Из коллекции дамы в черном
(окончание)
(
начало рассказа )
Автобус вышвырнул меня у дверей международного терминала, в руках была огромная сумка. Я был голоден, хотелось спать. Страшные картины все ещё кружились в моей голове, но я был уверен, что они останутся здесь, среди полуразрушенных зaмков и чёрных шпилей.
До рейса оставалось больше трёх часов, торопиться было некуда. Я зашёл в небольшой ресторан, заказал огромный завтрак, больше напоминавший обед в дешёвом американском ресторане, и пинту Гиннесса. За окном огромный самолёт медленно подъезжал к одному из рукавов. "Через три часа такая же стальная клетка унесёт меня за океан", - подумал я, рассматривая бар ресторана с красующимися на нём бутылками из-под джина, рома, виски.
От нечего делать я достал камеру и стал просматривать фотографии. Некоторые из них были интересные, многие совсем не получились, их надо было стереть. Я перелистывал бесконечные картинки с мрачными замками, гладкими, как зеркало, озёрами, чёрными шотландскими церквями, напоминавшие своим видом заброшенные тюрьмы, и многое другое. С экрана цифрового фотоаппарата на меня смотрели то наряженные под средневековых стражей гиды лондонского Тауэра, привыкшие долго и красочно рассказывать о пытках в подвалах замка и казнях Анны Болейн и Фрэнсиса Дерхама, то певцы в клетчатых юбках на Королевской Миле, то весёлые, слегка подвыпившие болельщики шотландской футбольной сборной, со щеками, размалёванными крестами святого Андрея, искренне радующиеся ещё одной неудаче английской сборной. Потом была ещё одна фотография: широкая ладонь с тремя огромными ягодами малины. Нет, это уже была не Британия. Фотография была отвратительного качества, часть экрана была засвечена, но она всё же была здесь, на этом фотоаппарате. Страх снова вернулся ко мне, мурашки пробежали по коже. Я попытался удалить эту картинку, но не смог: фотоаппарат сообщал мне о какой-то ошибке в программе, отказывался вытереть этот ненавистный кадр. С дрожью в руках я перешёл к следующей картинке: в тайне я боялся увидеть на нём обнажённое тело Вадима. Спустя мгновение я вздохнул с облегчением: на следующей фотографии был велосипед с растёкшимся заднем колесом. Фотография без цветов, сепия. Удалить этот кадр мне так же не удалось. Я вернул камеру обратно в сумку.
Наконец, когда оставалось меньше двух часов до рейса, и мне надоело без толку шататься по шумящему как улей аэропорту, я подошёл к стенду, чтоб сдать сумки в багаж и показать документы.
- Сэр, ваш паспорт, пожалуйста, - пропела приятным голосом молодая стюардесса, поглядывая при этом не на меня, а куда-то в сторону.
Я молча дал ей свой паспорт. Она долго копалась в своём компьютере. Кажется, она думала о чём-то своём, её мысли были не здесь.
- Сэр, я не вижу вашей американской визы. Вы ведь летите в Ньюарк, не так ли? - с некоторым удивлением в голосе произнесла она, как-бы оправившись от минутного забытья.
- Я лечу в Денвер.
- Не важно, у вас пересадка в Ньюарке, и всё равно вам необходима американская виза.
- Да-да, моя виза в моём старом паспорте, сейчас я вам покажу его, извините, - ответил я, роясь в старой порванной сумке ручной клади. Наконец я нашёл потрёпанную синюю книжечку и протянул её молодой леди.
Стюардесса стояла возле компьютера, что-то проверяла и иногда мило улыбалась мне. Потом позвала ещё одну стюардессу, немного постарше, и они стали тихо переговариваться о чём-то. Они говорили почти беззвучно, я не мог разобрать их слов. Минут через десять та, что постарше, робко подошла ко мне и произнесла извиняющимся голосом: "Вот ваши паспорта, сэр. С ними всё в порядке. Но к нашему глубокому сожалению вы не сможете сегодня полететь с нами. Наш рейс сверхбронирован, вы вынуждены будете лететь завтра, в это же время. Не волнуйтесь, вы прибудете в Денвер с опозданием в один день. Вот документы, подробно объясняющие, какая вам положена компенсация. Очень сожалею, сэр, у нас не было ни единого добровольца, который бы согласился полететь на следующий день. Мы вынуждены были поменять ваш билет. От имени компании я искренне извиняюсь за причинённые вам неудобства". Она протянула мне документы и продолжила: "Разумеется, мы оплатим ночь, которую вы проведёте сегодня в лондонской гостинице и такси. Почитайте выданные вам документы, там всё подробно описано".
Я попытался спорить, но это было бессмысленно, для меня на самом деле не было места в самолёте. Я медленно поплёлся к воротам, заказал гостиницу на ночь, вызвал такси.
- Сэр, ваше такси ждёт вас, - услышал я крик неподалёку. Я подхватил сумки и вышел на стоянку. Водитель, мужчина средних лет, индус на вид, но говоривший без какого-либо иностранного акцента на английском, помог мне загрузить сумки в багаж. Я сел в машину и протянул водителю бумажку с адресом гостиницы.
- Добрый день, сэр, - снова сказал водитель, чётко выговаривая каждый звук, с подчёркнуто британским произношением, глотая кое-где звуки "р".
- Добрый день, - ответил я, откинувшись на спинку заднего кресла. Вскоре я задремал.
Я очнулся минут через десять, машина стояла в городе, на светофоре.
- Вот мы и свиделись, сударь. Не угодно ли водицы? - услышал я знакомый голос. Женщина-водитель развернулась ко мне, и я снова увидел морщинистое лицо дамы в чёрном. Она протягивала мне кубок, до краёв наполненный воды.
- Как я вам и обещала, теперь мой сосуд из чистого золота, и он стoит того.
- Я не отдам вам... - хрипло говорил я, поднося кубок к онемевшим губам.
- Пейте, государь, пейте, у нас сегодня долгий день. После вас никого нет. Вы - последний.
Вода уже касалась моих губ, женщина, спокойно улыбаясь, смотрела на меня. Казалось, она не обращала никакого внимания на дорогу. Светофор переключился на зелёный; машина, слегка похрипывая старой коробкой передач, тронулась с места. Меня снова сковывал страх. Страх перед тем, что мне предстояло увидеть, страх перед отказом, страх сделать шаг в сторону.
Автомобили ехали по улице бесконечным равномерным потоком двумя рядами. Я вглядывался в каждую машину: неподвижные взгляды водителей были устремлены вперёд, все их лица были одинаковы, неотличимы одно от другого. Мелкий дождь монотонно барабанил по лобовым стёклам, даже "дворники", казалось, работали на всех машинах в одном и том же темпе: вверх-вниз, вверх-вниз.
Задние двери такси почему-то не были заблокированы, я знал, что их можно было запросто открыть на ходу. Набравшись смелости, я отбросил сосуд и открыл левую дверь. Мутная вода разлилась по резиновому коврику у меня под ногами. "Наверное, сейчас меня просто задавит случайная машина, или я сломаю себе шею", - пронеслось у меня в голове. Такси помчалось ещё быстрее, женщина в чёрном, теперь молча устремив взгляд вперёд, как и все другие водители, всё сильнее жала на педаль газа. Машина набирала скорость, ехала быстрее и быстрее, металась зигзагом из полосы в полосу. Я наконец сделал шаг и вылетел из машины.
Боли не было, почему-то ни одна машина не задавила меня. Я стоял на мокром тротуаре, глазея на угрюмый поток машин. Так же как и раньше, синхронно двигались ленивые стеклоочистители: вверх-вниз, вверх-вниз. Из открытой двери дешёвого ресторана доносились звуки старой записи Умм Кульсум, чувствовался запах подгоревшего мяса и восточных пряностей. Старые рекламные щиты на английском чередовались с небольшими вывесками на арабском. Ошеломлённый, я стоял рядом с дорогой, рядом со мной возвышалась огромная сумка с вещами.
Спереди раздался крик: женщина в никабе схватила смуглого мальчика за руку и оттащила его в сторону от дороги. Послышался сильный шум, прохожие что-то кричали. Я оставил сумку и подошёл ближе к месту аварии. Вся передняя часть машины, въехавшей в столб, была смята, чёрная кровь медленно капала с закрытой двери водителя на мокрый, покрытый трещинам асфальт. В кресле водителя неподвижно сидела белокурая девочка лет пяти-шести. Кровь ручьём стекала с её разбитого лица на чёрное платьице. Больше в салоне машины никого не было. Рядом валялся небольшой пластиковый стакан, вода, вылившаяся из него уже смешалась с кровью девочки-водителя и дождевой водой. Тут же лежал и планшетный компьютер, с его потрескавшегося экрана на меня смотрело покрытое едва заметными морщинами лицо дамы в чёрном. Её зелёные глаза были широко открыты и подмигивали мне. Оставалось лишь провести рукой по этому экрану, как тогда, на скамейке. Не в силах прикоснуться к этому лику, я развернулся и, пробираясь сквозь шумящую толпу мужчин и одетых в хиджабы женщин, быстро зашагал прочь.