СВИНЬЯ И ВЕЛИКИЙ ПОСТ
Оригинал взят у a_avvakum в СВИНЬЯ И ВЕЛИКИЙ ПОСТ
Свинья и пост.
У одного приходского священника, как это часто бывает, не очень ладилось с людьми. Он не понимал, не чувствовал людей сослужащих ему в приходской жизни, а люди, естественно, ему платили тем же.
Видимомо такое положение вещей всех весьма удовлетворяло. Есть люди, которым ХОЧЕТСЯ, люди с пружиной вечного противления, противостояния, напряжения и непреодолимой жаждой лезть на рожон «подвига». Вот, хочется постоянно кому то залить свинного сала за шкуру. Вот хочется и все! Что тут поделаешь?
И так люди не любили батюшку, а батюшка не любил людей. И чем больше ненависть, тем обильней и красочней проповеди о любви с амвона. Все было бы прекрасно, можно так было продолжать жить хоть до бесконечности. Но идет пост, этот Великий Пост приближался как грозный и неумолимый судия. Надобно просить прощения, всем прощать, а не хочется. Тут влезши в сечь, не клонись прилечь, а здесь, откуда возьмись, этот пост со своими прощениями и примирениями. Как на зло, батюшка на масниціукр зарезал свинью. Старая она была или переросла, что не могла подождать до Велыкодня. В общем это не так уж и важно. Нам все равно. Но не все равно оказалось сельским бабам с их языками «шпильками» и батюшка и его свинья попал на их острые языки -«шпильки» и зубы как «вилки». Словно они сами ту свинью есть собрались, а батюшка им не даёт. А в пост скандалы с особенной силой возникают.
Село, где все знают друг друга, где все на виду укрыться, сохраниться, спастись невозможно. И вот по селу идет упорный слух, с языка на язык, со «шпильки» на «шпильку», с «вилки» на «вилку», что священник Великий Пост держать и соблюдать не собирается, так как зарезал свинью, ну и так далее и тому подобное.
Настало Прощенное воскресение. Господи! Что делается? В церкви целый огонь полыхает: «Пламень орошающь преподобныя…» Тут надобно прощать, но никто никого прощать не собирается. Ни бабы батюшку, ни батюшка баб. Зачем прощать если хочется воевать! Это все равно, что прервать пьесу на самом интересном акте.
После службы с батюшкой, что то стряслось, он весь как то неистовно воодушевился, весь взбеленился, никого не выпускает из церкви, нет благословения, но всем повелевает идти в сторожку: «Ідіть і дивіться, повилазило б вам, шо свиня ціла. Не підете, не дам прощення і благословення на піст!»
Почетная комиссия из сердитых и категоричных баб с сердитыми взглядами, завязанными по сельски, наверх голов, толстыми платками, идут в сторожку на «освидетельствование». Некоторые в очках с толстыми стёклами. В низкой комнатке горит приглушено свет, посредине стол, на клеенке лежит сложенная виновница скандала. Деловито смотрят, просчитывают, прикидывают. Так. Ноги на месте, вырезки тоже, ребра в порядке, голова, уши, хвост, все есть, все целое. Свинья действительно не тронута. Бабы с недовольными видами и потухшими взглядами расходятся. Теперь нет темы для разговоров. А как жаль, как жаль.
Но жизнь воистину неуничтожима. Уже на дороге, далеко за сторожкой одна живая злоязыкая Настя воспрянула духом, ожила и огласила: «Оце хоч ріжте мене, хоч бийте мене, подружки, я не дощиталась двох ребер. Їх нема!!! Значить батюшка поститься не буде, а варитиме собі бульйон з отихово ребер! Точно!!»
Свинья и пост.
У одного приходского священника, как это часто бывает, не очень ладилось с людьми. Он не понимал, не чувствовал людей сослужащих ему в приходской жизни, а люди, естественно, ему платили тем же.
Видимомо такое положение вещей всех весьма удовлетворяло. Есть люди, которым ХОЧЕТСЯ, люди с пружиной вечного противления, противостояния, напряжения и непреодолимой жаждой лезть на рожон «подвига». Вот, хочется постоянно кому то залить свинного сала за шкуру. Вот хочется и все! Что тут поделаешь?
И так люди не любили батюшку, а батюшка не любил людей. И чем больше ненависть, тем обильней и красочней проповеди о любви с амвона. Все было бы прекрасно, можно так было продолжать жить хоть до бесконечности. Но идет пост, этот Великий Пост приближался как грозный и неумолимый судия. Надобно просить прощения, всем прощать, а не хочется. Тут влезши в сечь, не клонись прилечь, а здесь, откуда возьмись, этот пост со своими прощениями и примирениями. Как на зло, батюшка на масниціукр зарезал свинью. Старая она была или переросла, что не могла подождать до Велыкодня. В общем это не так уж и важно. Нам все равно. Но не все равно оказалось сельским бабам с их языками «шпильками» и батюшка и его свинья попал на их острые языки -«шпильки» и зубы как «вилки». Словно они сами ту свинью есть собрались, а батюшка им не даёт. А в пост скандалы с особенной силой возникают.
Село, где все знают друг друга, где все на виду укрыться, сохраниться, спастись невозможно. И вот по селу идет упорный слух, с языка на язык, со «шпильки» на «шпильку», с «вилки» на «вилку», что священник Великий Пост держать и соблюдать не собирается, так как зарезал свинью, ну и так далее и тому подобное.
Настало Прощенное воскресение. Господи! Что делается? В церкви целый огонь полыхает: «Пламень орошающь преподобныя…» Тут надобно прощать, но никто никого прощать не собирается. Ни бабы батюшку, ни батюшка баб. Зачем прощать если хочется воевать! Это все равно, что прервать пьесу на самом интересном акте.
После службы с батюшкой, что то стряслось, он весь как то неистовно воодушевился, весь взбеленился, никого не выпускает из церкви, нет благословения, но всем повелевает идти в сторожку: «Ідіть і дивіться, повилазило б вам, шо свиня ціла. Не підете, не дам прощення і благословення на піст!»
Почетная комиссия из сердитых и категоричных баб с сердитыми взглядами, завязанными по сельски, наверх голов, толстыми платками, идут в сторожку на «освидетельствование». Некоторые в очках с толстыми стёклами. В низкой комнатке горит приглушено свет, посредине стол, на клеенке лежит сложенная виновница скандала. Деловито смотрят, просчитывают, прикидывают. Так. Ноги на месте, вырезки тоже, ребра в порядке, голова, уши, хвост, все есть, все целое. Свинья действительно не тронута. Бабы с недовольными видами и потухшими взглядами расходятся. Теперь нет темы для разговоров. А как жаль, как жаль.
Но жизнь воистину неуничтожима. Уже на дороге, далеко за сторожкой одна живая злоязыкая Настя воспрянула духом, ожила и огласила: «Оце хоч ріжте мене, хоч бийте мене, подружки, я не дощиталась двох ребер. Їх нема!!! Значить батюшка поститься не буде, а варитиме собі бульйон з отихово ребер! Точно!!»