Рассел о роли фанатизма в христианстве и коммунизме
Чтобы понять большевизм, недостаточно знать факты, необходимо также проникнуть в этот новый дух с симпатией и воображением. Главное, что удалось большевикам, - это зажечь надежду или, во всяком случае, многократно усилить, донести до широких слоев ту надежду, которая прежде теплилась в сердцах немногих. Эта сторона движения воспринимается на расстоянии столь же легко, как и в России, - в первом случае, пожалуй, даже лучше, ибо в России наличные обстоятельства мешают видеть далекое будущее. Но мы лишь поверхностно поймем ситуацию в России, если забудем о надежде, которая является движущей силой всего происходящего. Это все равно, что описывать фиваидский дух3, не упоминая о том, что анахореты4 рассчитывали на вечное блаженство в награду за их жертвы здесь, на земле. Надежды большевиков я могу разделить не больше чем упования египетских анахоретов; в том и в другом я вижу признаки трагического заблуждения, привносящего в мир столетия темноты и бесполезного насилия. Принципы Нагорной проповеди6 восхитительны, но их реальное воздействие на среднего человека весьма отличалось от предполагаемого. Последователи Христа так и не научились любить своих врагов или подставлять другую щеку. Вместо этого они учились использовать инквизицию6 и сжигать заживо, рабски подчинять человеческую мысль невежественному и нетерпимому духовенству, умерщвлять искусство и душить науку в течение тысячелетия. Это неизбежный результат не учения как такового, а фанатической веры в него. Надежды, которыми вдохновляется коммунизм, в большинстве своем столь же замечательны, как и надежды, возбуждаемые Нагорной проповедью; однако их придерживаются с таким же фанатизмом, и, похоже, они принесут столь же много 9 зла. В глубине человеческих инстинктов прячется жестокость, фанатизм же - камуфляж для нее. Фанатики редко бывают подлинно гуманными людьми, и те, кто искренне страшатся жестокости, не сразу решаются принять какое-либо фанатическое вероучение. Я не знаю, можно ли остановить большевизм в его претензиях на неограниченную власть. Но если и нельзя - я убежден, что восставшие против него - восставшие не из любви к прежней несправедливости, а во имя свободного духа человека - станут сеятелями семян прогресса, из которых, когда мир дозреет до этого, родится новая жизнь.