Протокол допроса предателя (?) Родины.
Предисловие.
Протокол допроса, якобы, агента Гестапо. С полной уверенностью, зная как «фабрикуются» подобные дела в нужное для этого время, о виновности этого солдата, сказать трудно. Допрашиваемый был расстрелян, дело отправлено в копилку блестящих показателей работы конкретного следователя.
- Вопрос (следователь, прим. ред.): Мы располагаем доказательствами о вашей предательской деятельности и требуем прекратить бессмысленное маневрирование. Говорите конкретно, в чём выразилась ваша предательская деятельность против Советского Государства?
- Ответ (Лариков, прим. ред.): Я не желаю дальше скрывать своих преступлений перед Советским Государством и хочу искреннего в них раскаяния. Я являюсь агентом Гестапо, по поручению влился в партизанские отряды и выполнял даваемые мне задания. Перед тем, как изложить всё, касающееся моей предательской деятельности, я хочу кратко рассказать о своем прошлом.
Родился я в 1916 г. в г. Калинине. Отец мой служащий. Окончил среднюю школу, потом заочно окончил Ленинградский техникум гражданского воздушного флота в 1936 г. На электро - радио отделении. В том же году окончил Калининскую летную школу и получил звание пилота запаса В.В.С. - Р.К.К.А. Моя основная специальность - радист. До II/IX-39 г. работал начальником связи и сигнализации воздушной линии Москва - Ленинград. II/IX-39 г., мобилизован в РККА в 48 стрел - дивизию. Служил в развед. батальоне, старшим радистом на бронемашине командира броне - роты. В Октябре 39 г. переведен в 306-й О.Т.Б. радио - техником батальона. 7/XI - 39 г. батальон переехал в г. Либава (Лиепая, Латвия прим. ред.). В 1940 г. этот же батальон переехал в Вильно и был переформирован в 46 танковый полк 84 мех. Дивизии. Занимал должность инструктора радио - дела полковой школы.
В конце 1940 г. аттестован на среднего командира и получил звание лейтенанта. На фронт попал с первого дня войны, но 28 июня полк попал в окружение и был разбит у гор. Ионава (Литва). Чтобы попасть в Кр. Армию снова, я проделал путь в 600 км., и дошел до мест. Поречье, не доходя 29 км. до В. Лук. Этот путь я прошел один в гражданской одежде. В Поречье, 27 июля 1941 г. я заночевал в здании почты один. Утром туда явились немцы и застали меня спящим. На допросе дал показание, что работал в Литве в г. Поневеже (Паневежис, прим. ред.) на аэродроме, в качестве гражданского радиста. Меня накормили и сказали, что поскольку я не имею никаких документов и являюсь военнообязанным, меня считают военнопленным и оставляют работать в качестве рабочего на кухне. Потом оказалось, что я попал в рем. роту 86 немецкой дивизии. На другой день, на допросе у командира роты хауптмана (гауптман, нем. Hauptmann - звание в немецкой армии, соотв. Званию капитана в Российской армии, прим. ред.) я повторил то же самое. Хауптман спросил меня, могу ли я работать электриком по авто - делу, я дал положительный ответ. С этого времени начал работать электриком по ремонту электрооборудования авто - машин. Со мной работало около 20-ти русских пленных. Иногда приходилось исполнять обязанности переводчика. В начале Сентября 41 г. рем. рота переехала в г. В. Луки, а в конце Сентября выехала в Смоленск. В связи с бездорожьем и осенней погодой в Смоленск прибыли лишь в Ноябре 1941 г.
Владея немецким языком, мне часто приходилось разговаривать с немецкими солдатами, работающими в рем. роте. Я проговорился, что являюсь лейтенантом Кр. Армии и на следующий день был вызван к хауптману. Командир роты начал разговор, в котором заметил, что напрасно я скрывал свое звание, в плену имеются командиры с большим званием, чем мое. Скоро немецкая армия возьмет Москву и Кр. Армия будет уничтожена. Коммунизм враг культуры и настоящая русская интеллигенция должна помогать немецкой армии. Хауптман разговор свой свел к тому, что я обязан ему сообщать о настроениях и разговорах русских пленных и, поскольку, я владею немецким языком, не лишним будет беседовать с немецкими солдатами. После этого хауптман вызывал к себе несколько раз, я давал ему материалы о настроении русских военнопленных. По приезду в Смоленск, рем. рота расположилась в помещении бывшего летнего театра. Спустя неделю после переезда, меня вызвал унтер офицер рем. роты (фамилию не помню). Усадил в легковую машину и привез в серое 4-х этажное здание. Мы поднялись на 3 этаж, зашли в хорошо обставленный кабинет. За столом сидел офицер в чине майора, хауптман и переводчик. Доставивший меня унтер офицер удалился. Со мной вежливо поздоровались. После разговора о настроениях русских военнопленных в рем. роте, майор сказал, что командир роты обо мне очень хорошего мнения и я, по его мнению, могу быть использован на более серьезной работе. Майор говорил мне, что русская армия в панике отступает и что в скором времени немцы возьмут Москву.
В заключении он сказал, что в недалеком будущем меня ожидает более серьезная работа. После этого, он взял с меня подписку о том, что этот разговор буду хранить в тайне. Майор предупредил, что я должен возвратиться в часть, а в скором времени меня вызовут снова. Подписка, взятая у меня, была продиктована майором, и написана мною по-русски. Никаких заданий мне тогда дано не было. Майор вызвал унтер офицера, и он доставил меня на авто - машине обратно в роту. По дороге спросил у него, что это было за место, Гестапо? На это он ответил, что был в Гестапо и должен быть счастлив, т.к. очевидно скоро получу хорошую и интересную работу. Больше в Смоленское Гестапо меня не вызывали. Через неделю после этого рем. рота переехала в г. Лотошино, не далеко от Москвы. Из-за плохих дорог, в Лотошино мы приехали в сред. Декабря 1941 г., а 23/XII - 41 г. выехали в виду отступления немцев. Рем. рота выехала через Зубцов на Сычевку и остановилась в д. Саника (?), в 25 км. от Сычевки и где простояли до июня 1942 г. В этот период я заболел брюшным тифом, меня положили в госпиталь в Сычевке, пролежал 2 месяца, а по выздоровлению, был взят опять в рем. роту. (на оригинале листа допроса отмечено карандашом место надписи «заболел брюшным тифом» и подчеркнуто «в госпиталь в Сычевке») После возвращения из Гестапо и весь этот период, моя деятельность заключалась в освещении настроений военнопленных. В июне 42 г. рем. рота переехала в д. Обухова, что находится на Шиздравском большане (?). 27 августа 42 г. меня забрал унтер офицер и на машине доставил в соседнюю деревню в 7 - 8 км. севернее Обухова в штаб немецкой части.
Меня доставили в помещение, как потом узнал, отделение Гестапо. В комнате находилось два нем. хауптмана и переводчик фельдфебель. Немецкие офицеры из Гестапо много говорили со мной на тему скорого разгрома Кр. Армии, что немецкая армия выполнит гуманную, историческую роль освобождает русских людей от гнета большевиков и что все русские интеллигенты должны помогать немецкой армии. Офицеры мне так же говорили, что война будет скоро закончена победой германской армии, а на пути к этому остаются партизаны и, по этому, с ними надо вести беспощадную борьбу. В этой борьбе должны как раз помогать мы - русские люди. Один из этих офицеров сказал мне, что в настоящее время находятся в окружении 3 русских армий и найдутся люди, которые, побоявшись сдаться в плен, станут на ложный путь, пойдут в партизанские отряды, тем более, у них много оружия. Это совпало в период ликвидации 39 русской армии, попавшей в окружение. Далее он сказал, что в настоящее время уже много русских работает в вопросе «разъяснения» окруженцам о необходимости сдаваться в плен. Однако не все красноармейцы хотят этого понять и многие пытаются, и создают партизанские отряды. Необходимо приложить все старания, чтобы ликвидировать партизан, обеспечить надежность тыла и тем самым ускорить окончание войны. Хауптман далее заявил, что именно эти задачи он хочет возложить на меня, выражая надежды, что с этой задачей я справлюсь.
При этом он спросил, вызвал ли меня в Смоленск майор, когда я ответил положительно, он, улыбнувшись, сказал «Вы временно вышли из поля нашего зрения», но теперь мы должны дать вам задание. Хауптман развернул передо мной карту и показал район действия партизан, указав на Оленинский район Калининской области и Батуринский район Смоленской области. После этого разговора, меня отвели в комнату в соседнем доме, накормили в нем. кухне. Утром, после завтрака, вызвали в штаб, там находился тот же хаутпман и переводчик. Хауптман начал разговор с того, что в Оленинском р-не партизаны не достаточно опытны, в виду недавней организации их и сначала мне придется поработать в этом р-не. Работа моя в этом районе сводится к тому, чтобы проникнуть в партизанские отряды, должен завоевать авторитет, постараться занять положение, добиваться полного доверия и сообщать немецким комендатурам о нахождении этих отрядов и способах наилучшей ликвидации этих отрядов. В этом случае, если не удастся найти партизан в Оленинском р-не, перейти в Батуринские леса Смол. Области, где партизан много, действуют уже давно и по имеющимся у них данным, у партизан имеется артиллерия и радиосвязь с Советским тылом. В этом районе придется провести более сложную работу, т.к. по признанию самого хауптмана, борьба с этими партизанами значительно сложнее, чем с Оленинскими.
Передо мной хауптман поставил такую задачу:
1) Проникнуть в партизанский отряд, завоевать авторитет, занять положение, добиться полного доверия и проникнуть в партизанскую разведку.
2) Вести вербовочную работу среди личного состава отрядов и местного населения, в целях использования этих людей, для связи и разложения отрядов.
3) Сообщать немецкому командованию о дислокации, численности, вооружении, замыслах командования, а так же прочие вопросы, интересующие немецкое командование, как то: прилетают ли самолеты, нахождение посадочных площадок, расписание работы радиостанций и коды. Все эти вопросы он предложил мне записать и хорошо запомнить, а на следующий день обещал вызвать, взять эти записки и оформить как конкретное задание. В дополнение к этому, он дал карту и два дня сроку, чтобы я сам продумал, как лучше выполнить поставленную задачу. На следующий день - 29 августа 42 г. меня вызвали к хауптману. Сначала он спросил, как я спал, сыт ли, потом поинтересовался, обдумал ли я вчерашний разговор. Я ответил, что все хорошо продумал и хотел изложить ему легенду, но он остановил меня, заявил, что об этом поговорит завтра. Взяв мои заметки, он проверил: заставил повторить поставленные передо мной задачи. Я сделал это, он остался доволен. Затем приказал взять чистый лист бумаги и через переводчика начал диктовать, а я писать подписку. Содержание ее примерно такое: «Я лейтенант русской армии Ларионов Анатолий Борисович, даю настоящую подписку немецкому командованию, в лице хауптмана Крамера в том, что с сего числа, находясь на службе немецкой армии, обязуюсь точно и безоговорочно выполнять все поставленные задачи и поручения. Обязуюсь держать в полной тайне, все могущие быть известные сведения, а также сообщенные адреса, явки, пароли. В случае невыполнения настоящей подписки, мне известно, что меня ожидает смертная казнь. Мне присваивается псевдоним «Funker». «Радист».
После того, как я дал подписку, хауптман - офицер разведки предупредил меня, что как бы я не старался скрыться, все равно я буду найден и уничтожен, т.к. у них имеется специальная сеть, контролирующая деятельность их агентов, в функции которых входит не выпускать из виду посланных на задание сотрудников. Одновременно, хауптман нарисовал перспективу моего будущего положения, если я буду преданно работать на пользу германской разведки. Он заявил, что германская разведка ценит своих агентов и, если я буду хорошо выполнять все задания и проявлять собственную инициативу, меня ожидает хорошее будущее. После войны вы получите хорошую должность, будете хорошо обеспечены сами и семья, и ни в чем не будете нуждаться. Потом хауптман развернул карту и дал мне бумагу. Начал цитировать, а я - записывать данные мне поручения:
1) В дер. Борки Оленинского р-на имеется немецкая комендатура, куда я должен сообщить все данные.
2)В дер. Девятая Батуринского р-на имеется также комендатура.
КАНАЛЫ СВЯЗИ:
1) В дер. Сырматная (Бельский р-н, прилегающий к Батуринскому р-ну) проживает Маркова Елена. Через нее я должен буду передавать сведения и через нее же указания от Гестапо. Пароль для связи с ней: «Здравствуйте, а я тебя никак не мог найти». Отзыв: «Я, что-то Вас никак не могу вспомнить».
2) Я должен порекомендовать одного из пленных, содержащихся в рем. роте - для связи, которого Гестапо завербует для выполнения этой задачи.
Я там же сказал хауптману, что подходящей кандидатурой будет Николай Савватесь, как часто высказывающийся против сов. власти.
3) Для связи, я должен сам вербовать людей, как среди населения, так и среди партизан.
4) При подходе к комендатуре, при опросе пароля отвечать «Bomben gegen Rusland», что означает по-русски «бомби против России», что будет являться беспрепятственным пропуском в комендатуру.
5) Если представится возможность установить радиосвязь через партизанские рации, я должен пользоваться следующими условиями: мой позывной «AB» корреспондента «АБ» немецкой станции «Dup» («Дуп»).
Волна 54 метра. На этой волне ежедневно, круглосуточно дежурит немецкая станция. Обмен при помощи международного Q - кода, не маскировано. Код для передачи текста - перевернутые знаки «Морзе», например: «А» «. _» будет «Н» «_.», буква «Ц» «_._.» будет «Я» «_._» Затем зашифровывается цифрами в порядке алфавита. Буква «А» будет 01, «Б» - 02, «В» - 03 и т.д. с применением русского алфавита. Группа состоит из пяти знаков. Переход на цифры группой 33333, переход на буквы группой 55555. Цифры не шифруются. Например, число 25 будет 25ххх (икс, по-русски «6 _.._») В буквенном тексте не достающие места заполняются нулями - в конце, или перед цифрами. В остальном, обмен и обработка радиограмм по международному образцу: №25 р 45 - далее текст. Запрос квитанций, подтверждение, назначение следующей связи дается при помощи международного Q - кода открыто и не кодировано. Как пользоваться шифром мне сразу объяснил хауптман на конкретных примерах. Мне, как хорошо знающему радиодело и шифры, не составило большого труда освоить его принцип.
6) Особо важным было то, что подлежит отправке через комендатуру в Гестапо. Я должен буду отправлять в письменном виде по адресу: Смоленск, РНА «с» Рихтеру (по-немецки - Smolensk RNA “s” - Richter). Текст должен кодировать тем же шифром, что и при передачи радиограмм и в конце обязательно ставить свой псевдоним. Хауптман меня предупредил, что особо важные сообщения, переданные через немецкую комендатуру, будут немедленно доставляться в Смоленск. Когда все было мною записано, хауптман объявил мне, что все записанное мною является строгой тайной, а сама запись секретным документом, который я обязан хранить в тайне.
Продолжение (сканированные страницы оригинального протокола).