"нужно совершить большую внутреннюю работу, а нас никто этому не учил"
Оригинал взят у hloflo в "нужно совершить большую внутреннюю работу, а нас никто этому не учил"
"С группой студентов мы работали на Северной Двине (это было 20 лет назад). Мои подопечные пошли по деревням, а я отправилась к соседке (чуть постарше меня) познакомиться. Она мне говорит:
- Куда пошли твои девки, ну куда?
- К Марье Петровне…
- Ты что, не видишь что ли?
- А что я должна видеть?
- Что к Марье Петровне нельзя ходить!
- Почему?
- Она же их сглазит в три секунды, ты что, слепая?
- Я не вижу…
- Ну ты же взрослая женщина!
С ее точки зрения для взрослой женщины нормально уметь различать, в каком человек духовном состоянии. Так же нормально, как уметь петь и готовить, это такие нормальные качества. В деревенской традиции люди имеют доступ к своим чувствам. Выстраивать свое поведение, слушая свои чувства и доверяя им, что со стороны зачастую выглядит нерационально, - нормальный навык нормального взрослого человека.
Внашей практике это происходит не так. Вот подходит к вам неприятный человек и говорит: «Пойдем-ка с тобой, Петя или Маша, чаю попьем», и что вам ему ответить? «Отойди, ты мне неприятен»? Вы же чувствуете, что он неприятный, вам же тело это говорит. И вы отвечаете ему: «Извини, я уже пил…»
Мы врем, мы уже не можем быть искренними.
Мы даже не знаем, что нас беспокоит в этом предложении: для того, чтобы мы осознали, что чувствуем, нужно совершить большую внутреннюю работу, а нас никто этому не учил"
_______________________________
"Расскажу историю из наших фольклорных экспедиций. Отправившись туда в первый раз, я с удивлением обнаружила, что рассказы о леших, о банниках легко записать. И вообще легко заговорить про магию, заговоры, порчу. А сказку записать очень трудно. Мне это удалось только во второй экспедиции, при очень смешных обстоятельствах. Это было на реке Сухоне, за Великим Устюгом. Было жарко, нас перевезли на другой берег реки, а потом началась непогода, мы не могли перебраться обратно, и вот мы застряли, голодные, холодные и промокшие, на другом берегу.
Мы пошли стучаться к людям и говорить, что пришли записывать фольклор, хотя на самом деле надеялись, что нам дадут чаю, потому что мы ужасно продрогли… В конце концов, нас пустили в одну избу, и мы объявили, что пришли фольклор записывать. Бабушка ответила: «Ничего-ничего, сейчас подойду!» - и убежала за печку, а мы обрадовались, решили, что сейчас нам будет чай. Но не тут-то было!
Бабушка появилась из-за печки преображенной: она вставила зубы, переоделась, надела платок, поставила стул посередине горницы, села - и стала рассказывать сказку...
И мы забыли про чай… К чему я веду: народная сказка - это перформанс, спектакль: должна быть подходящая обстановка, исполнитель, слушатель. Ты должен отдаться сказке, прожить ее и, наконец, выйти. Вот в тот момент, когда «мёд по усам течет», слушатель выходит из пространства этой истории.
... в сказке всегда есть некий иной мир: он может быть понимаем как наш внутренний мир, которого мы не знаем, либо как мир внешний. Для традиционной культуры различия не было: что внутри, то и снаружи.
Это еще одна функция сказки: человек через сказочные тексты осваивал свой внутренний мир. Традиционные культуры, не будучи умозрительными и рационалистическими, имели больший опыт взаимодействия со своими чувствами. В современном мире переживания оказываются мало осознанными: люди не знают, что именно они чувствуют, и не умеют про это говорить.
Сказочная традиция - это опыт проживания своих чувств, опыт их освоения. Например, страхов.
Сказка, начиная с Колобка, который, как мы помним, плохо кончил, осваивает область наших страхов и отводит границу все дальше: сначала до дороги за воротами дома («не ходи за ворота»), потом до темного леса за рекой («не ходи по лесу один»), потом до тридевятого царства. Граница отодвигается, и сказка побуждает нас двигаться дальше, навстречу нашим страхам: метафизическим, социальным, страху смерти, страху любви, страху обладания...
(с) "О сказках, страхах и собственных границах"
(с) из лекции Светлана Адоньева, антрополога, доктора филологических наук, профессора СПбГУ
"С группой студентов мы работали на Северной Двине (это было 20 лет назад). Мои подопечные пошли по деревням, а я отправилась к соседке (чуть постарше меня) познакомиться. Она мне говорит:
- Куда пошли твои девки, ну куда?
- К Марье Петровне…
- Ты что, не видишь что ли?
- А что я должна видеть?
- Что к Марье Петровне нельзя ходить!
- Почему?
- Она же их сглазит в три секунды, ты что, слепая?
- Я не вижу…
- Ну ты же взрослая женщина!
С ее точки зрения для взрослой женщины нормально уметь различать, в каком человек духовном состоянии. Так же нормально, как уметь петь и готовить, это такие нормальные качества. В деревенской традиции люди имеют доступ к своим чувствам. Выстраивать свое поведение, слушая свои чувства и доверяя им, что со стороны зачастую выглядит нерационально, - нормальный навык нормального взрослого человека.
Внашей практике это происходит не так. Вот подходит к вам неприятный человек и говорит: «Пойдем-ка с тобой, Петя или Маша, чаю попьем», и что вам ему ответить? «Отойди, ты мне неприятен»? Вы же чувствуете, что он неприятный, вам же тело это говорит. И вы отвечаете ему: «Извини, я уже пил…»
Мы врем, мы уже не можем быть искренними.
Мы даже не знаем, что нас беспокоит в этом предложении: для того, чтобы мы осознали, что чувствуем, нужно совершить большую внутреннюю работу, а нас никто этому не учил"
_______________________________
"Расскажу историю из наших фольклорных экспедиций. Отправившись туда в первый раз, я с удивлением обнаружила, что рассказы о леших, о банниках легко записать. И вообще легко заговорить про магию, заговоры, порчу. А сказку записать очень трудно. Мне это удалось только во второй экспедиции, при очень смешных обстоятельствах. Это было на реке Сухоне, за Великим Устюгом. Было жарко, нас перевезли на другой берег реки, а потом началась непогода, мы не могли перебраться обратно, и вот мы застряли, голодные, холодные и промокшие, на другом берегу.
Мы пошли стучаться к людям и говорить, что пришли записывать фольклор, хотя на самом деле надеялись, что нам дадут чаю, потому что мы ужасно продрогли… В конце концов, нас пустили в одну избу, и мы объявили, что пришли фольклор записывать. Бабушка ответила: «Ничего-ничего, сейчас подойду!» - и убежала за печку, а мы обрадовались, решили, что сейчас нам будет чай. Но не тут-то было!
Бабушка появилась из-за печки преображенной: она вставила зубы, переоделась, надела платок, поставила стул посередине горницы, села - и стала рассказывать сказку...
И мы забыли про чай… К чему я веду: народная сказка - это перформанс, спектакль: должна быть подходящая обстановка, исполнитель, слушатель. Ты должен отдаться сказке, прожить ее и, наконец, выйти. Вот в тот момент, когда «мёд по усам течет», слушатель выходит из пространства этой истории.
... в сказке всегда есть некий иной мир: он может быть понимаем как наш внутренний мир, которого мы не знаем, либо как мир внешний. Для традиционной культуры различия не было: что внутри, то и снаружи.
Это еще одна функция сказки: человек через сказочные тексты осваивал свой внутренний мир. Традиционные культуры, не будучи умозрительными и рационалистическими, имели больший опыт взаимодействия со своими чувствами. В современном мире переживания оказываются мало осознанными: люди не знают, что именно они чувствуют, и не умеют про это говорить.
Сказочная традиция - это опыт проживания своих чувств, опыт их освоения. Например, страхов.
Сказка, начиная с Колобка, который, как мы помним, плохо кончил, осваивает область наших страхов и отводит границу все дальше: сначала до дороги за воротами дома («не ходи за ворота»), потом до темного леса за рекой («не ходи по лесу один»), потом до тридевятого царства. Граница отодвигается, и сказка побуждает нас двигаться дальше, навстречу нашим страхам: метафизическим, социальным, страху смерти, страху любви, страху обладания...
(с) "О сказках, страхах и собственных границах"
(с) из лекции Светлана Адоньева, антрополога, доктора филологических наук, профессора СПбГУ