Кризис классического университета: деградация или реконструкция
Последние десятилетия ознаменовались глобальным кризисом системы высшего образования, который затронул не только отечественные вузы, но и европейские. Гумбольдтский университет, который на протяжении полутора столетий представлял собой воплощённый идеал универсального знания, сочетая в себе задачу формирования личности и расширения научного знания, - к концу XX столетия перестал соответствовать требованиям современного общества, входящего в постиндустриальную фазу своего развития.
Стоит заметить, что с глубоким кризисом столкнулись только континентальные вузы, а, так как отечественная система высшего образования строилась на базе немецкого классического университета, то и она столкнулась с серьёзными трудностями. Англо-саксонский мир, в котором вузы изначально предполагали более практическую направленность обучения и ориентировались не столько на универсальность, сколько на специальность, сумел, по большей части, избежать этого кризиса и быстро адаптировался к новым реалиям.
Болонский процесс, официально запущенный в 1999 году, предложил новую концепцию высшего образования, в основу которой легли принципы мультикультурности, социальной и географической мобильности. Также в этой концепции был учтён опыт американской системы высшего образования - в частности принцип модульности обучения.
Нельзя сказать, что переход от классического университета к болонской системе проходил в странах Европы безболезненно и вполне завершился на данный момент. Впрочем, в нашей стране, принявшей на себя в 2003 году обязательства по переходу на болонскую систему, этот процесс находится только в начальных стадиях и вызывает серьёзный протест у весомой части академического сообщества.
В чём же проблема? Почему болонская система так плохо приживается в России? На наш взгляд, ответ на этот вопрос лежит в двух плоскостях. Во-первых, стоит рассмотреть, насколько принципы болонского процесса применимы к российским реалиям, а во-вторых, увидеть внутренние противоречия самого этого проекта.
Как было сказано выше, в основе болонской системы лежит принцип мультикультурности. Проект изначально был задуман в качестве общего стандарта высшего образования для общеевропейского пространства и представляет собой одну из составляющих более глобального проекта - проекта Евросоюза. В противовес гумбольдскому университету, строящимся на идее нации, болонская система предполагает стирание национальных границ и реконструкцию национальных систем образования в пользу общей унификации. Таким образом, прежняя ориентация на универсум знания заменяется здесь чисто социальной универсальностью, под которой стоит понимать, прежде всего, устранение элитарности высшего образования и значительное расширение его социальных функций.
Любопытно, что российский переход на болонскую систему имеет целью то же стирание границ и обеспечение выпускников отечественных вузов равными возможностями с их западными коллегами. На деле же европейские работодатели не признают эквивалентности академических степеней между отечественными и европейскими вузами, что ставит под вопрос целесообразность этого перехода.
На наш взгляд, «болонский продукт» по многим критериям не подходит отечественной системе образования. Основная причина в том, что он конструировался в качестве решения для специфического круга чисто европейских задач, не характерных для местных реалий. Некритичный перенос чужого проекта приводит к ломке имеющейся уже имеющейся системы высшего образования (которая на протяжении прошлого века считалась одной из лучших в мире) с туманными перспективами создания адекватной замены.
Второй момент относится к числу внутренних проблем самой концепции Болонской системы. На наш взгляд, в ней напрочь отсутствует стержень общей идеи - она представляет собой лишь упорядоченную совокупность технологий образования. В основу здесь легла не идея воспитания гражданина (гражданина чего?), а принцип нормализации. Высшее образование перестало рассматриваться в качестве возможности становления личности через самопознание, а стало своеобразной фабрикой специалистов, бесперебойно снабжающей рынок работниками самых разных сфер и уровней компетенции.
В Болонской системе был полностью утерян первоначальный импульс древнегреческой Пайдейи, понятой как воспитание гражданина, нацеленное на познание Блага. И дело здесь не в предательстве «высоких идеалов древности», а в забвении самих онтологических основ образования. Если раньше высшее образование было школой аристократизма духа, то сейчас оно низведено до базовой экономической функции. Современное образование не воспитывает, а производит, и в этом смысле является неотъемлемой частью современной экономики.
Эта сугубо практическая ориентация в немалой степени способствует размыванию самого понятия «университет», превращая его в простую совокупность разрозненных институтов, существующих на уровне подразделений некоторого предприятия. Этот постоянный дрейф институтов к разобщению является косвенной причиной затухания эвристической составляющей в самой науке. Как известно, пережив мощный бум научных открытий в конце XIX - начале XX века, к нашему времени наука исчерпала свой эвристический потенциал. Не исключено, что нынешнее господство прагматической мотивации лишило науку того романтического флёра, который раньше был неявным двигателем научных открытий.
Впрочем, стоит ли говорить об окончательной гибели гумбольдского университета? Признавая, что многие базовые принципы, лежащие в его основе уже не соответствуют текущей исторической ситуации, мы можем обратиться к его основной идее - идее универсальности - предполагающей неразрывную связь единого со многим и познание многого через единое. Не стоит терять из виду и гуманистический посыл гумбольдского проекта, который также может лечь в основу грядущей реконструкции. Да, именно о реконструкции можно говорить в связи с возможным восстановлением идеи университета, а не о реставрации.
Стандартизация и унификация - лишь методы поддержания социального порядка в эпоху глобализма. Высокая социальная мобильность не компенсирует отсутствия личной целеустремлённости: современное общество потребления знает только одну систему ценностей - иерархию статус-символов и господство фетишей. Современное высшее образование, таким образом, теряёт свою базовую составляющую - пространство личной свободы, подменяя её чисто формальной возможностью выбора. В конечном итоге, современный университет потерял свою независимость от государства, став средством для решения чисто политических проблем.
Итак, возрождение классического университета кажется нам слишком сложной и, в конечном счёте, бесперспективной задачей. Речь может быть только о создании новой концепции высшего образования, ассимилирующей в себя все перечисленные ключевые моменты, но с поправкой на современные реалии.
Такой университет должен получить независимость от государственного регулирования, в его основе должна лежать целостная концепция, позволяющая рассматривать отдельные институты в их органическом единстве. Помимо прочего, высшее образование должно быть вновь нацелено на формирование личности, а это невозможно в отрыве от национальной самобытности. Не последнее значение в этом процессе имеет фигура преподавателя, которому в нынешней системе высшего образования отведена скромная роль транслятора знания и контролёра адекватности его воспроизведения.
Конечно, наше требование реконструкции классического университета может показаться несвоевременным и довольно наивным. Но, на наш взгляд, существующая система высшего образования не имеет далёких перспектив и представляет собой сугубо временное явление. Её существование обусловлено потребностями политической конъюнктуры и онтологически необоснованно. Следовательно, смена социально-политических условий может привести к полному отказу от нынешних принципов.
Впрочем, наш условный проект грядущей реконструкции стоит воспринимать только как грубый набросок, имеющий целью не столько наметить приоритетные направления, сколько артикулировать саму возможность подобной реконструкции. Разумеется, столь обширная тема требует гораздо более внимательного рассмотрения и серьёзной проработки.
Стоит заметить, что с глубоким кризисом столкнулись только континентальные вузы, а, так как отечественная система высшего образования строилась на базе немецкого классического университета, то и она столкнулась с серьёзными трудностями. Англо-саксонский мир, в котором вузы изначально предполагали более практическую направленность обучения и ориентировались не столько на универсальность, сколько на специальность, сумел, по большей части, избежать этого кризиса и быстро адаптировался к новым реалиям.
Болонский процесс, официально запущенный в 1999 году, предложил новую концепцию высшего образования, в основу которой легли принципы мультикультурности, социальной и географической мобильности. Также в этой концепции был учтён опыт американской системы высшего образования - в частности принцип модульности обучения.
Нельзя сказать, что переход от классического университета к болонской системе проходил в странах Европы безболезненно и вполне завершился на данный момент. Впрочем, в нашей стране, принявшей на себя в 2003 году обязательства по переходу на болонскую систему, этот процесс находится только в начальных стадиях и вызывает серьёзный протест у весомой части академического сообщества.
В чём же проблема? Почему болонская система так плохо приживается в России? На наш взгляд, ответ на этот вопрос лежит в двух плоскостях. Во-первых, стоит рассмотреть, насколько принципы болонского процесса применимы к российским реалиям, а во-вторых, увидеть внутренние противоречия самого этого проекта.
Как было сказано выше, в основе болонской системы лежит принцип мультикультурности. Проект изначально был задуман в качестве общего стандарта высшего образования для общеевропейского пространства и представляет собой одну из составляющих более глобального проекта - проекта Евросоюза. В противовес гумбольдскому университету, строящимся на идее нации, болонская система предполагает стирание национальных границ и реконструкцию национальных систем образования в пользу общей унификации. Таким образом, прежняя ориентация на универсум знания заменяется здесь чисто социальной универсальностью, под которой стоит понимать, прежде всего, устранение элитарности высшего образования и значительное расширение его социальных функций.
Любопытно, что российский переход на болонскую систему имеет целью то же стирание границ и обеспечение выпускников отечественных вузов равными возможностями с их западными коллегами. На деле же европейские работодатели не признают эквивалентности академических степеней между отечественными и европейскими вузами, что ставит под вопрос целесообразность этого перехода.
На наш взгляд, «болонский продукт» по многим критериям не подходит отечественной системе образования. Основная причина в том, что он конструировался в качестве решения для специфического круга чисто европейских задач, не характерных для местных реалий. Некритичный перенос чужого проекта приводит к ломке имеющейся уже имеющейся системы высшего образования (которая на протяжении прошлого века считалась одной из лучших в мире) с туманными перспективами создания адекватной замены.
Второй момент относится к числу внутренних проблем самой концепции Болонской системы. На наш взгляд, в ней напрочь отсутствует стержень общей идеи - она представляет собой лишь упорядоченную совокупность технологий образования. В основу здесь легла не идея воспитания гражданина (гражданина чего?), а принцип нормализации. Высшее образование перестало рассматриваться в качестве возможности становления личности через самопознание, а стало своеобразной фабрикой специалистов, бесперебойно снабжающей рынок работниками самых разных сфер и уровней компетенции.
В Болонской системе был полностью утерян первоначальный импульс древнегреческой Пайдейи, понятой как воспитание гражданина, нацеленное на познание Блага. И дело здесь не в предательстве «высоких идеалов древности», а в забвении самих онтологических основ образования. Если раньше высшее образование было школой аристократизма духа, то сейчас оно низведено до базовой экономической функции. Современное образование не воспитывает, а производит, и в этом смысле является неотъемлемой частью современной экономики.
Эта сугубо практическая ориентация в немалой степени способствует размыванию самого понятия «университет», превращая его в простую совокупность разрозненных институтов, существующих на уровне подразделений некоторого предприятия. Этот постоянный дрейф институтов к разобщению является косвенной причиной затухания эвристической составляющей в самой науке. Как известно, пережив мощный бум научных открытий в конце XIX - начале XX века, к нашему времени наука исчерпала свой эвристический потенциал. Не исключено, что нынешнее господство прагматической мотивации лишило науку того романтического флёра, который раньше был неявным двигателем научных открытий.
Впрочем, стоит ли говорить об окончательной гибели гумбольдского университета? Признавая, что многие базовые принципы, лежащие в его основе уже не соответствуют текущей исторической ситуации, мы можем обратиться к его основной идее - идее универсальности - предполагающей неразрывную связь единого со многим и познание многого через единое. Не стоит терять из виду и гуманистический посыл гумбольдского проекта, который также может лечь в основу грядущей реконструкции. Да, именно о реконструкции можно говорить в связи с возможным восстановлением идеи университета, а не о реставрации.
Стандартизация и унификация - лишь методы поддержания социального порядка в эпоху глобализма. Высокая социальная мобильность не компенсирует отсутствия личной целеустремлённости: современное общество потребления знает только одну систему ценностей - иерархию статус-символов и господство фетишей. Современное высшее образование, таким образом, теряёт свою базовую составляющую - пространство личной свободы, подменяя её чисто формальной возможностью выбора. В конечном итоге, современный университет потерял свою независимость от государства, став средством для решения чисто политических проблем.
Итак, возрождение классического университета кажется нам слишком сложной и, в конечном счёте, бесперспективной задачей. Речь может быть только о создании новой концепции высшего образования, ассимилирующей в себя все перечисленные ключевые моменты, но с поправкой на современные реалии.
Такой университет должен получить независимость от государственного регулирования, в его основе должна лежать целостная концепция, позволяющая рассматривать отдельные институты в их органическом единстве. Помимо прочего, высшее образование должно быть вновь нацелено на формирование личности, а это невозможно в отрыве от национальной самобытности. Не последнее значение в этом процессе имеет фигура преподавателя, которому в нынешней системе высшего образования отведена скромная роль транслятора знания и контролёра адекватности его воспроизведения.
Конечно, наше требование реконструкции классического университета может показаться несвоевременным и довольно наивным. Но, на наш взгляд, существующая система высшего образования не имеет далёких перспектив и представляет собой сугубо временное явление. Её существование обусловлено потребностями политической конъюнктуры и онтологически необоснованно. Следовательно, смена социально-политических условий может привести к полному отказу от нынешних принципов.
Впрочем, наш условный проект грядущей реконструкции стоит воспринимать только как грубый набросок, имеющий целью не столько наметить приоритетные направления, сколько артикулировать саму возможность подобной реконструкции. Разумеется, столь обширная тема требует гораздо более внимательного рассмотрения и серьёзной проработки.