Реформа языка. Без расколов и революций Ч. 2

May 10, 2010 14:54

Почему не русский?

Наряду со сторонниками полного сохранения современной версии церковно-славянского языка есть и другая группа - сторонники полного или частичного перевода богослужения на русский язык. В умеренном виде речь идет о чтении на русском языке Евангелия, Апостола, ветхозаветных чтений. В более радикальном варианте речь идет о полном переводе всех богослужебных книг на современный русский язык. Церковно-славянскому языку во втором случае отводится место лишь в церковно-археологическом музее. Как сейчас есть храмы, где всегда или относительно часто поют знаменным распевом, так и в случае проведения этой реформы на церковно-славянском языке должны служить лишь любители «русских древностей», да некоторые приходы, сознательно выбравшие его и получившие благословение архиерея.
Главный плюс здесь очевиден. Это полная понятность смысла богослужения. Здесь не будет совершенно непонятных слов (ну, так планируется), богослужение свою учительную функцию будет выполнять полностью. Все это очень красиво, если не забывать о том, что богослужебный текст это еще и поэзия. Конечно, каждый раз, когда переводится поэтический текст, качество перевода более или менее уступает оригиналу и в точности мысли, и в поэтичности. Но, все таки, когда речь идет о переводе с длительное время сосуществующего языка (например, с греческого на латынь в 4-5 веке по Р.Х.) качество может заметно повышаться и в том, и в другом. Но может быть и более благоприятный вариант. Например, когда языки очень похожи друг на друга (как испанский и португальский или чешский и словацкий). Но в случае с русским и церковно-славянским это не совсем так. Попытки соединить их на основе русского обычно даже у гениальных поэтов создавало текст весьма громоздкий по сравнению с русским, несколько гибридный и заметно уступающий оригиналу в поэтичности. И, наконец, совсем не обязательно более понятный.
«Меднодоспешные данайцы», может быть, и звучат красиво, но когда весь текст состоит из «славянизмов», склоняемых по-русски и современных русских слов, изменяемых даже не по церковно-славянски, а в некоем церковно-славянском стиле то это очень искуственный язык. Но можно ли обойтись при переводе без таких слов, как «Триипостасный», «Пресвятая», «Пречистая», «Всеблагой». Если переводить их на русский, смысл может заметно исказиться. Из-за некоторых языковых тонкостей. Если заменить «Триипостасный» на «Трехличностный» все те смыслы, которые были в истории слова «ипостась» потеряются. Потеряется глубина. А как перевести «Пресвятая»? Как «Более чем святая»? «Всеблагой» переводить как «Содержащий всё доброе»? Но если не переводить их, а просто вставлять текст, то смотреться они будут, как фаланга меднодоспешных данайцев в метро. Пример таких «меднодоспешных» переводов - перевод о. Амвросия (Тимрота). Вот такое начало 103 псалма предлагает он: «Благословляй, душа моя, Господа! Господи, Боже мой, возвеличен Ты весьма, славословием и благолепием облекся Ты, одеваясь светом, как одеждою, простирая небо, как покров из кожи. Ты скрываешь в водах горние чертоги Свои, назначаешь облака для восхождения Своего, шествуешь на крыльях ветров, творишь Ангелов Своих духами, и служителей Своих - пламенем огня, Ты утвердил землю на основании её, - не наклонится она во век века. Бездна, как одежда - покрывало её, на горах встанут воды; от угрозы Твоей они побегут, от звука грома Твоего убоятся»(5). Или его же вариант «Великой ектеньи»: «О мире всего мiра, благоденствии святых Божиих Церквей и о соединении всех Господу помолимся»; «Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную, Славную Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию со всеми святыми помянув, сами себя и друг друга, и всю жизнь нашу Христу Богу предадим». Но зачем путать и себя и окружающих? При таком количестве славянизмов русские склонения и спряжения не делают текст понятнее, если не затрудняют понимание. Получается русский язык, наполненный анахронизмами. Почти как спели в советской песне: «Хмуриться не надо, лада!»
Наконец, насколько последовательно нужно переводить. Если переводить все, то у нас получится примерно так: «Священнейшая Тройка, о Бог Наш, слава Тебе». А как еще перевести? «Священнейшие Трое»? Но это может запутать человека и ложно подтолкнуть в сторону «тритеизма». Надо ли переводить в псалмах слово «Христос», как «Помазанник», ведь хотя в прямом смысле речь может идти о Давиде, но это и пророчество о Христе. Не затуманит ли перевод пророческое содержание Псалтыри?
Кроме того, сам русский язык постоянно меняется. То, что было вполне понятным и возвышенным в начале 19 века сейчас может звучать как ирония или дань этикету, о смысле которой не задумываются. Например, в песне звучало: «Ваше благородие, госпожа удача». Но что это за «благородие»? Что оно значит? «Хороший род», принадлежность к аристократии.
Еще одна важная черта церковно-славянского языка это его объединяющее значение. Он общий для русского, украинца, белоруса, чеха. Как, зайдя в любой греческий храм константинопольской патриархии, грек из Александрийской, Элладской или Кипрской Церкви, услышит привычный ему «византийский» греческий язык (хотя, конечно с местными особенностями, ведь и греческий менялся со временем и это тоже сказывалось в богослужебных текстах), так и мы во всех славянских Церквях услышим, по меньшей мере, часть службы (там почти всегда служба идет частью на славянском, а частью на современном языке) на славянском и сможем молиться так, как если бы были дома. Мы можем, благодаря этому языку участвовать в молитве сербов или чехов, а они - в нашей. Церковно-славянский это и тот мостик, который связывает нас через сотни лет и тысячи километров с другими славянскими народами (отчасти и западно-славянскими), делает более понятными их языки. Как знание латыни облегчает изучение большинства романских языков, а немецкого - германских, так и знание церковно-славянского языка дает ключ к другим славянским языкам. А заодно и к греческому, который он во многом копирует. А ведь в нем есть и пласты, восходящие к очень глубокой древности. Ко временам, когда индоевропейцы были единым целым. Если отбросить все это, то русский язык замкнется на себе самом и через несколько поколений будет зависеть лишь от языка телевиденья и газет. Но если при этом Украинская церковь полностью перейдет на «мову», белорусская будет служить на свеем и так далее, то и сами эти народы станут от нас гораздо дальше. В этом отношении Второй Ватиканский Собор, устранив латынь как единственный богослужебный язык западного обряда, не способствовал глобализации, а скорее разрушил ту глобальную богослужебную систему католичества, которая делала службу одинаково непонятной для всех, кто не говорит на одном из романских языков (но и для них очень-очень трудной). Но у них не было другого выбора. Если до 18 века латынь была общеевропейским языком, понятным хоть для дворянства, образованных горожан и клира (а потому могла передавать им смысл богослужения), то потом все стало не так. Осталась лишь формальность, преданность традиции ради традиции. Вся критика этого решения и настоящими «лефевристами», и сочувствующими им православными этот факт забывает. Как забывает и то, что в истории нет сослагательного наклонения. Мы не знаем, быстрее или медленнее пустели бы католические храмы. Мы знаем, что, несмотря на широкую известность на Западе «лефевристов», лишь ничтожная часть покинувших католические службы после «Второго Ватикана» пошла к ним на «Тридентскую мессу».
Так некоторые «старобрядцы»-«евразийцы» любят говорить, что народ не принял «нового обряда», все хотели быть старообрядцами и поэтому случилась революция. Но как-то забывают, что уйдя из «никонианской» Церкви революционеры не пришли ни к «белокриницким» «поповцам», ни к беспоповцам различных толков. Так и здесь, нам говорится, что от католиков ушли потому, что они перестали служить на латыни. Но как тогда объяснить, например, успехи православной миссии в Америке или Англии? Митрополит Антоний Сурожский разве на латыни служил? Нет. Во всех западных епархиях всех Поместных Церквей служат на обычном богослужебном языке этой Церкви и параллельно на местном национальном языке. И это не мы у католиков, а скорее они у нас позаимствовали. По моему скромному мнению, католики совершили на Втором Ватиканском Соборе ряд ненужных реформ. Например, крайне сократили время полного поста перед Причастием, излишне сократили службу, сделали ее более примитивной. Все это ничего не дало, да и что это могло дать? Но при этом не провели тех реформ, которые были бы действительно важными. Например, отмену обязательного безбрачия священников.
В общем, бояться, что миллионы православных испугаются изменения в богослужебном языке не стоит. Миллионы православных его просто не знают и не понимают. Они не потеряют его, даже если он будет полностью заменен на русский, так как его в их жизни просто нет. Никакие «луки» и «облучки» не помогут им понять, что такое «слякохся». В лучшем случае решат, что это со слякотью связано. Шел, мол, по улице, машина грязью окатила и «слякохся до конца». Всего, то есть, забрызгало.
Но почему не русский? В том числе потому, что, переведя текст на современный русский язык, мы будем вынуждены делать полностью новый перевод если и не каждые тридцать лет, то каждые сто. Достаточно почитать некоторые дореволюционные переводы святых отцов, чтобы понять, какие перемены случились в языке за 150 лет. И каждый раз вокруг этого будут такие же напряженные споры.

Что делать?

Постепенно меняя отдельные слова процесс этот можно сделать безболезненным, не травмирующим сознание уже воцерковленных людей. А главное, можно избежать угрозы раскола. Потому как всякий раз, когда будет подниматься шум вокруг мнимого модернизма священноначалия, даже консервативным кругам мирян и духовенства будет очевидно, что «согнухся весьма» или «всю жизнь нашу Христу Богу предадим» это не повод для разделения. А вот переход на русский окажется слишком большим потрясением. Настолько большим, что цель (понятность богослужения) не оправдает средства (действительно многие на русскоязычные богослужения не пойдут, а для остальных это будет культурным шоком).
Кроме того, надо учитывать, что на славянском языке служат не только в России. А потому то слово, которое понятно нам, может быть непонятно другим. Впрочем, почти всегда для очень устаревшего и путающего слова можно найти и церковно-славянскую, и более понятную и для русских, и для других славян замену. Например, «живот» можно заменить ведь и на «житие». Можно брать и «славянизмы» уже испольующиеся в русском языке. Например, «внемлем» вместо «вонмем». Там, где это возможно, я думаю, имеет смысл заменять малопонятные фразы и диалектизмы, возникшие в результате «справы» 17 века, более понятными «дониконовскими» (когда это именно так). То, что этот путь более правильный подтверждает и отсутствие отрицательной реакции на замену «живот» на «жизнь» в ектеньях молебна на День Победы или в Евангельском чтении на отпевании; «любы Бога и Отца» на «любовь» на Литургии.
Но и этого, как мне кажется, мало. Мы не должны забывать, что почти все богослужебные тексты переведены с греческого, реже - с латыни. Иногда текст вообще представляет собой вторичный перевод. Скажем, св. Исаак Сирин писал на сирийском, с которого был сделан перевод на греческий, с которого делали славянский перевод. Если всерьез ставить вопрос о совершенно точном переводе на русский язык, то это уж никак не может быть делом узкой группки даже кандидатов богословия. На это придется бросить все интеллектуальные силы Церкви. Частичная правка славянских текстов этого не потребует. Достаточно будет убедиться, что замена передает смысл греческого текста. Но и это не все.
Изменения богослужебных текстов должны делаться так, чтобы их не пришлось менять достаточно долго. То есть, в этом процессе должны участвовать и филологи, занимающиеся изучением развития русского языка.
Думаю, что такая частичная замена непонятных мест в тексте богослужения Сциллой (непонятностью богослужения) и Харибдой («староязычным расколом», подспудная подготовка которого, похоже, уже идет). Непонятность богослужения выгодна тем, кто не хочет, чтобы догматическое, нравственное слово Церкви звучало во всей возможной красоте и силе. Ведь священник может не быть талантливым проповедником или созерцателем божественных тайн, а преп. Иоанн Дамаскин, Андрей Критский, Роман Сладкопевец ими были. Радикальные реформы и потрясения в Церкви также способны ее ослабить, как ослабило Церковь противостояние прот. Аввакума и Патриарха Никона. Подумайте только, сколько пользы могло бы принести для Церкви их примирение!
Поэтому последнее пожелание. Думаю, все изменения в богослужении должны вводиться не через насилие и принуждение, а спокойно, в обстановке любви и терпимости. Как пожелание, а не как приказ. Просто слова или фразы без лишнего ажиотажа должны меняться в новоизданных Служебниках, минеях, требниках, Евангелиях. Этот путь - традиционный для Русской Церкви.

Диакон Андрей Белоус

(1) А.-Э.Н. Тахиаос. «Святые братья Кирилл и Мефодий, просветители славян»/Сергиев Посад, 2005 - с. 111-112
(2) Там же. - с. 123
(3) М. Скабаллонович. «Толковый Типикон»/ http://azbyka.ru/tserkov/bogosluzheniya/liturgika/skaballanovich_tolkovy_tipikon_17-all.shtml
(4) Там же http://azbyka.ru/tserkov/bogosluzheniya/liturgika/skaballanovich_tolkovy_tipikon_16-all.shtml#t94
(5) http://azbyka.ru/bogosluzhenie/liturgiya/lit01.shtml

церковно-славянский, частное мнение, церковно-санскритский язык

Previous post Next post
Up