"Путник" Василия Григоровича-Барского. 1 отрывок
Сколь тайна Премудрость Божия, столь непостижима Его Промысел о нас: «Судьбы Твои - бездна великая»1, ибо все приводит к благому концу.И таково Его человеколюбие, что многократно дарует великие блага не только тем, кто Его ищет, но и тем, кто ни о чем благом не помышляет. Вот и я на своем опыте это узнал, ведь никогда не думал, что дойду до таких далеких стран, смогу выдержать такие большие трудности, спасусь от многих бед, поклонюсь многим святым местам, увижу и опишу удивительные здания и знаменитые монастыри, скиты, церковные обряды, жизнь и деяния добродетельных людей и другие достопамятные вещи. Но всего этого меня, грешного, удостоил премилосердный Бог.
Вот почему я описал все это во славу и благодарение Божие и на пользу читающим и слушающим, чтобы помолились обо мне, недостойном, и удивились Божьему Промыслу - от какого ненадежного начала привел меня к благополучному концу.
Когда киевским архиереем был Иоасаф Краковский, а после него Варлаам Ванатович, я был юн и учился в Латинских школах. Я прошел начальные школы до риторики и начал философии, поступив в них самостоятельно - без согласия отца и помощи домашнего инспектора. Отец мой знал только российскую грамоту и церковное пение, был благоговеен и простодушен, и видел в изучении наук причину для излишних споров, гордости, тщеславия, славолюбия, зависти и т. д. Он хотел воспрепятствовать моему намерению продолжать учиться, но не смог, потому что мне помогала моя мать. Много раз он обращался ко мне с советами оставить ненужную эту науку, но, в конце концов, прекратил, видя, мою тягу к ней.
В начале учебы в философском классе у меня на левой ноге появилась такая большая язва, что я не мог ходить. Врачи, на которых родители истратили немалые деньги, были не искусны и не могли меня исцелить. Я уже не надеялся, что поправлюсь и смогу продолжать учение. Но вот неожиданная помощь Божия - мой соученик и сверстник Иустин Леннецкий, брат бывшего архиепископа Суздальского Варлаама, ехал продолжать учение в Польшу, во Львов, и я отправился с ним, надеясь исцелить ногу у искусных львовских врачей и продолжить учебу.
Мать моя сначала не хотела мне разрешить, т. к. отец был в отъезде по купеческим делам, но уступила моим неотступным просьбам и доводам о необходимости лечения, благословила на путь и, снабдив меня всем необходимым в дорогу, с рыданиями отпустила.
Не успели мы отъехать от Киева несколько миль, как нас нагнал конный слуга, высланный моим возвратившимся отцом, чтобы уговорить меня вернуться. Я же лишь попросил его поклониться отцу и отправился в дальнейший путь с моим другом.
Был июль 1723 года, память пророка Илии, и мне было около 22 лет. Мы проехали Острог и Почаев, где находится униатский монастырь Успения Пресвятой Богородицы. Там каждый год в праздник много народа собирается, ярмарки. Мне там случалось бывать. Там есть в церкви стопа Богородицы в камне и целые мощи святого Железа, подлинные или нет - того не выяснил, не был тогда еще любопытный.
По путипришлось завернуть в Броды, куда нас отвели стерегущие дорогу рейтары. Город Броды окружен каменной стеной, место то ровное и низкое, окружено болотами и мелководьем, через которое идет дорога в город. Там много иудеев, их власть велика, и мы подверглись многим оскорблениям.
Оттуда мы приехали в славный город Львов, с каменными домами, прекрасными церквями, звонницами, школами и культурным народом, и нашли в пригороде дом с питанием на месяц. Вскоре, слава Богу,искусный врач исцелил мою ногу. Мы там нашли много гостеприимных людей, Русов, духовных и мирских. Нас часто угощали, особенно те, кого в Унию склонили насильно, в тайне же они оставались тверды в православии.
Во Львове есть знаменитая Иезуитская Академия, в которую мы хотели поступить, чтобы изучить их предание и увидеть степень знаний учащихся. Православных, особенно киевских, там не принимают, и чтобы утаиться, мы, в скором времени изучив их язык и приветствия, представились братьями Барскими, прибывшими из подольского города Бара в Польше. Префект, услышав наш ответ насладостной для слуха латыни, принял нас в класс риторики по нашему прошению. Бог попустил это для нашего испытания, но Он не хотел, чтобы мы там пробыли долго и прельстились их еретичеством, как уже случилось со многими, и вот что Он устроил. Дней через 8-10 начали другие ученики подозревать, что мы не из Польши, и чтобы избавиться от нас придумали хитрость - составили подложное письмо, будто бы от наших родителей из Киева с увещанием избегать униатства и католичества, и дали старое бабке, научив ее, чтобы она пошла к школе спрашивать, кому отдать письмо, переданное ей купцами. Письмо отдали префекту, а он, прочитав его, написал решение об нашем исключении и повесил его на воротах. Потом подошел к классу Риторики к концу урока и сказав: «Согрешил в невежестве и сочетал овцам прокаженных козлищ», позвал нас и велел нам идти вон из школы. А нам сказал: «Бегите отсюда лицемеры и более сюда не возвращайтесь». Мы же ответили: «За что, честный отче?». «Потому что узнали, что вы - волки из киевских лесов». Мы ответили, что это не так. Он сказал: «Письмо ваших родителей попало ко мне». Мы возразили, что это подложное письмо. Префект еще сильней рассердился и сказал: «Если до разбирательства дойдет, вам хуже будет». Тогда мы, поклонившись, ушли.
Неделю мы провели дома, обсуждая, что делать дальше. Я предлагал провести еще несколько месяцев во Львове, чтобы научиться хорошо говорить по-польски, и вернуться в православный Киев, т. к. тут все церкви руские и монастыри стали униатскими, и к тому же у меня оставалось мало денег, ведь я покинул отечество неожиданно и спешно, в отсутствие отца. У Иустина Линнецкого было денег много, он возвращаться не хотел, и предлагал обратиться к какому-либо важному лицу, прося похлопотать, чтобы нас снова приняли в училище. Я согласился с ним, ведь он был старшее и ученее меня. Тогда мы отправились в кафедральный монастырь к епископу рускому Афанасию Шептицкому, и рассказав ему все, просили о ходатайстве. Он умилосердился и обещал оказать нам это благодеяние, т. к. был большим другом католиков. Призвав архидиакона, он сказал ему: «Пойди с этими юношами к ректору и скажи, что приветствую их любезно и прошу прилежно, чтобы приняли этих студентов снова в Академию, что они из моей епархии и я знаю их отечество, но что они только были в Киеве из любознательности, и снова возвратились сюда». Мы поклонились ему до земли и поблагодарили. Архидиакон привел нас к ректору и префекту и сказал, все что ему поручили. Те, хотя и не хотели нас принимать, и долго возражали, но из-за большой епископской дружбы и усердных просьб архидиакона наконец пообещали нас снова принять и велели утром прийти в Академию. Утром префект принял нас и отвел к профессору риторики, объяснив причину нашего возвращения. Враги же наши удивлялись и недоумевали, говоря, что от основания Академии не бывало, чтобы исключенных назад принимали.
Афанасий Шептицкий (1686-1746)
Более двух недель мы ходили в школу, и вновь начали советоваться, что делать дальше. Я предлагал бросить школу, чтобы снова против нас не начали козни, и чтобы не обратили нас в униаты и католики, и чтобы отправиться в путешествие дальше. Иустин же предложил остаться в школе до Латинской Пасхи, а уже заканчивался великий пост. В то время один руский поп, муж ученый, рано овдовевший, бывший нашим приятелем, решил для отогнания печали отправиться после Пасхи в Рим. Мы захотели идти вместе с ним, чему он очень обрадовался. Я же желал идти не столько Рим, сколько к святителю Николаю в Бари. Ведь еще когда вылечил большую язву на моей ноге, обещал Богу по исцелении предпринять далекий трудный путь в благодарение благодати Его. И хотя у меня было очень мало денег при себе, предал себя на промысел Божий и милость христианскую. Прежде, чем начать путешествие, мы решили обратиться за советом на кафедру епископскую львовскую, и на третий день Пасхи пошли к ним с поздравлением. Поздравили и архидиакона, и игумена, и наместника, и других знатных лиц. Архидиакон обрадовался нашему намерению и велел прийти наутро с поздравлением и прошением к епископу. Утром после церковной службы и трапезы мы пришли к архиерею, он обрадовался нашему намерению, велел позвать писаря и написать нам патент, с этим патентом по его совету мы пошли к ректору и архиепископу польскому, и от них тоже взяли патенты, в которых было написано, что такой-то и такой-то русы из области польской, студенты школ львовских, идут в Рим и т. д. Взяв патенты, мы приготовили облачения пилигримов, т. е. путников, и т. к. поп еще не был готов с нами идти, решили проверить себя, как мы будем справляться с трудом путешествия, и отправились за три мили к городу Жовкве для поклонения мощам святого мученика Иоанна Сочавского.
Мы пришли к инокам, обитающим там при храме. Игумен принял нас с честью. На утро после службы Божией, приложились к мощам святого мученика и были приглашены к игумену на трапезу. После трапезы мы отправились в Креховский монастырь на вечерню. Потом игумен и братия позвали нас на трапезу. Там все иноки смеренные, страннолюбивые и очень добронравные. В самом монастыре четыре церкви, а пятая в лесу. Первая из церквей - в честь Преображения Христова. Игумена там избирают только на один год, и он равен с братией во власти, только званием выше. Совершенно достохвальная обитель. Там мы переночевали, а на утро, по нашей просьбе, дали нам патенты, свидетельствующие паломничество в Рим с приложением монастырской печати и подписью игумена.
После трапезы во Львов возвращались другим путем и не успели, потеряв дорогу и заблудившись в лесу. Поэтому ночевали у одного священника в селе Яслисках, а утром благополучно возвратились во Львов. Радостным и полезным показалось нам путешествие.
В тот день был праздник великомученика Георгия, празднуемого в кафедре Львовской епископии. После праздника мы за три дня приготовили пилигримское одеяние и все необходимое для путешествия и отправились к рускому монастырю Иоанна Богослова в предградии Львовском, находящемуся в прекрасном и уединенном месте. Игумен его Пахомий Гучинский был наш духовный отец, муж страннолюбивый и благонравный. Я при нем вначале какое-то время жил и много благодеяний от него получил. Исповедовали ему грехи свои и оставили у него свои книги, студенческие одежды и все вещи, облачась в одежду пилигримов, похожую на дьяконский стихарь, но с узкими рукавами. Ее надевают поверх всего, на груди поверх носят крест, препоясываются ремнем, на котором висит тыквица для воды. На плечах небольшой мешок с нужными вещами, поверх короткий плащ, только прикрыть плечи от дождя и мешочек из полотна вощеного, похожего на черную кожу. На ногах сандалии, на голове черный шлем, облегающий голову, в руке толстый жезл, высотой достающий до головы, красиво выточенный и очерненный.
Вчетвером с попом и послушником мы пошли в кафедральный монастырь, откуда после службы и трапезы, получив милостыню, в сопровождении многих наших благодетелей и приятелей отправились в путь. Разлучились с ними, облобызавшись, на поле за городом.
С Божьей помощью отправились в путь, и пройдя три польские мили уже во втором часу ночи пришли к селу Кринице, где и ночевали у родителей священника, отправлявшегося вместе с нами.
После воскресной службы мы собирались и немного отдыхали до полудня. Пройдя полмили к граду Грудень или Город, остановились на ночлег в уважаемом доме. Утром в понедельник, немного поев, отправились с большими проводами и слезами и целованиями знакомых, родных, соседей, близких и родителей спутника нашего священника, и расставшись с ними, прошли одну милю до села Годвишнюю и Ошани, потом еще одну милю до села Рудки, там ночевали у одного простого человека на соломе в житнице. Встав утром, прошли села Новосялки и Хлопчики, идя над реками Днестр и Стривяжь, впадающей в Днестр. В одно реке вода немного зеленая, в другой рыжеватая. Пройдя селя Пеняне и Бабину, к ночи успели к городу Самбору, отстоящему от Львова на 9 миль и имеющему большие и красивые пригороды со множеством верб, аккуратно насажденных, и латинские школы. Там гостили у очень благонравных и страннолюбивых людей два дня.
Оттуда шли две мили до места, где раньше находился Самбор, и там ночевали у одного страннолюбца. Встав на рассвете, мы шли три поприща к знаменитому монастырю Спасскому, в котором находится епископ Перемышльский. Этого монастыря я описать не смог, потому что не видел его внутренней красоты, да и снаружи не рассмотрел, потому что когда мы присели под сенью дерева и заговорили о красоте обители, из монастырских ворот вышел епископ Иероним Уштрицкий, мы едва смогли его узнать - он выглядел не как епископ, а как какой-то мучитель и разбойник, гордый и яростный, в плохой одежде, в сопровождении только одного мирянина. Увидев его, мы, хотя и недоумевали, кто это, но вскочили со своих мест и поклонились ему, как епископу. Он же нас приветствовал словами: Откуда? Зачем? Для чего?. Мы отвечали: «Странники мы, святой владыко». А он, не как пастырь овцам, а как хищный волк, ослепленный унией и ищущий незлобивых овец, пасущихся на православной пажити, чтобы их поглотить, закричал: «форт, форт, форт, прочь, прочь, прочь» и другие тогда от дьявола ему внушенные слова. Мы же сразу бросились бежать, помня слова Христа Спасителя: «Блаженны вы, когда поносят вас и гонят» и так далее, и не смущаясь, а радуясь, следуя словам: «Радуйтесь и веселитесь, ибо награда ваша на небесах», и шли быстро полмили и пришли к другому монастырю, называемому Лаура.
1«...Человеков и скотов хранишь Ты, Господи» (Псалтирь, Глава 35, стих 7).