"А он, мятежный, просит бури..."
Пишу по необходимости. Сначала было сильное желание написать о Лермонтове, но оно так и не было выражено в словах в течение последних двух лет. А эти строки - тот случай, когда либо нужно сказать хотя бы по-минимуму не банальное, либо не писать вовсе. И отступать уже некуда: 200 лет со дня рождения - это сегодня. Завтра будет поздно, а руки чешутся: графомания - вещь неизлечимая. Получится, ли - Бог знает, как сказал бы лермонтовский Печорин: порой экспромт оказывается лучше долгих мук родов, но далеко не всегда.
...Если и есть в истории личности, которые достигли всемирной любви и признания в неполные 27 лет, то их совсем немного. Лермонтов - идеалист. Именно такие люди, очень тонко чувствующие мотивы страстей и поступков, способны с такой болью передать собственное разочарование в человеческой природе. Познавший людей в полной мере обречен или смириться с этим, топя свое знание в вине и более крепких напитках, или находит душевные силы, отыскивая в своих соплеменниках искру высоких устремлений, закрывая глаза на их недостатки и откровенные пороки. Но для этого надо научиться снисходительно относиться к темной стороне души, Лермонтов же не смог смириться с реальной картиной мира, а потому предпочел быть убитым в раннем возрасте. Думаю, он неосознанно искал смерти, которая явилась ему в лице оскорбленного Мартынова.
«Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками?..»
Свой автопортрет Лермонтов, думаю, успел оставить: в виде дневников Печорина. Это персонаж страшный, демонический, но откровенные записи, раскрывающие побудительные мотивы его поступков и внутренние страдания, у многих вызывают понимание и сочувствие. И даже любовь.
"За что она меня так любит, право, не знаю ! Тем более, что это одна женщина, которая меня поняла совершенно, со всеми моими мелкими слабостями, дурными страстями... Неужели зло так привлекательно?.."
Печорин коварен, он изощренно издевается и смеется над Грушницким. Вряд ли это можно оправдать, но объяснение дано выше, а жертва описана в таких тонах, что трудно избавиться от чувств к ней, которые испытывал сам герой Лермонтова:
"Он довольно остер: эпиграммы его часто забавны, но никогда не бывают метки и злы: он никого не убьет одним словом; он не знает людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою. Его цель - сделаться героем романа. Он так часто старался уверить других в том, что он существо, не созданное для мира, обреченное каким-то тайным страданиям, что он сам почти в этом уверился."
Печорин очень рано понял суть человеческой природы: в отличие от Грушницкого он жадно изучает людей и не умеет лгать самому себе. А потому беспощаден не только к окружающим, но и к самому себе:
"Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть."
Мир оказался не таким, как его хотел бы видеть Печорин: он равно не может смириться с опаленными крыльями бабочки, летящей к свету, так и с тем, что старый, толстый и жадный Крот часто женится на Дюймовочке. И потому рождается противоречие между внутренним желанием и уродливой действительностью. Печорин чувствует свои внутренние силы, но не находит им применения:
“...Зачем я жил? для какой цели я родился ?. . А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе мой силы необъятные...”
Печорин не лишен благородных порывов: он различает людей, отыскивая в толпе себе подобных и кто способен его понять. Одна из них - Вера:
"Она вверилась мне снова с прежней беспечностью, - я ее не обману; она единственная женщина в мире, которую я не в силах был бы обмануть."
Он очень ценит дружбу с Вернером, находя в его лице своего единомышленника:
"Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не сказал. С этой минуты мы отличили в толпе друг друга."
В душе Печорина постоянно кипят страсти. Иногда они вырываются наружу, но часто остаются скрыты от посторонних глаз, выдавая тем самым своего хозяина за беззащитного ребенка, который боится, что его обидят, а потому закрывается в своем коконе:
"Он на пороге остановился: ему хотелось пожать мне руку... и если б я показал ему малейшее на это желание, то он бросился бы мне на шею; но я остался холоден, как камень - и он вышел."
И тут же признание причины такой холодности - очередное разочарование в людской натуре:
"Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, - а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!.."
К Мери Печорин относится двойственно: он одновременно и жалеет ее, ему иногда даже кажется, что он влюблен ("Это становилось невыносимо: еще минута, и я бы упал к ногам ее."), но затем поступает с ней столь же жестоко, как и с Грушницким: глубина чувств княжны вызывает у него большие сомнения.
"Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь."
Натура Печорина требует сильнейших эмоций, и он периодически оказывается в поисках новой любви, которая насытила бы его изголодавшуюся от острых ощений душу. Не найдя этого в свете, он продолжает искать страсть в горах Кавказа. Но Бэла ему наскучила столь же быстро: еще одна случайная жертва демонической личности заставляет страдать самого соблазнителя ничуть не меньше горской красавицы:
«Любовь дикарки немногим лучше любви знатной барышни; невежество и простодушие одной так же надоедают, как и кокетство другой».
И как итог рассуждений о смысле жизни:
"Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе: иные не делают и этого. Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет бог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, - бог с ними! Из жизненной бури я вынес только несколько идей - и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия."
Вряд ли сам Лермонтов был точной копией героя своего времени, но то, что он вложил в него частицу себя - несомненно.
Одно время я ставил гений Лермонтова выше Пушкина. Но года полтора назад провел эксперимент: с интервалом в неделю прочел "Евгения Онегина" и "Маскарад". Попробуйте повторить трюк - ощущения интересные, я их уже описывал.
После романа Пушкина отчаянно хочется жить и наслаждаться окружающим миром, после "Маскарада" - прямой путь либо в петлю, либо в болото: настолько тяжела описанная атмосфера отсутствия какой-либо надежды и отвратительны герои, один краше другого.
Не знаю, был ли Мартынов в жизни похож на Грушницкого, но издевался над ним великий поэт очень похожим образом. Только в жизни погиб Лермонтов, а в романе Печорин умер своей смертью, случившейся, вероятно, в результате болезни душевной, а не физической.
Очень интересно мнение убийцы поэта, отраженное в воспоминаниях спустя тридцать лет после дуэли:
"Беспристрастно говоря, я полагаю, что он был добрый человек от природы, но свет его окончательно испортил. Быв с ним в весьма близких отношениях, я имел случай неоднократно замечать, что все хорошие движения сердца, всякий порыв нежного чувства он старался так же тщательно в себе заглушать и скрывать от других, как другие стараются скрывать свои гнусные пороки. Приведу в пример его отношения к женщинам. Он считал постыдным признаться, что любил какую-нибудь женшину, что приносил какие-нибудь жертвы для этой любви, что сохранил уважение к любимой женщине: в его глазах все это было романтизм, напускная экзальтация, которая не выдерживает ни малейшего анализа."
Лермонтов, вероятно, действительно был сложным человеком. Но спустя двести лет со дня его рождения мало найдется тех, кто не знает, какую дату мы празднуем сегодня. А если кто не в курсе - средства массовой информации не дают об этом забыть.
Когда пишут о ком-то, тем самым выдают свое отношение к герою повествования. Вот что в итоге получилось.
...Если и есть в истории личности, которые достигли всемирной любви и признания в неполные 27 лет, то их совсем немного. Лермонтов - идеалист. Именно такие люди, очень тонко чувствующие мотивы страстей и поступков, способны с такой болью передать собственное разочарование в человеческой природе. Познавший людей в полной мере обречен или смириться с этим, топя свое знание в вине и более крепких напитках, или находит душевные силы, отыскивая в своих соплеменниках искру высоких устремлений, закрывая глаза на их недостатки и откровенные пороки. Но для этого надо научиться снисходительно относиться к темной стороне души, Лермонтов же не смог смириться с реальной картиной мира, а потому предпочел быть убитым в раннем возрасте. Думаю, он неосознанно искал смерти, которая явилась ему в лице оскорбленного Мартынова.
«Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками?..»
Свой автопортрет Лермонтов, думаю, успел оставить: в виде дневников Печорина. Это персонаж страшный, демонический, но откровенные записи, раскрывающие побудительные мотивы его поступков и внутренние страдания, у многих вызывают понимание и сочувствие. И даже любовь.
"За что она меня так любит, право, не знаю ! Тем более, что это одна женщина, которая меня поняла совершенно, со всеми моими мелкими слабостями, дурными страстями... Неужели зло так привлекательно?.."
Печорин коварен, он изощренно издевается и смеется над Грушницким. Вряд ли это можно оправдать, но объяснение дано выше, а жертва описана в таких тонах, что трудно избавиться от чувств к ней, которые испытывал сам герой Лермонтова:
"Он довольно остер: эпиграммы его часто забавны, но никогда не бывают метки и злы: он никого не убьет одним словом; он не знает людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою. Его цель - сделаться героем романа. Он так часто старался уверить других в том, что он существо, не созданное для мира, обреченное каким-то тайным страданиям, что он сам почти в этом уверился."
Печорин очень рано понял суть человеческой природы: в отличие от Грушницкого он жадно изучает людей и не умеет лгать самому себе. А потому беспощаден не только к окружающим, но и к самому себе:
"Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть."
Мир оказался не таким, как его хотел бы видеть Печорин: он равно не может смириться с опаленными крыльями бабочки, летящей к свету, так и с тем, что старый, толстый и жадный Крот часто женится на Дюймовочке. И потому рождается противоречие между внутренним желанием и уродливой действительностью. Печорин чувствует свои внутренние силы, но не находит им применения:
“...Зачем я жил? для какой цели я родился ?. . А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе мой силы необъятные...”
Печорин не лишен благородных порывов: он различает людей, отыскивая в толпе себе подобных и кто способен его понять. Одна из них - Вера:
"Она вверилась мне снова с прежней беспечностью, - я ее не обману; она единственная женщина в мире, которую я не в силах был бы обмануть."
Он очень ценит дружбу с Вернером, находя в его лице своего единомышленника:
"Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не сказал. С этой минуты мы отличили в толпе друг друга."
В душе Печорина постоянно кипят страсти. Иногда они вырываются наружу, но часто остаются скрыты от посторонних глаз, выдавая тем самым своего хозяина за беззащитного ребенка, который боится, что его обидят, а потому закрывается в своем коконе:
"Он на пороге остановился: ему хотелось пожать мне руку... и если б я показал ему малейшее на это желание, то он бросился бы мне на шею; но я остался холоден, как камень - и он вышел."
И тут же признание причины такой холодности - очередное разочарование в людской натуре:
"Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, - а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!.."
К Мери Печорин относится двойственно: он одновременно и жалеет ее, ему иногда даже кажется, что он влюблен ("Это становилось невыносимо: еще минута, и я бы упал к ногам ее."), но затем поступает с ней столь же жестоко, как и с Грушницким: глубина чувств княжны вызывает у него большие сомнения.
"Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь."
Натура Печорина требует сильнейших эмоций, и он периодически оказывается в поисках новой любви, которая насытила бы его изголодавшуюся от острых ощений душу. Не найдя этого в свете, он продолжает искать страсть в горах Кавказа. Но Бэла ему наскучила столь же быстро: еще одна случайная жертва демонической личности заставляет страдать самого соблазнителя ничуть не меньше горской красавицы:
«Любовь дикарки немногим лучше любви знатной барышни; невежество и простодушие одной так же надоедают, как и кокетство другой».
И как итог рассуждений о смысле жизни:
"Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе: иные не делают и этого. Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет бог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, - бог с ними! Из жизненной бури я вынес только несколько идей - и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия."
Вряд ли сам Лермонтов был точной копией героя своего времени, но то, что он вложил в него частицу себя - несомненно.
Одно время я ставил гений Лермонтова выше Пушкина. Но года полтора назад провел эксперимент: с интервалом в неделю прочел "Евгения Онегина" и "Маскарад". Попробуйте повторить трюк - ощущения интересные, я их уже описывал.
После романа Пушкина отчаянно хочется жить и наслаждаться окружающим миром, после "Маскарада" - прямой путь либо в петлю, либо в болото: настолько тяжела описанная атмосфера отсутствия какой-либо надежды и отвратительны герои, один краше другого.
Не знаю, был ли Мартынов в жизни похож на Грушницкого, но издевался над ним великий поэт очень похожим образом. Только в жизни погиб Лермонтов, а в романе Печорин умер своей смертью, случившейся, вероятно, в результате болезни душевной, а не физической.
Очень интересно мнение убийцы поэта, отраженное в воспоминаниях спустя тридцать лет после дуэли:
"Беспристрастно говоря, я полагаю, что он был добрый человек от природы, но свет его окончательно испортил. Быв с ним в весьма близких отношениях, я имел случай неоднократно замечать, что все хорошие движения сердца, всякий порыв нежного чувства он старался так же тщательно в себе заглушать и скрывать от других, как другие стараются скрывать свои гнусные пороки. Приведу в пример его отношения к женщинам. Он считал постыдным признаться, что любил какую-нибудь женшину, что приносил какие-нибудь жертвы для этой любви, что сохранил уважение к любимой женщине: в его глазах все это было романтизм, напускная экзальтация, которая не выдерживает ни малейшего анализа."
Лермонтов, вероятно, действительно был сложным человеком. Но спустя двести лет со дня его рождения мало найдется тех, кто не знает, какую дату мы празднуем сегодня. А если кто не в курсе - средства массовой информации не дают об этом забыть.
Когда пишут о ком-то, тем самым выдают свое отношение к герою повествования. Вот что в итоге получилось.