Барт Эрман. Проблема Бога. Гл.1, Ч.1
Барт привычно начинает со своего краткого жизнеописания. Тем, кто уже читал его книги, это может показаться даже немного комичным. Но человек говорит о своей боли, имеет право.
Глава первая
Страдание и кризис веры
Если в этом мире существует всемогущий и любящий Бог, то почему в нем столько невыносимой боли и непередаваемых страданий? Проблема страдания преследовала меня очень долгое время. Именно она заставила меня задуматься о религии в юные годы, и она же заставила усомниться в своей вере, когда я стал старше. В конечном счёте, свою веру я утратил из-за неё. Эта книга пытается рассмотреть некоторые стороны проблемы, особенно то, как они освещены в Библии, авторы которой тоже бились с болью и страданием в мире.
Чтобы пояснить, почему проблема так важна для меня, придётся немного рассказать о себе. Большую часть своей жизни я был убежденным истовым христианином. Я был крещён в Конгрегациональной церкви и воспитан в Епископальной. В двенадцать стал алтарником и продолжал прислуживать все школьные годы. В старших классах я начал посещать клуб «Юношество за Христа», где приобрел опыт «рождения заново». По прошествии времени последнее кажется немного странным - я и так годами был вовлечён в церковную жизнь, веровал во Христа, молился Богу, исповедовал грехи и так далее. Для чего именно мне требовалось перерождение? Думаю, так я бежал от ада - мне не хотелось переживать вечные мучения с бедными душами, которые не были «спасены»; райский вариант выглядел предпочтительнее. В любом случае, «рождение заново» словно бы перевело мою религиозность на ступеньку выше. Я стал ещё серьёзнее относиться к своей вере и решил поступить в фундаменталистский библейский колледж - Библейский институт Муди в Чикаго, где начал готовиться к церковному служению.
Я старательно изучал Библию - многое училось наизусть. Я мог по памяти цитировать целые книги Нового Завета, стих за стихом. Окончив Муди с дипломом по Библии и Богословию (степень бакалавра они тогда ещё не давали), для получения степени я перешёл в Уитон - евангелический христианский колледж в Иллинойсе (alma mater Билли Грэма). Там я выучил греческий язык настолько, что смог читать Новый Завет в оригинале. Тогда я и решил, что хочу посвятить свою жизнь изучению греческих новозаветных манускриптов, для чего выбрал Принстонскую духовную семинарию, пресвитерианскую школу с великолепным профильным факультетом, где тогда работал Брюс Мецгер - величайший учёный текстовик в стране. В Принстоне я получил первую профессиональную степень для пастырского служения и, наконец, докторскую степень по Новому Завету.
Я даю этот краткий обзор чтобы показать - я обладал твёрдым знанием христианства и был осведомлен о христианской вере изнутри задолго до того, как утратил свою веру.
Учась в колледже и семинарии, я активно трудился на ряде приходов. У себя дома в Канзасе я покинул Епископальную церковь, поскольку, как бы странно это ни звучало, она не казалась мне серьёзной в религиозном смысле (в свой евангелический период я был тем ещё максималистом). Вместо неё я пару раз в неделю ходил в церковь Плимутского библейского братства (к тем, кто действительно веровал!). Живя в Чикаго вдали от дома, я служил молодёжным пастором в Церкви евангельского согласия. В семинарские годы в Нью Джерси я посещал консервативную Пресвитерианскую церковь, а затем Американскую баптистскую церковь. По окончании семинарии меня попросили занять проповедническую кафедру в баптистской церкви, пока они не найдут пастора на полную ставку. А до тех пор целый год в Принстонской баптисткой церкви пастором был я, проповедуя каждое воскресенье, проводя молитвенные собрания и библейские занятия, посещая больных и вообще исполняя на приходе обычные пасторские функции.
Но затем, по ряду причин, о которых скажу в дальнейшем, я начал терять веру. Сейчас я утратил её окончательно. Я больше не хожу в церковь, больше не верую, больше не считаю себя христианином. Причиной является предмет, ставший темой этой книги.
В ранее изданной книге «Искаженные слова Иисуса: Кто, когда и зачем правил Библию» я упомянул, что моя сильная преданность Библии начала угасать по мере её изучения. Я начал понимать, что Библия представляет собой не столько непогрешимое откровение Бога (взгляд, усвоенный в библейском институте Муди), сколько очень человеческую книгу, несущую все следы рук человеческих: несоответствия, противоречия, ошибки, различные видения различных авторов, живших в разные времена в разных странах и писавших по разным причинам к разным аудиториям с различными потребностями. Но не проблемы с Библией заставили меня отказаться от веры. Эти проблемы просто показывали, как мне казалось, что мои евангелические воззрения на Библию не выдерживали критического подхода. Я оставался христианином - совершенно убеждённым христианином ещё долгие годы после того, как покинул евангелическое стадо.
Но в конце концов я всё же пришёл к убеждению оставить христианство полностью. Это было непросто. Напротив, я покидал его вопя и брыкаясь, отчаянно цепляясь за веру, которую знал с детства и которую узнал ещё глубже в последующие годы. Но я дошёл до точки, после которой уже не мог верить. Это очень долгая история, но вкратце она выглядит так: я осознал, что у меня больше не получается согласовывать притязания веры с жизненными фактами. В частности, я больше не мог объяснить, как благой и всемогущий Бог, действующий в этом мире, допускает такое положение вещей. Для многих людей, населяющих эту планету, жизнь является выгребной ямой, полной невзгод и страданий. Я дошёл до точки, когда уже просто не мог верить в существование доброго и благорасположенного Правителя, который в ответе за это.
Проблема страдания стала для меня проблемой веры. После долгих лет переживания проблемы, своих попыток её объяснения, попыток понять чужие объяснения - одни были очаровательны своей простотой, другие представляли собой чрезвычайно сложные и богатые нюансами размышления серьёзных философов и богословов - после обдумывания возможных ответов и продолжения борьбы с проблемой, лет девять или десять назад я наконец признал поражение, осознал, что больше не могу верить в Бога моей традиции, и признал себя агностиком: я не «знаю», есть ли Бог вообще, но я думаю, что если какой-то есть, то это точно не тот, которого провозглашает иудео-христианская традиция, не тот, кто деятельно и властно воздействует на этот мир. И тогда я перестал ходить в церковь.
Теперь я иду туда только в редких случаях, обычно, когда моя жена Сара очень этого хочет. Сара - яркий интеллектуал, выдающийся профессор средневековой английской литературы в Универститете Дьюка, и при этом сознательная христианка, активная прихожанка епископальной церкви. Проблема страдания, с которой я бьюсь, для неё совсем не проблема. Просто удивительно, насколько по-разному могут видеть предметы умные и благонамеренные люди, даже относительно самых важных жизненных установок.
Так или иначе, в последний раз я был в церкви с Сарой в прошлый Рождественский сочельник, когда мы гостили в Англии у её брата Саймона (другого агностика) в Саффрон Уолден, торговом городке близ Кембриджа. Сара захотела пойти на ночную службу в местную англиканскую церковь, и мы с Саймоном, уважая её религиозные взгляды, согласились пойти с ней.
В молодости я считал службу в Рождественский сочельник в ряду прочих богослужений самой наполненной глубоким смыслом. Церковные песнопения и колядки, молитвы и славословия, торжественное чтение Священного Писания, тихие размышления о самой важной из ночей, когда божественный Христос стал человеком и младенцем пришёл в этот мир - эмоционально я по-прежнему сильно привязан к этому моменту. Глубоко внутри я действительно взволнован историей о пришествии Бога в мир для спасения грешников. И поэтому я был готов, даже больше не будучи верующим, признать богослужение сочельника душевным и трогательным.
Таковым оно и оказалось, но совсем иначе, чем я ожидал. Звучали песнопения, литургические возгласы, служба шла своим чередом. Но больше всего меня тронула общая молитва. Она была не взята из стандартного молитвослова, а написана специально для этого случая. Вставший в проходе мирянин читал её громко и отчётливо, его голос заполнял всё обширное пространство церкви, ставшей похожей на пещеру. «Ты сошёл во тьму и всё изменил», говорил он. «Сойди же во тьму снова». Этот рефрен повторялся в молитве несколько раз, низким и звучным голосом. И на мои глаза навернулись слёзы, когда я сидел там с опущенной головой, слушая и размышляя. Но это не были слёзы радости. То были слёзы отчаяния. Если с пришествием младенца Христа Бог сошёл во тьму, неся миру спасение, то почему мир в таком состоянии? Почему же он не сходит во тьму снова? Где оно, присутствие Бога в мире боли и страдания? Почему тьма настолько всё поглотила?
Глава первая
Страдание и кризис веры
Если в этом мире существует всемогущий и любящий Бог, то почему в нем столько невыносимой боли и непередаваемых страданий? Проблема страдания преследовала меня очень долгое время. Именно она заставила меня задуматься о религии в юные годы, и она же заставила усомниться в своей вере, когда я стал старше. В конечном счёте, свою веру я утратил из-за неё. Эта книга пытается рассмотреть некоторые стороны проблемы, особенно то, как они освещены в Библии, авторы которой тоже бились с болью и страданием в мире.
Чтобы пояснить, почему проблема так важна для меня, придётся немного рассказать о себе. Большую часть своей жизни я был убежденным истовым христианином. Я был крещён в Конгрегациональной церкви и воспитан в Епископальной. В двенадцать стал алтарником и продолжал прислуживать все школьные годы. В старших классах я начал посещать клуб «Юношество за Христа», где приобрел опыт «рождения заново». По прошествии времени последнее кажется немного странным - я и так годами был вовлечён в церковную жизнь, веровал во Христа, молился Богу, исповедовал грехи и так далее. Для чего именно мне требовалось перерождение? Думаю, так я бежал от ада - мне не хотелось переживать вечные мучения с бедными душами, которые не были «спасены»; райский вариант выглядел предпочтительнее. В любом случае, «рождение заново» словно бы перевело мою религиозность на ступеньку выше. Я стал ещё серьёзнее относиться к своей вере и решил поступить в фундаменталистский библейский колледж - Библейский институт Муди в Чикаго, где начал готовиться к церковному служению.
Я старательно изучал Библию - многое училось наизусть. Я мог по памяти цитировать целые книги Нового Завета, стих за стихом. Окончив Муди с дипломом по Библии и Богословию (степень бакалавра они тогда ещё не давали), для получения степени я перешёл в Уитон - евангелический христианский колледж в Иллинойсе (alma mater Билли Грэма). Там я выучил греческий язык настолько, что смог читать Новый Завет в оригинале. Тогда я и решил, что хочу посвятить свою жизнь изучению греческих новозаветных манускриптов, для чего выбрал Принстонскую духовную семинарию, пресвитерианскую школу с великолепным профильным факультетом, где тогда работал Брюс Мецгер - величайший учёный текстовик в стране. В Принстоне я получил первую профессиональную степень для пастырского служения и, наконец, докторскую степень по Новому Завету.
Я даю этот краткий обзор чтобы показать - я обладал твёрдым знанием христианства и был осведомлен о христианской вере изнутри задолго до того, как утратил свою веру.
Учась в колледже и семинарии, я активно трудился на ряде приходов. У себя дома в Канзасе я покинул Епископальную церковь, поскольку, как бы странно это ни звучало, она не казалась мне серьёзной в религиозном смысле (в свой евангелический период я был тем ещё максималистом). Вместо неё я пару раз в неделю ходил в церковь Плимутского библейского братства (к тем, кто действительно веровал!). Живя в Чикаго вдали от дома, я служил молодёжным пастором в Церкви евангельского согласия. В семинарские годы в Нью Джерси я посещал консервативную Пресвитерианскую церковь, а затем Американскую баптистскую церковь. По окончании семинарии меня попросили занять проповедническую кафедру в баптистской церкви, пока они не найдут пастора на полную ставку. А до тех пор целый год в Принстонской баптисткой церкви пастором был я, проповедуя каждое воскресенье, проводя молитвенные собрания и библейские занятия, посещая больных и вообще исполняя на приходе обычные пасторские функции.
Но затем, по ряду причин, о которых скажу в дальнейшем, я начал терять веру. Сейчас я утратил её окончательно. Я больше не хожу в церковь, больше не верую, больше не считаю себя христианином. Причиной является предмет, ставший темой этой книги.
В ранее изданной книге «Искаженные слова Иисуса: Кто, когда и зачем правил Библию» я упомянул, что моя сильная преданность Библии начала угасать по мере её изучения. Я начал понимать, что Библия представляет собой не столько непогрешимое откровение Бога (взгляд, усвоенный в библейском институте Муди), сколько очень человеческую книгу, несущую все следы рук человеческих: несоответствия, противоречия, ошибки, различные видения различных авторов, живших в разные времена в разных странах и писавших по разным причинам к разным аудиториям с различными потребностями. Но не проблемы с Библией заставили меня отказаться от веры. Эти проблемы просто показывали, как мне казалось, что мои евангелические воззрения на Библию не выдерживали критического подхода. Я оставался христианином - совершенно убеждённым христианином ещё долгие годы после того, как покинул евангелическое стадо.
Но в конце концов я всё же пришёл к убеждению оставить христианство полностью. Это было непросто. Напротив, я покидал его вопя и брыкаясь, отчаянно цепляясь за веру, которую знал с детства и которую узнал ещё глубже в последующие годы. Но я дошёл до точки, после которой уже не мог верить. Это очень долгая история, но вкратце она выглядит так: я осознал, что у меня больше не получается согласовывать притязания веры с жизненными фактами. В частности, я больше не мог объяснить, как благой и всемогущий Бог, действующий в этом мире, допускает такое положение вещей. Для многих людей, населяющих эту планету, жизнь является выгребной ямой, полной невзгод и страданий. Я дошёл до точки, когда уже просто не мог верить в существование доброго и благорасположенного Правителя, который в ответе за это.
Проблема страдания стала для меня проблемой веры. После долгих лет переживания проблемы, своих попыток её объяснения, попыток понять чужие объяснения - одни были очаровательны своей простотой, другие представляли собой чрезвычайно сложные и богатые нюансами размышления серьёзных философов и богословов - после обдумывания возможных ответов и продолжения борьбы с проблемой, лет девять или десять назад я наконец признал поражение, осознал, что больше не могу верить в Бога моей традиции, и признал себя агностиком: я не «знаю», есть ли Бог вообще, но я думаю, что если какой-то есть, то это точно не тот, которого провозглашает иудео-христианская традиция, не тот, кто деятельно и властно воздействует на этот мир. И тогда я перестал ходить в церковь.
Теперь я иду туда только в редких случаях, обычно, когда моя жена Сара очень этого хочет. Сара - яркий интеллектуал, выдающийся профессор средневековой английской литературы в Универститете Дьюка, и при этом сознательная христианка, активная прихожанка епископальной церкви. Проблема страдания, с которой я бьюсь, для неё совсем не проблема. Просто удивительно, насколько по-разному могут видеть предметы умные и благонамеренные люди, даже относительно самых важных жизненных установок.
Так или иначе, в последний раз я был в церкви с Сарой в прошлый Рождественский сочельник, когда мы гостили в Англии у её брата Саймона (другого агностика) в Саффрон Уолден, торговом городке близ Кембриджа. Сара захотела пойти на ночную службу в местную англиканскую церковь, и мы с Саймоном, уважая её религиозные взгляды, согласились пойти с ней.
В молодости я считал службу в Рождественский сочельник в ряду прочих богослужений самой наполненной глубоким смыслом. Церковные песнопения и колядки, молитвы и славословия, торжественное чтение Священного Писания, тихие размышления о самой важной из ночей, когда божественный Христос стал человеком и младенцем пришёл в этот мир - эмоционально я по-прежнему сильно привязан к этому моменту. Глубоко внутри я действительно взволнован историей о пришествии Бога в мир для спасения грешников. И поэтому я был готов, даже больше не будучи верующим, признать богослужение сочельника душевным и трогательным.
Таковым оно и оказалось, но совсем иначе, чем я ожидал. Звучали песнопения, литургические возгласы, служба шла своим чередом. Но больше всего меня тронула общая молитва. Она была не взята из стандартного молитвослова, а написана специально для этого случая. Вставший в проходе мирянин читал её громко и отчётливо, его голос заполнял всё обширное пространство церкви, ставшей похожей на пещеру. «Ты сошёл во тьму и всё изменил», говорил он. «Сойди же во тьму снова». Этот рефрен повторялся в молитве несколько раз, низким и звучным голосом. И на мои глаза навернулись слёзы, когда я сидел там с опущенной головой, слушая и размышляя. Но это не были слёзы радости. То были слёзы отчаяния. Если с пришествием младенца Христа Бог сошёл во тьму, неся миру спасение, то почему мир в таком состоянии? Почему же он не сходит во тьму снова? Где оно, присутствие Бога в мире боли и страдания? Почему тьма настолько всё поглотила?