Анатомия в Париже
Сегодняшний пятничный труп - это гравюра неизвестного художника, опубликованная в 1750 году в книге «Oeconomus prudens et legalis. Oder Der kluge und rechtsverständige HausVater» -- этакая книга, представляющая собой немецкий «домострой» для владельцев усадеб.
На гравюре изображено помещение анатомического театра и его посетители в ходе лекции. Слушатели расположились в рядах амфитеатра и заинтересованно обсуждают зрелище. У самого стола, по всей видимости, расположены наиболее почетные и удобные для наблюдения места. Лектор в камзоле проводит анатомическое вскрытие тела, лежащего перед ним на массивном, наверное, деревянном, столе, освещаемым парой высоких свечей, установленных в голове и у ног трупа. На столе, ближе к ногам трупа лежат немудреные инструменты, среди которых можно различить опасную бритву, нитки, ножницы. У трупа вскрыта брюшная полость, и лектор демонстрирует собравшимся господам петли кишечника. По левую руку от лектора на табурете, прикрытым тканью, стоит блюдо, скорее всего с водой и губкой, для отмывания органов - частый аксессуар на изображениях анатомических вскрытий. В правой части гравюры видна стена амфитеатра, вдоль которой, в живописных позах, расположены скелеты человека и животных.
Живое представление очевидца о том, что представляла собой анатомия XVIII века, мы можем получить из труда «Картины Парижа» Луи Мерсье, в котором без прикрас, с литературной ловкостью, очерков Владимира Алексеевича Гиляровского, описываются быт и нравы горожан 1781-1788 годов.
«Я всегда возмущался, видя, как профессор коллежа в конце годичного курса по физическим наукам венчает занятия варварским опытом: прибивает к доске за четыре лапы живую собаку, вводит ей в тело, несмотря на ее жалобный вой, скальпель и обнажает ее внутренности. Профессор берет в руки трепещущее сердце… Должна ли жестокость сопутствовать науке? И разве не могли бы ученики немного поучиться анатомии без того, чтобы предварительно сделаться палачами?
Искусство Уинслоу обладает до крайности отталкивающими сторонами. Изучающему анатомию приходится входить в сношение с подонками общества и торговаться с могильщиками, для того чтобы получать трупы. За неимением денег, студенты сами перелезают ночью через ограду кладбища, воруют погребенное накануне тело, снимают с него саван. Разломав гроб и осквернив могилу, они складывают труп пополам и уносят его в корзине к анатому. Потом, когда тело разрублено, рассечено на части, анатом не знает, как положить его обратно туда, откуда оно было взято, и разбрасывает его по кускам, куда только может: в реку, водосточные трубы, в отхожие ямы. Человеческие кости перемешиваются с костями съеденных животных, и нередко в куче навоза находят обрубки человеческих тел.
Поэтому все, имеющие дело со скальпелем, предпочитают жить в столице благодаря удобствам, существующим здесь для занимающихся анатомией. Трупов тут множество, и они дешевы. В зимние месяцы они дешевле всего, и старший анатом покупает их тогда по десяти-двенадцати франков каждый, а потом перепродает своим ученикам по луидору или по десять экю. Есть много общего между кладбищенскими воронами и учениками профессоров хирургии. Отправляясь на даровой урок анатомии, легко можно встретить на черном мраморе - страшно об этом подумать! - своего отца, брата или друга, только что погребенного и еще оплакиваемого.
Так как совершенствование медицины и хирургии зависит от анатомии, не должно ли было бы правительство избавить людей науки от этой тайной и позорной торговли и предупреждать вытекающие отсюда безобразные, возмутительные сцены?
Кто поверит, что Уинслоу и Феррен являются, согласно букве закона, святотатцами, осквернителями могил и что они должны были бы понести суровое наказание? Неужели же вечно будет существовать это противоречие между нашими законами и нашими нравами и обычаями?!
Если бы воскрес какой-нибудь житель древнего мира, как изумился бы он, придя в аудиторию Королевской академии, которой закон запрещает пользоваться трупами! Для древних покойник являлся святыней; его с почестями возлагали на костер, а того, кто осмеливался поднять на него руку, считали за нечестивца. Что сказал бы древний человек, увидав обезображенный, изрезанный на куски труп и молодых хирургов, с руками, оголенными по локоть и запачканными в крови, весело смеющихся во время всех этих ужасных операций!
Отель-Дьё отказывается выдавать трупы, а потому прибегают к хитрости: их или воруют в Кламаре или покупают в Сальпетриере и в Бисетре. Трупы же сифилитиков, умерших от лечения ртутью, служат обыкновенно для публичных трупосечений в анатомическом театре.
Анатомия за последние сорок лет не сделала ни шагу вперед, ни одного мало-мальски значительного открытия. Человеческое тело в настоящее время известно вдоль и поперек, и было бы трудно пойти дальше в этой области, до такой степени основательно произведены все исследования. И несмотря на это, анатомия все еще продолжает оставаться лишь номенклатурой - и только. Остается еще познать самую работу механизма и установить как взаимоотношения его частей, так и принципы жизненных сил. Hic labor, hoc opus. Механическое терпение анатома должно уступить место гению, который будет обобщать, вникать, возможно, ошибаться в своих догадках, но который, пристально перебирая всевозможные системы, быть может откроет в конце концов единственную действительно важную истину, которая даст начало всем остальным.
Королевская хирургическая академия является замечательным архитектурным памятником. Людовик XV, ставивший хирургию выше всех наук, потратил на это здание такие суммы, которым завидовали все остальные науки.
Мерсье Луи-Себастьеню Картины Парижа. Том I. Глава 82.
Перевод: Барбашева Вера
по изданию ACADEMIA 1935 год
На гравюре изображено помещение анатомического театра и его посетители в ходе лекции. Слушатели расположились в рядах амфитеатра и заинтересованно обсуждают зрелище. У самого стола, по всей видимости, расположены наиболее почетные и удобные для наблюдения места. Лектор в камзоле проводит анатомическое вскрытие тела, лежащего перед ним на массивном, наверное, деревянном, столе, освещаемым парой высоких свечей, установленных в голове и у ног трупа. На столе, ближе к ногам трупа лежат немудреные инструменты, среди которых можно различить опасную бритву, нитки, ножницы. У трупа вскрыта брюшная полость, и лектор демонстрирует собравшимся господам петли кишечника. По левую руку от лектора на табурете, прикрытым тканью, стоит блюдо, скорее всего с водой и губкой, для отмывания органов - частый аксессуар на изображениях анатомических вскрытий. В правой части гравюры видна стена амфитеатра, вдоль которой, в живописных позах, расположены скелеты человека и животных.
Живое представление очевидца о том, что представляла собой анатомия XVIII века, мы можем получить из труда «Картины Парижа» Луи Мерсье, в котором без прикрас, с литературной ловкостью, очерков Владимира Алексеевича Гиляровского, описываются быт и нравы горожан 1781-1788 годов.
«Я всегда возмущался, видя, как профессор коллежа в конце годичного курса по физическим наукам венчает занятия варварским опытом: прибивает к доске за четыре лапы живую собаку, вводит ей в тело, несмотря на ее жалобный вой, скальпель и обнажает ее внутренности. Профессор берет в руки трепещущее сердце… Должна ли жестокость сопутствовать науке? И разве не могли бы ученики немного поучиться анатомии без того, чтобы предварительно сделаться палачами?
Искусство Уинслоу обладает до крайности отталкивающими сторонами. Изучающему анатомию приходится входить в сношение с подонками общества и торговаться с могильщиками, для того чтобы получать трупы. За неимением денег, студенты сами перелезают ночью через ограду кладбища, воруют погребенное накануне тело, снимают с него саван. Разломав гроб и осквернив могилу, они складывают труп пополам и уносят его в корзине к анатому. Потом, когда тело разрублено, рассечено на части, анатом не знает, как положить его обратно туда, откуда оно было взято, и разбрасывает его по кускам, куда только может: в реку, водосточные трубы, в отхожие ямы. Человеческие кости перемешиваются с костями съеденных животных, и нередко в куче навоза находят обрубки человеческих тел.
Поэтому все, имеющие дело со скальпелем, предпочитают жить в столице благодаря удобствам, существующим здесь для занимающихся анатомией. Трупов тут множество, и они дешевы. В зимние месяцы они дешевле всего, и старший анатом покупает их тогда по десяти-двенадцати франков каждый, а потом перепродает своим ученикам по луидору или по десять экю. Есть много общего между кладбищенскими воронами и учениками профессоров хирургии. Отправляясь на даровой урок анатомии, легко можно встретить на черном мраморе - страшно об этом подумать! - своего отца, брата или друга, только что погребенного и еще оплакиваемого.
Так как совершенствование медицины и хирургии зависит от анатомии, не должно ли было бы правительство избавить людей науки от этой тайной и позорной торговли и предупреждать вытекающие отсюда безобразные, возмутительные сцены?
Кто поверит, что Уинслоу и Феррен являются, согласно букве закона, святотатцами, осквернителями могил и что они должны были бы понести суровое наказание? Неужели же вечно будет существовать это противоречие между нашими законами и нашими нравами и обычаями?!
Если бы воскрес какой-нибудь житель древнего мира, как изумился бы он, придя в аудиторию Королевской академии, которой закон запрещает пользоваться трупами! Для древних покойник являлся святыней; его с почестями возлагали на костер, а того, кто осмеливался поднять на него руку, считали за нечестивца. Что сказал бы древний человек, увидав обезображенный, изрезанный на куски труп и молодых хирургов, с руками, оголенными по локоть и запачканными в крови, весело смеющихся во время всех этих ужасных операций!
Отель-Дьё отказывается выдавать трупы, а потому прибегают к хитрости: их или воруют в Кламаре или покупают в Сальпетриере и в Бисетре. Трупы же сифилитиков, умерших от лечения ртутью, служат обыкновенно для публичных трупосечений в анатомическом театре.
Анатомия за последние сорок лет не сделала ни шагу вперед, ни одного мало-мальски значительного открытия. Человеческое тело в настоящее время известно вдоль и поперек, и было бы трудно пойти дальше в этой области, до такой степени основательно произведены все исследования. И несмотря на это, анатомия все еще продолжает оставаться лишь номенклатурой - и только. Остается еще познать самую работу механизма и установить как взаимоотношения его частей, так и принципы жизненных сил. Hic labor, hoc opus. Механическое терпение анатома должно уступить место гению, который будет обобщать, вникать, возможно, ошибаться в своих догадках, но который, пристально перебирая всевозможные системы, быть может откроет в конце концов единственную действительно важную истину, которая даст начало всем остальным.
Королевская хирургическая академия является замечательным архитектурным памятником. Людовик XV, ставивший хирургию выше всех наук, потратил на это здание такие суммы, которым завидовали все остальные науки.
Мерсье Луи-Себастьеню Картины Парижа. Том I. Глава 82.
Перевод: Барбашева Вера
по изданию ACADEMIA 1935 год