Филипп Бобков и диссиденты
Судя по книге Грига, Ф. Бобков не тот монстр, которого нарисовала перестроечная пресса. Высочайший профессионал контрразведки, лично порядочный человек, стремившийся решать возложенные на него задачи подавления инакомыслия без причинения ненужно зла и уважавший оппонентов.
Но КГБ помимо таких профессионалов был пропитан партийными карьеристами, внедренными туда для партийного контроля.
Так к таким выдающимся людям, как Высоцкий, Ростропович или Евтушенко, профессионалы относились с уважением, а вот партийная сволочь их гнобила.
Григ пишет: " Если раньше на оперативных совещаниях, инструктажах, в разговорах на профессиональные темы все или почти все вели себя по отношению к объектам «нашей заинтересованности» весьма корректно и не позволяли себе эмоциональных оценок или личных выпадов в их адрес (тон здесь явно задавал Ф. Д.[Бобков]), то теперь для некоторых стало «хорошим тоном» (его задавал уже «Палкин») показывать «личное отношение», а именно - ненависть к Солженицыну, Сахарову, Высоцкому, Евтушенко. Предполагалось, видимо, что высказывания подобного характера должны продемонстрировать особенную идеологическую чистоту оратора. Последователей этого «течения» было, однако, немного.
Мало того, хороший мой приятель Константин Иванович, воевавший вместе с А. Н. Рыбаковым, так встревожившим 5-е Управление своими последними романами, не скрывал своего отношения к старому боевому товарищу: «Вы мне хоть сто разработок заведите на Анатоль Наумыча, я-то его получше вашего знаю. Я с ним воевал». И точка. Константин Иванович твердо стоял на своем; так же, хотя и молча, на своем стояли многие из нас.
Но КГБ помимо таких профессионалов был пропитан партийными карьеристами, внедренными туда для партийного контроля.
Так к таким выдающимся людям, как Высоцкий, Ростропович или Евтушенко, профессионалы относились с уважением, а вот партийная сволочь их гнобила.
Григ пишет: " Если раньше на оперативных совещаниях, инструктажах, в разговорах на профессиональные темы все или почти все вели себя по отношению к объектам «нашей заинтересованности» весьма корректно и не позволяли себе эмоциональных оценок или личных выпадов в их адрес (тон здесь явно задавал Ф. Д.[Бобков]), то теперь для некоторых стало «хорошим тоном» (его задавал уже «Палкин») показывать «личное отношение», а именно - ненависть к Солженицыну, Сахарову, Высоцкому, Евтушенко. Предполагалось, видимо, что высказывания подобного характера должны продемонстрировать особенную идеологическую чистоту оратора. Последователей этого «течения» было, однако, немного.
Мало того, хороший мой приятель Константин Иванович, воевавший вместе с А. Н. Рыбаковым, так встревожившим 5-е Управление своими последними романами, не скрывал своего отношения к старому боевому товарищу: «Вы мне хоть сто разработок заведите на Анатоль Наумыча, я-то его получше вашего знаю. Я с ним воевал». И точка. Константин Иванович твердо стоял на своем; так же, хотя и молча, на своем стояли многие из нас.