Лилькины каникулы 1, третья часть первой главы
Предыдущая часть тут: http://anastgal.livejournal.com/1684652.html#cutid1
Там народу было гораздо больше, чем на корме, и Лильке не сразу удалось найти посадочное место. К тому же, на носу было совсем плохо с тенью. Лильке сразу стало очень жарко - как всегда, если не было тени. даже если жарко не было вовсе, даже если мороз - стоило ей оказаться под ярким солнцем - она тут же принималась умирать от жары. Она вытащила из кармашка носовой платок и принялась им обмахиваться что было сил.
Платочек помогал мало, и Лилька в который уж раз пообещала себе всенепременно обзавестись китайским веером, который совсем недавно видела на картинке в какой-то книге. Веер видом напоминал ракетку для пинг-понга. На самом деле это была тонкая металлическая или деревянная "палочка", загнутая в круг и прикрепленная к удобной ручке. На круг туго натянут шёлк, расписанный очень красивыми рисунками. Он-то уж точно подогнал бы теперь к её лицу нежные, прохладные потоки свежего воздуха. Ведь должен же где-то быть этот самый свежий воздух! Всё-таки река! «Свинство какое, а не река! - констатировала Лилька. - Это ж надо жара какая!»
Помучившись что-то около часа, Лилька с облегчением услышала объявление о нужной ей остановке. Она тут же мобилизовалась, сделала глубокий вздох, сжала пару раз кулаки для поднятия мышечного тонуса, подтащила чемодан к дверце в борту парохода и принялась вдохновляться на очередной подвиг по преодолению трапа.
И в этот самый момент вдруг откуда-то из глубин испуганного подсознания всплыло жуткое видение: страшный, услужливый матрос, дающий ей сильный пендель коленом ниже спины. Видение было столь ярким, что она даже оглянулась в поисках того самого наиподлейшего из всех матросов. Судьба подвига повисла на волоске... Лильку снова охватил ужасный страх. Но мучиться не пришлось. Во-первых, борт катера оказался совсем близко от пристани, а во-вторых - перекинутый оттуда трап оказался шириной метра в два, и этой ширины даже Лилькиной фобии вполне хватило.
Оказавшись на суше, героиня перевела, было, дух, обернулась глянуть в последний раз на пароход, перевела взгляд на берег и неожиданно обнаружила себя стоящей на узкой полосе песка, примерно в пяти метрах от вертикальной высоченной стены.
«Высокий берег», - пронеслось в её голове. Тот самый, из учебника природоведения. Высокий берег и лестница! О! О! О! Жуткое зрелище! Вверх по почти отвесной стене ползла, уходя в самое небо, лестница. Нет, это была не простая лестница. Это была выдающаяся лестница! Какой-то злобный волшебник перенёс её в порыве безумства из самой Одессы, не иначе. Она была, конечно, той самой, что так пугала Лильку в «Броненосце Потёмкине» и, уж точно, ничуть не короче. Даже длиннее, наверняка длиннее, просто из вредности и по закону подлости. Неровные, разной высоты и ширины бетонные ступеньки уходили вверх, терялись в облаках, и не было им числа!
Слёзы подступили к глазам, сердце переместилось куда-то в горло и забилось там часто-часто.
Она с надеждой повернулась в сторону катера с вдруг вспыхнувшей надеждой на немедленный побег, но пароход уже отчаливал от пристани…
Другого выхода не осталось - надо было решаться на восхождение! Другого выхода просто-напросто не было. Не выкликать же на помощь страшного матроса, наверняка затаившегося в засаде и поджидающего свою жертву. «Я одолею! Я сделаю это! Я смогу!» - решительно соврала Лилька сама себе и начала восхождение.
Она шла вверх и считала ступеньки. Не потому, что ей было так уж интересно их количество, а просто по давно устоявшейся привычке всё считать. Преодолев первые пятьдесят ступенек, она оказалась на площадке, где уже отдыхали несколько человек. Лилька посидела пару минут на чемодане, подышала носом, потом ртом, потом опять носом. Начала кружиться голова... Она вздохнула поглубже и рванула вверх, вспомнив вдруг о бабушкиной методике. Бабушка всегда говорила, что чем быстрее преодолевать трудности, тем они быстрее заканчиваются. Чем тяжелее путь - тем скорее надо его окончить. Лильке казалось, что она давно об этом забыла. но, видимо, это был тот самый момент, когда пришло время вспомнить.
На семьдесят третьей ступеньке она заметила маленький цветочек, прорвавшийся сквозь трещину вверх к небу и свету, и получила повод притормозить, дабы внимательно изучить его строение. Цветочек более всего походил на аптечную ромашку, но был сиреневат и совершенно одинок.
На сто двадцать третьей ступеньке Лильку обогнали те два парня с катера. Тот, которого приятель назвал Джонни, обернулся и с любопытством заглянул прямо в Лилькино лицо. Второй что-то сказал ему, они рассмеялись и быстро побежали вверх. И даже не предложили помочь! Тут Лилька вспомнила бабу Симу с приподъездной лавочки, которой иногда таскала из магазина всякие деликатесы, которые баба Сима страстно обожала, и поедание которых всегда сопровождала увлекательнейшими рассказами из жизни своих аристократических родителей. Иногда баба сима забывалась и принималась повествовать и о своей собственной жизни, полной удивительных приключений, великолепных гусаров и купцов непременно первой гильдии. Лилька эти рассказы обожала.
Права милейшая старушка, конечно, права: молодёжь нынче совсем отбилась от рук, а парни - сплошные хамы!
Теперь Лильке ко всему прочему захотелось ещё и есть. Воспоминание о бабе Симе пришлось совсем не кстати. Старушка любила покушать. Главным её пристрастием являлись миноги горячего копчения, к которым требовались ещё и лимоны. Всем ведь понятно, что без лимонов приличные люди миног не едят! С миногами проблем не было - их продавали в соседнем рыбном магазине, а вот лимоны… За ними Лильке приходилось буквально охотиться. Вспомнив о лимонах, Лилька почувствовала, как рот заполняется слюной, и ей нестерпимо захотелось плюнуть. Она осторожно огляделась и обнаружила, что стоит на лестнице совсем одна. И плюнула на желтоватую, выгоревшую под знойным солнцем травку. Сразу стало легче.
Она вытащила из сумки бутылочку с тёплой водой, которую вечно таскала с собой на предмет утоления жажды, отхлебнула, плеснула водой на многострадальную травку, запихнула почти пустую ёмкость в сумочку и снова сосредоточилась на восхождении. С трудом сжала кисть жутко болевшей руки, и, подтянув чемодан повыше, пошла.
Она отдыхала ещё пару-тройку раз, но упорно двигалась вверх.
Сто семьдесят вторая ступенька была обломанной, и через неё пришлось перелазить. Лилька сделала это легко. Без монстра, зато с вдруг всплывшими в мозгу картинками из истории архитектуры Древней Греции. Чемодан пришлось вытягивать наверх, встав на коленки.
И тут её как раз посетило второе дыхание. Ха! Если посетило второе, есть надежда, что появится и третье, и четвёртое, - подбодрила она себя.
Двести тридцать вторая порадовала обёрткой от плавленого сырка «Дружба» и фантиком от карамельки «Дружок». «Ага, тут живут очень дружные люди», - почему-то пришло ей в голову.
Она упорно ползла вверх, толкая чемодан коленками - то одной, то другой. На юбилейной двести пятидесятой степени зеленой краской было написано три слова. Два совсем похабных и одно не очень.
На триста восьмой у Лильки вдруг открылось третье дыхание. Но пропало первое, второе и четвертое чётко заявило о том, что его она не дождётся. Перед глазами стройными и неспешными рядами слева направо поплыли звезды и серебряные червячки. В связи с этим Лилька тут же вспомнила любимого Ходжу Насреддина, который однажды взялся от этих самых червячков лечить спортивными упражнениями какого-то обленившегося богатея. Воспоминание Лильке не понравилось. Она ведь никакой богатейкой не была. Хотя спорт бы ей не помешал…
Она заметила, что жадно, как рыба на берегу, ловит ртом воздух. «Все верно, - объяснила себе Лилька, - я уже вошла в разреженные слои атмосферы. Еще через сотню ступенек выйду в открытый космос».
Трёхсотая юбилярша была именной. Некий Ипполит каллиграфическим почерком с помощью красной масляной краски навсегда заклеймил её своим славным именем. Ипполит - это очень хорошее имя, - подбодрила себя Лилька. Ипполит - это Киса, а Киса - это вам не Ося. А Ипполита - царица амазонок. А амазонки - это такие тётки на лошадях. А лошади - это иппо. Поэтому королеву звали Иппой. То есть не Иппой, а Ипполитой. Тогда почему это, собственно говоря, Ипполита Матвеевича звали в детстве не коником, а кисой? Причём тут кисы, - спрашивается?!
Все эти мысли лавиной обрушились на несчастную, умудрявшуюся параллельно ещё и считать, считать, считать.
Ступенек оказалось триста пятьдесят!
продолжение следует...
Там народу было гораздо больше, чем на корме, и Лильке не сразу удалось найти посадочное место. К тому же, на носу было совсем плохо с тенью. Лильке сразу стало очень жарко - как всегда, если не было тени. даже если жарко не было вовсе, даже если мороз - стоило ей оказаться под ярким солнцем - она тут же принималась умирать от жары. Она вытащила из кармашка носовой платок и принялась им обмахиваться что было сил.
Платочек помогал мало, и Лилька в который уж раз пообещала себе всенепременно обзавестись китайским веером, который совсем недавно видела на картинке в какой-то книге. Веер видом напоминал ракетку для пинг-понга. На самом деле это была тонкая металлическая или деревянная "палочка", загнутая в круг и прикрепленная к удобной ручке. На круг туго натянут шёлк, расписанный очень красивыми рисунками. Он-то уж точно подогнал бы теперь к её лицу нежные, прохладные потоки свежего воздуха. Ведь должен же где-то быть этот самый свежий воздух! Всё-таки река! «Свинство какое, а не река! - констатировала Лилька. - Это ж надо жара какая!»
Помучившись что-то около часа, Лилька с облегчением услышала объявление о нужной ей остановке. Она тут же мобилизовалась, сделала глубокий вздох, сжала пару раз кулаки для поднятия мышечного тонуса, подтащила чемодан к дверце в борту парохода и принялась вдохновляться на очередной подвиг по преодолению трапа.
И в этот самый момент вдруг откуда-то из глубин испуганного подсознания всплыло жуткое видение: страшный, услужливый матрос, дающий ей сильный пендель коленом ниже спины. Видение было столь ярким, что она даже оглянулась в поисках того самого наиподлейшего из всех матросов. Судьба подвига повисла на волоске... Лильку снова охватил ужасный страх. Но мучиться не пришлось. Во-первых, борт катера оказался совсем близко от пристани, а во-вторых - перекинутый оттуда трап оказался шириной метра в два, и этой ширины даже Лилькиной фобии вполне хватило.
Оказавшись на суше, героиня перевела, было, дух, обернулась глянуть в последний раз на пароход, перевела взгляд на берег и неожиданно обнаружила себя стоящей на узкой полосе песка, примерно в пяти метрах от вертикальной высоченной стены.
«Высокий берег», - пронеслось в её голове. Тот самый, из учебника природоведения. Высокий берег и лестница! О! О! О! Жуткое зрелище! Вверх по почти отвесной стене ползла, уходя в самое небо, лестница. Нет, это была не простая лестница. Это была выдающаяся лестница! Какой-то злобный волшебник перенёс её в порыве безумства из самой Одессы, не иначе. Она была, конечно, той самой, что так пугала Лильку в «Броненосце Потёмкине» и, уж точно, ничуть не короче. Даже длиннее, наверняка длиннее, просто из вредности и по закону подлости. Неровные, разной высоты и ширины бетонные ступеньки уходили вверх, терялись в облаках, и не было им числа!
Слёзы подступили к глазам, сердце переместилось куда-то в горло и забилось там часто-часто.
Она с надеждой повернулась в сторону катера с вдруг вспыхнувшей надеждой на немедленный побег, но пароход уже отчаливал от пристани…
Другого выхода не осталось - надо было решаться на восхождение! Другого выхода просто-напросто не было. Не выкликать же на помощь страшного матроса, наверняка затаившегося в засаде и поджидающего свою жертву. «Я одолею! Я сделаю это! Я смогу!» - решительно соврала Лилька сама себе и начала восхождение.
Она шла вверх и считала ступеньки. Не потому, что ей было так уж интересно их количество, а просто по давно устоявшейся привычке всё считать. Преодолев первые пятьдесят ступенек, она оказалась на площадке, где уже отдыхали несколько человек. Лилька посидела пару минут на чемодане, подышала носом, потом ртом, потом опять носом. Начала кружиться голова... Она вздохнула поглубже и рванула вверх, вспомнив вдруг о бабушкиной методике. Бабушка всегда говорила, что чем быстрее преодолевать трудности, тем они быстрее заканчиваются. Чем тяжелее путь - тем скорее надо его окончить. Лильке казалось, что она давно об этом забыла. но, видимо, это был тот самый момент, когда пришло время вспомнить.
На семьдесят третьей ступеньке она заметила маленький цветочек, прорвавшийся сквозь трещину вверх к небу и свету, и получила повод притормозить, дабы внимательно изучить его строение. Цветочек более всего походил на аптечную ромашку, но был сиреневат и совершенно одинок.
На сто двадцать третьей ступеньке Лильку обогнали те два парня с катера. Тот, которого приятель назвал Джонни, обернулся и с любопытством заглянул прямо в Лилькино лицо. Второй что-то сказал ему, они рассмеялись и быстро побежали вверх. И даже не предложили помочь! Тут Лилька вспомнила бабу Симу с приподъездной лавочки, которой иногда таскала из магазина всякие деликатесы, которые баба Сима страстно обожала, и поедание которых всегда сопровождала увлекательнейшими рассказами из жизни своих аристократических родителей. Иногда баба сима забывалась и принималась повествовать и о своей собственной жизни, полной удивительных приключений, великолепных гусаров и купцов непременно первой гильдии. Лилька эти рассказы обожала.
Права милейшая старушка, конечно, права: молодёжь нынче совсем отбилась от рук, а парни - сплошные хамы!
Теперь Лильке ко всему прочему захотелось ещё и есть. Воспоминание о бабе Симе пришлось совсем не кстати. Старушка любила покушать. Главным её пристрастием являлись миноги горячего копчения, к которым требовались ещё и лимоны. Всем ведь понятно, что без лимонов приличные люди миног не едят! С миногами проблем не было - их продавали в соседнем рыбном магазине, а вот лимоны… За ними Лильке приходилось буквально охотиться. Вспомнив о лимонах, Лилька почувствовала, как рот заполняется слюной, и ей нестерпимо захотелось плюнуть. Она осторожно огляделась и обнаружила, что стоит на лестнице совсем одна. И плюнула на желтоватую, выгоревшую под знойным солнцем травку. Сразу стало легче.
Она вытащила из сумки бутылочку с тёплой водой, которую вечно таскала с собой на предмет утоления жажды, отхлебнула, плеснула водой на многострадальную травку, запихнула почти пустую ёмкость в сумочку и снова сосредоточилась на восхождении. С трудом сжала кисть жутко болевшей руки, и, подтянув чемодан повыше, пошла.
Она отдыхала ещё пару-тройку раз, но упорно двигалась вверх.
Сто семьдесят вторая ступенька была обломанной, и через неё пришлось перелазить. Лилька сделала это легко. Без монстра, зато с вдруг всплывшими в мозгу картинками из истории архитектуры Древней Греции. Чемодан пришлось вытягивать наверх, встав на коленки.
И тут её как раз посетило второе дыхание. Ха! Если посетило второе, есть надежда, что появится и третье, и четвёртое, - подбодрила она себя.
Двести тридцать вторая порадовала обёрткой от плавленого сырка «Дружба» и фантиком от карамельки «Дружок». «Ага, тут живут очень дружные люди», - почему-то пришло ей в голову.
Она упорно ползла вверх, толкая чемодан коленками - то одной, то другой. На юбилейной двести пятидесятой степени зеленой краской было написано три слова. Два совсем похабных и одно не очень.
На триста восьмой у Лильки вдруг открылось третье дыхание. Но пропало первое, второе и четвертое чётко заявило о том, что его она не дождётся. Перед глазами стройными и неспешными рядами слева направо поплыли звезды и серебряные червячки. В связи с этим Лилька тут же вспомнила любимого Ходжу Насреддина, который однажды взялся от этих самых червячков лечить спортивными упражнениями какого-то обленившегося богатея. Воспоминание Лильке не понравилось. Она ведь никакой богатейкой не была. Хотя спорт бы ей не помешал…
Она заметила, что жадно, как рыба на берегу, ловит ртом воздух. «Все верно, - объяснила себе Лилька, - я уже вошла в разреженные слои атмосферы. Еще через сотню ступенек выйду в открытый космос».
Трёхсотая юбилярша была именной. Некий Ипполит каллиграфическим почерком с помощью красной масляной краски навсегда заклеймил её своим славным именем. Ипполит - это очень хорошее имя, - подбодрила себя Лилька. Ипполит - это Киса, а Киса - это вам не Ося. А Ипполита - царица амазонок. А амазонки - это такие тётки на лошадях. А лошади - это иппо. Поэтому королеву звали Иппой. То есть не Иппой, а Ипполитой. Тогда почему это, собственно говоря, Ипполита Матвеевича звали в детстве не коником, а кисой? Причём тут кисы, - спрашивается?!
Все эти мысли лавиной обрушились на несчастную, умудрявшуюся параллельно ещё и считать, считать, считать.
Ступенек оказалось триста пятьдесят!
продолжение следует...