между дверями его квартиры), о которой рассказал композитор Дмитрий Алексеевич Толстой...
Они поднимались с матерью к себе домой, дверь была приотворена. Булка торчала из ведра.
Сын посмотрел на мать. А она сказала:
-- Сынок, будем гордыми.
И они прошли мимо. Умирать прошли. Мальчик Митя и его мама -- великая поэтесса той блокады Наталья Крандиевская.
(Справка: Попков той зимой жил не дома, а в Смольном, на квартире это обслуга жировала. Такое письмо я получил после публикации от пережившей "Ленинградское дело" дочери Попкова.)
А вот что не вошло в ту огоньковскую заметку: Лёша Герман пересказывал мне со слов одного из блокадников (кажется, инженера, но точно не помню) следующее... Того зимой 41-42-го вызвали в Смольный. Сил идти не было. И он лег и "катился". (Ветер был попутным, на Шпалерной всегда сквозняк, а тут еще и гололед.) Докатился. Отряхнулся. В отличие от Лихачева был препровожден в столовку. Там на столах стояли вазочки с хлебом. Более всего Германа поразил вывод рассказчика: "И я подумал: нет, всё-таки жива еще советская власть!"