Филип Казан - Аппетит (2016)
Жажда жизни, страсть к власти и вкус к приключениям…
Флоренция, 1466 год. Эпоха Медичи, Леонардо да Винчи, Макиавелли, Савонаролы…
Бесчисленные узкие улицы и переулки, шумные мастерские и лавки, монастыри и церкви, дворцы и тюрьмы. За стенами города в этом тесном пространстве живет шестьдесят тысяч человек. Нино Латини знает: если хочешь выжить в этом городе, то должен обуздать свои страсти. Но величайший дар Нино становится его же величайшим проклятием. В отличие от других людей он может ощущать вкус любых предметов, не только кулинарных блюд. Каждый аромат, каждый ингредиент оживает для него так же ярко, как и в живописи, и он использует свой дар уж слишком экстравагантно, нередко рискуя даже жизнью. Смертельно опасной становится и его страсть к прекрасной Тессине. Нино бежит из Флоренции, надеясь, что Фортуна будет милостива к нему…
Цитаты из книги Филип Казан - Аппетит:
«Жаркое из невероятной свиной спинки.»
«Печь горела, но ни для чего не использовалась, и огонь умирал. Я бросил туда пару дубовых поленьев, порубил лук и ветчину одолженным ножом, срезал филей с ребер. У художников имелся таган и несколько старых сковородок, хотя по большей части жили здесь на пирогах из харчевни на той же улице. Нашелся и глиняный горшок с треснутой крышкой, который показался мне достаточно чистым. Я поставил его на треногу, влил изрядную порцию зеленого масла, подрумянил мясо в его собственной оболочке из жирной шкуры. Сандро неохотно расстался со стаканом белого вина, и я вылил его на свинину. Когда она приготовилась, я покрошил два больших зубчика чеснока и добавил их вместе с принесенным розмарином и горсткой тимьяна. Молоко только что запенилось, и я влил его в мясо. Воздух наполнился роскошным сливочно-мясным ароматом. Я добавил соли и приличное количество перца, закрыл горшок и отодвинул его подальше от языков пламени.»
«Я бесцеремонно вывалил содержимое горшка на глиняную тарелку-подставку, одолжил кинжал и нарезал мясо толстыми кусками, потом разложил их на блюде и залил все густой створожившейся подливой.»
«Сиенская свинина на вкус не как обычная. Она с душком, вонючая, как хорошо провялившийся фазан или дрофа, но с почти бараньей текстурой и сочностью, да еще с послевкусием солоноватой сладости. Я ощущал вкус лесов, где эта свинья рыла землю: дикий чеснок, который она находила, луковицы лилий, прошлогодние желуди. Я отхлебнул подливки. Молоко створожилось от вина, а хлопья творога пропитались соком мяса и трав. Подливка получилась густой, почти карамельно-сладкой, пронизанной смолистым холодком розмарина и деревянным, чуть перележавшим привкусом свинины.»
«Человек со стручком достойной длины и толщины не стал бы все время пытаться сделать что-нибудь побольше и получше, чем у прочих.»
«Комочек жира, соскребенный ногтем с хорошей ветчины, на вкус был богаче, чем все золото в банке Медичи.»
«В центре рыночной площади возвышается римская колонна, на вершине которой стоит золотая статуя «Изобилие», сработанная маэстро Донателло. Изобилие - застенчива, но целеустремленна, как деревенская девица в городе; на голове она держит корзину с фруктами - удобный насест для рыночных голубей. От подножия колонны отходят цепи, к которым приковывают мошенников, обсчитывающих покупателей, и воришек, чтобы их пинали, и осмеивали, и закидывали порчеными фруктами и гнилыми отбросами.»
«- Нет. Думаю, это просто потому, что я чокнутый.
- Вовсе нет. С тобой все хорошо, мой старый добрый Нино. Если весь остальной мир думает, что вишни красные, им просто не повезло.»
Суп триппа
«Высокие или низкие, люди любят, чтобы рубец был белым, и если вы не добавите соли, то он не окрасится. Пока рубец закипает, возьмите немного нежного жира - лучше всего сала, сделанного в мраморных карьерах Колоннаты, но если вы себе этого не можете позволить, то не думайте, что сойдет какой-нибудь дешевый и прогорклый. Нарежьте его маленькими кубиками и добавьте в хороший бульон, сваренный из каплуна, белого вина, нескольких листиков благородного лавра и горсти свежих листьев шалфея, которые порваны на кусочки руками. Когда рубец станет нежным, выньте его из воды, в которой он варился, кость бросьте собакам или кухонному мальчишке, нарежьте рубец полосками и добавьте его к бульону, а также положите немного мяса и перца. И вот теперь вы можете солить сколько пожелаете, потому что ваш рубец останется белым, как лилия Мадонны. Подавайте его горячим и насыпьте на него столько сладких специй - гвоздики и корицы, - сколько вам заблагорассудится. И конечно же, немного хорошего твердого сыра.»
«Следуй велениям своего сердца, Нино, а не головы. Всегда помни это.»
«Сопадо?
- Ради всего святого, какое еще сопадо?! - раздраженно воскликнул папа.
- Вот такое! Это мясо, тушенное с мускатным орехом, и медом, и красным вином… корицей, гвоздикой.»
«- Вот интересно, с глазами так же, как с языком? - проговорил он, будто сам себе. - Язык улавливает кислое, соленое, сладкое и говорит разуму, какова их суть, значит… Глаз пробует свет на вкус?»
«За Порта Санта-Тринитá, на расстоянии недлинной прогулки к югу, стоит церковь Санто-Спирито. Это обширное прекрасное здание, построенное маэстро Брунеллески и потому всего лишь на волосок отстоящее от совершенства, а совершенство, как говорят турки, - удел одного лишь Господа. Я вступил в длинный, окаймленный колоннами неф, и мгновенно жара и шум Флоренции превратились в быстро блекнущее воспоминание. Я почувствовал себя лучше. Всё потихоньку успокаивалось.
«Я кивнул, отступил на шаг и еще раз поклонился. Поднял голову и посмотрел ей прямо в лицо. Наши глаза встретились, и мое тело вспыхнуло жаром, как погасший было, но вновь раздутый очаг.
- Я…
Тессина быстро мотнула головой, отвернулась от меня и поспешно пошла к своему слуге. А тот поднял руку, приветствуя меня, еще раз дернул ею туда-сюда в свирепом ликовании, словно пытаясь вытащить на свет упирающегося теленка. Я отсалютовал со всей удалью, какую только смог из себя выжать, развернулся на пятках и только что не побежал прочь с площади, на север, к мосту, к реке, чувствуя, что если не нырну сейчас в ее ленивые пахучие воды, то огонь в сердце сожжет меня дотла. Лицо мое пылало. Волосы казались раскаленной проволокой, чем-то вытащенным из горна златокузнеца. Сердце колотилось - огромный, горящий красным уголь, громыхающий о ребра. А моя рука, там, где Тессина ее коснулась… Я поднял ее к губам, поцеловал ткань рукава. И вдруг, перескочив с ниток на мои губы, явился вкус.
Шафран - ну конечно: чем же еще она могла быть? Пряность, вбирающая жизнь десяти тысяч прекрасных цветов. Как и много лет назад, вкус опять воздвигся у меня на языке упоительно пышным варварским дворцом, куполами и шпилями. Тессина, вот она вся: соль, кристаллы, растущие на раковинах устриц, высохших на солнце, фиалки, лимонные листья, мускатный орех, мирра.
И тут в меня ворвалась Флоренция: все ароматы, зловония, миазмы, благоухания. Я пошатнулся, ухватившись за каменную коновязь, потому что ощущение было такое, словно у моего лица взвихрились крылья. Я снова чувствовал все запахи, и вкусы тоже, а еще в носу и на языке не угасало золотое мерцание шафрана.»
«Тессина Альбицци горела внутри меня, точно капля лимонного сока, брошенная в масло. И словно масло, в которое капнули нечто едкое и жгучее, я начинал меняться, приобретать незнакомые формы и вкусы.»
«Бланманже - штука тонкая, его трудно приготовить, еще сложнее приготовить безупречно, а вот испортить можно в мгновение ока. Козье молоко, рисовая мука, протертая каплунья грудка, сахар и розовая вода. Оно должно получиться белым, как внутренняя сторона бедра девственницы, и белизна его - мерило искусности кухни.»
«Мы посмотрели друг на друга, протянули навстречу руки. Я ощущал, как воздух снова уплотняется - или, возможно, только моя кровь. «Должен ли я сейчас ее поцеловать?» - подумал я, и тут Тессина развязала шнурок своего плаща и позволила ему упасть на пол. Отступив от него, она потянулась ко мне и прижалась щекой к моей щеке, очень нежно. Потом плотнее; я закрыл глаза и наклонил голову, открываясь только лишь для запаха Тессины, гладкого прикосновения ее кожи к моей свежевыбритой щеке - горячего, почти лихорадочного. Затем наши губы соприкоснулись. Мы целовались легко, потом все крепче, по мере того как забывали себя и вспоминали… Потому что такова была наша судьба, в конце концов. Одни и те же звезды породили нас, одни и те же переживания, ощущения, запахи, вкусы формировали нашу жизнь - и наша кровь, как мы обнаружили, пульсировала в телах в одном и том же ритме, с тем же жаром.»
«Для начала я приготовил пирог с нежным молодым пореем, сладким маслом, чуточкой свежего пекорино, калганом и сахаром. Когда принесли кресс, я сделал зеленый соус, тонко нарезав кресс с петрушкой, мятой и чесноком, перемешав с уксусом и протерев через сито.
Перепелки были обжарены и заправлены соусом, который я приготовил из толченого чищеного миндаля, вержуса, размятых птичьих потрохов, изюма, перца и изрядного количества гвоздики. Кефаль, также обжаренная, была подана к столу еще шкварчащей, бронзовые шкурки рыбин украшали зеленые ливреи из кресса. Когда мне принесли на осмотр порейный пирог, я бросил на золотистую корочку пригоршню сахара, а также немного орешков пинии. Для завершения трапезы был приготовлен простой пирог со сладким виноградом.»
«Красавица Лукреция Донати была замужней дамой, состоявшей с Лоренцо в любовной связи.»
Fortitude, Sandro Botticelli (1470). Лукреция Донати, в замужестве Ардингелли (итал. Lucrezia Donati; Ardinghelli; 1447-1501) - возлюбленная (как предполагается, платоническая) флорентийского правителя Лоренцо Великолепного, вдохновительница его стихов первого периода творчества.
«- Отплатить за доброту? - фыркнула она. - Это что-то такое флорентийское, вроде как продавать еду, чтобы покупать еду? Слушай, мальчик. Я нашла тебя и починила, что верно, то верно, но когда я нахожу раненую птицу или лисенка, я приношу их домой и спасаю, если получится. Это обычное дело.»
«Твой приятель Сандро Боттичелли, который посылает тебе любовь и поцелуй, решил, что Тессина - единственное лицо, которое он отныне будет рисовать. Он видел картину, которую написал с нее Росселли, - ту самую Богоматерь, наверное. Бартоло показывал ее на венчании. А тут Синьория дала большой заказ, и ему удалось заполучить Тессину в модели. Сандро теперь знаменит, и Тессина тоже.»
«Боюсь, все это только мода и никакой пользы и смысла - просто способ дурачить легковерных богачей. И мне кажется неправильным выбирать блюдо за его лекарственные свойства, а не за вкус!»
“Благовещение” Филиппо Липпи (дядя героя)
«Я поднял руку, чувствуя себя, как ангел на том «Благовещении» Филиппо, за работой над которым я наблюдал, - тот ангел, что сжимал длинный стебель лилии, словно рыцарское копье.»
Базилика святого Франциска в Ассизи
«Но еще здесь находилось то, что я годами мечтал увидеть: цикл фресок, которые Филиппо рекомендовал как одни из лучших картин, когда-либо написанных людьми. И вот они, повсюду вокруг меня, - жизнь святого Франциска в изложении маэстро Джотто.»
Церковь Сан-Франческо в Ассизи, базилика Святого Франциска в монастыре Сакро-Конвенто (итал. La Basilica di San Francesco d'Assisi) - главный храм ордена францисканцев, расположенный в городе Ассизи (Италия, административный регион Умбрия). Является одной из шести великих базилик Католической церкви. Храм получил всемирную известность благодаря знаменитым фрескам XIII века по мотивам жития Св. Франциска, автором которых считается Джотто с учениками. Церковь Сан-Франческо вместе с монастырём Сакро-Конвенто в Ассизи внесены в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Иллюстрация 1836 года
«Бегство в Египет». Джотто и мастерская. Фреска в северном трансепте нижней базилики
«Когда я наконец полностью пришел в себя, когда открыл глаза и увидел все прохладным и четким, стояла ночь. Откуда-то доносились слабые звуки - шаги, скрип окна, но вокруг меня все было тихо, лишь раздавался звук моего дыхания. Некоторое время я лежал и слушал его. На самом деле я никогда не обращал на дыхание особого внимания, а какое это оказалось чудо: воздух входил, питая мое тело, выходил обратно, забирая с собой копоть и дым, порожденные жаром в моей крови. Я был жив. Слава Господу и Матери Его: я жив!»
«Кардинал Родриго де Борджиа.»
«В воздухе висел ароматный пар от плит, смешанный с дымом огней под ними. Этот пар встречался со вторым столбом, поднимающимся от желобов для мытья, - тяжелым и чуть тухловатым. Под паром бродили знакомые кухонные запахи горячего сала, жарящегося лука, жира и мясного сока, капающего в огонь, перечной пыли, рассыпанной гвоздики, жженого сахара, накрошенной мяты и тимьяна, крови, рыбьих потрохов и мужских подмышек. Я вдыхал их, чувствуя, как специи щиплют мне горло, и меня пробирала дрожь восторга.»
Лоренцо Медичи
«- Нино, ты заблуждаешься насчет Господа, - сказала сестра Беатриче. - Он видит любовь и ценит ее.»
«Венчание было скромное: папа, Каренца, Маддалена Альбицци - Диаманте умер за пару месяцев до Бартоло, - мой дядя Терино со своей женой, Сандро Боттичелли, Леонардо из Винчи, Андреа Верроккьо.»
«- Это же просто рубец, мессер! Рубцы, мы их промывали перед домом, у колодца. Кость из окорока, но это вы знаете. Вареная курица, три телячьи ноги. Белое вино…
- Которое вы делали из винограда у дома? - радостно перебил я.
- Помилуйте, мессер! Эта старуха едва нам-то виноград давала. Нет, от любого торговца, кто даст лучшую цену. Шафран, совсем чуточку. И больше ничего, кроме длинного перца, шалфея, мяты и соли.»
«Philip Kazan. APPETITE
Copyright © Philip Kazan, 2013. All rights reserved
© А. Олефир, перевод, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016
Издательство АЗБУКА®»