Завязка-2
- Понимаешь, Примула, он не удивился! Он сделал вид, что удивился, но это было притворство!
Дана с сердцем швыряла в дорожный сундук свои пожитки, так что Примула только и успевала щелкать пальцами, чтобы платья, нижние юбки, сорочки и чепчики складывались в воздухе и плавно опускались в сундук аккуратными стопками.
- Он знал, что есть какая-то причина, по которой я могу отказаться, просто надеялся, что я ее не знаю, понимаешь? Он боялся, что я могу узнать имя - Тенедрак, - бушевала Дана. - Или что я догадаюсь, когда он скажет, что это родственники папиной мамы!
- Может, не надо было с плеча рубить, а, Даночка? - вздохнула Примула. - Хотя бы деньги взяла…
И домовая не без укоризны склонила голову на плечо. Дана выпрямилась и уставилась Примулу сверху вниз.
- И ты туда же! Как будто мне мало, что двое мужчин пытались купить меня… меньше, чем за полдня!
- Где ж тут «купить»? - не сдавалась домовая. - Если это приданое твоей бабушки, которое ей недовыдала ее семья!
- Как ты не понимаешь?! - всплеснула руками Дана. - Бабушка всю жизнь прожила с дедом, считай, в бедности. В благородной бедности, но бедности. Как мы с тобой сейчас. Ты не знала бабушку, но я тебе так скажу: она всегда отличалась не только добрым и ровным нравом, но и рассудительностью. И если она не только не хотела денег от своих родных, а даже общаться с ними… Наверняка у нее была на это причина - и причина серьезная. Но самое главное даже не это, а то, что сказал отец!
Дана опустилась на колени и принялась выгребать из низа шкафа остатки своей обуви.
- А он что сказал? - с любопытством спросила Примула, усаживаясь на край сундука и подпирая кулачками острый подбородок.
- Это было, когда я нашла эту печать - обгоревший остаток письма с целой печатью - на порожке камина в отцовском кабинете. Я тогда была маленькая, лет девяти. А печать была точно такая же: большая, из дорогого красного сургуча, похожая на леденец. Я спросила у папы, кто прислал письмо с такой красивой печатью. А он… он сначала сделал такое движение, словно хотел отнять у меня печать… как будто это что-то опасное, бритва или осколок стекла… А потом сказал «Посмотри хорошенько на эту печать, Дана, и запомни ее. Запомнила? А теперь закрой глаза и перескажи, что на ней изображено». Я сказала, что корона, а под ней - решетка с цепями по бокам. «Посмотри еще раз, последний, - сказала отец, - и никогда не забывай этого герба». «Почему?» - удивилась я. «Потому что это письмо от плохих людей, Дана. Очень плохих. Если ты когда-нибудь увидишь этот герб, письмо с таким гербом, людей, которые его носят, - беги от них, не останавливаясь, как ветер, поняла?» И он забрал у меня печать и бросил ее обратно в камин, в самое пекло.
- И он больше ничего тебе не сказал? Ни имени, ни что это родня его матери?
Дана пожала плечами.
- Мне было лет десять. Может, папа не хотел меня пугать… Постой-ка…
Девушка вдруг вскочила на ноги и, подойдя к столу, выдвинула ящик и принялась выкладывать из него бумаги, пачки писем, коробочки… Примула вытянула шею.
- Что ты ищешь? - спросила она.
- Мою серебряную веточку с жемчугом. Я убрала ее в зеленый мешочек, ты не помнишь, где он?
- В дорожном секретере.
И через мгновение Примула поставила на стол рядом с хозяйкой большую квадратную шкатулку темного дерева.
- Ох, спасибо!
Дана откинула крышку, достала мешочек из зеленого шелка и за цепочку вытянула из него подвеску: серебряную веточку омелы, украшенную, словно ягодами, тремя жемчужинами.
- А зачем она тебе вдруг срочно понадобилась? - спросил Примула.
- Видишь ли, эта подвеска - волшебная, - ответила Дана. - Я вспомнила, что папа сказал про печать, - и вспомнила про эту подвеску: папа надел мне ее на шею, когда мы расставались, и велел носить, не снимая…
Девушка просунула голову в цепочку, но только подвеска опустилась на грудь ее закрытого черного платья, как одна из жемчужных ягодок вдруг с печальным и нежным звоном лопнула и рассыпалась в перламутровую крошку.
Дана тихо вскрикнула. Кончиком пальца прикоснулась к оставшимся жемчужинам - но они были целы.
- Что случилось?! - воскликнула Примула. - Жемчуг, я слышала, иногда рассыхается от старости, но этот еще совсем молодой!
- Это волшебство… - прошептала Дана. - Должно быть, случилось, что-то плохое… но я даже не знаю, что именно…
- Не знаешь?!
- Отец не сказал, - Дана прикусила губу. - Он обещал все объяснить, когда я вырасту…
- Подожди, я ничего не понимаю, - нахмурилась Примула. - Если отец велел тебе носить веточку, не снимая, почему ты ее тогда сняла?
Дана села на застеленную постель и с несчастным видом уронила плечи.
- После тетиной смерти подвеска начала холодеть, и я подумала, что веточка… что она как волшебные обручальные кольца, которые холодеют, если с близким человеком случилась беда. И я подумала, что подвеска сделалась как ледышка из-за того, что я осталась на свете одна-одинешенька… а какой смысл тогда ее носить…
- Ну-ну-ну… - ворчливо сказала Примула, доставая из ниоткуда и подавая хозяйке чистый, безупречно выглаженный и благоухающей лавандой носовой платок. - Вот еще плакать! Ничегошеньки ты не одна. Ты от меня так просто не отделаешься, имей в виду!
- Спасибо, дорогая… - прошептала Дана, промакивая глаза и щеки. - Что бы я без тебя делала…
Примула протянула маленькую ручку и прикоснулась к серебряной веточке на груди Даны.
- Она больше не холодная… и впрямь странно…
Домовая встряхнула головой.
- Ладно, слезами горю не поможешь, надо закончить со сборами.
Она подошла к столу, протянула руку, чтобы закрыть крышку шкатулки-секретера, - и вдруг воскликнула:
- Эй, а это еще что такое?
И выудила из шкатулки золотое кольцо с ярко-зеленым камнем, ограненным квадратом.
- Это ведь не наше, у тебя такого не было? - спросила она, протягивая кольцо хозяйке.
- Да это же изумрудный перстень госпожи Ириберы! - воскликнула Дана, в изумлении глядя на зеленый, как молодая трава, самоцвет. - Как он здесь оказался?
В это мгновение распахнулась дверь, и на пороге комнатки воздвигся господин Боседо собственной персоной.
- Как мило, что вы, моя юная госпожа, избавили нас от необходимости искать тетушкин перстень в ваших вещах, - сухо произнес Боседо.
И обернулся к незнакомым людям, которые толпились за его спиной:
- Препроводите в суд и девушку, и ее домовую: кто знает, чьих рук дело эта кража.
Что происходило дальше, в памяти Даны не отложилось: казалось, будто весь мир накренился и пошел кругом, а звуки доносятся словно из-за толстого ватного одеяла.
В себя она пришла в незнакомом зале, в одном конце которого возвышался помост со столом, в другом тянулись в несколько рядов скамьи. Дана с Примулой стояли посередине, в центре круга, вымощенного плитами красного гранита, и девушка с содроганием осознала, что это зал суда.
Стол, за которым должен был восседать судья, еще пустовал, только с краю чинил перья сутулый человечек - должно быть, судебный писарь. По другую сторону стола, тоже на возвышении, стояло кресло, на спинке которого был вырезан герб долины Комб: «между двумя горами елень мчащийся с венком на вые». Кресло, естественно, занимал господин Боседо: он беседовал с судебными приставами, почтительно склонившими головы перед новым господином.
До Даны дошло, что рука Примулы, сжимающая ее руку, мелко дрожит.
- Превратись и беги… - тихонько прошептала ей Дана. - Он затеял все из-за меня, ты ему не нужна.
- Я не могу! - пискнула Примула. - Видишь надпись под потолком? Это заклятие, которое не позволяет принимать нечеловеческий облик!
Под самым потолком, перечеркнутым балками, и впрямь лентой бежала какая-то надпись. От времени буквы потускнели и облупились, и Дана не смогла ничего прочесть, но, как видно, силы это заклинание не утратило.
Тем временем видам поднялся с кресла, сошел с возвышения и неторопливо приблизился к Дане.
- Отойди, - бросил он Примуле, но домовая только сильнее вцепилась в хозяйку.
В глазах Боседо сверкнул гнев.
- Отойди и не смей подслушивать! - приказал он и поднял сжатую в кулак руку, указывая на домовую своим золотым кольцом.
И Примула, против своей воли, выпустила руку Даны, деревянными шагами отошла за край алого круга, где присела на корточки и, скорчившись, зажала себе уши.
Кольца властителей предназначались для того, чтобы смирять враждебных и злобных существ, нечисть и нежить. Поступать так с домовыми было жестоко и грубо.
- Вы готовы принять мое предложение? - спросил Боседо, как ни в чем не бывало.
- Что? - пробормотала Дана: ей показалось, что зала суда опять начинает идти кругом.
Боседо чуть наклонился к девушке и заговорил вполголоса.
- Как только вы согласитесь лечь со мной в постель, моя красавица, все обвинения будут немедленно сняты.
- Но как?! - поразилась Дана. - Вы же сами обвинили меня в краже и притащили в суд!
Боседо усмехнулся.
- Не беспокойтесь: нетрудно будет найти свидетелей, которым тетушка говорила, что собирается подарить или уже подарила вам это кольцо. Видите, как я великодушен? Вы упрямитесь - а я добавляю в качестве задатка перстень с изумрудом чистейшей воды.
Он еще ниже склонил голову и теперь говорил, обжигая ушко девушки своим дыханием.
- Подари и ты мне свое колечко, моя пылкая Дана! Будь со мной ласкова - и не пожалеешь. Я знаю, какая ты сладкая и горячая, точно повидло из раскаленного пирожка, прямо из печи!
- Нет… - пробормотала Дана, чувствуя, как с полом под ее ногами происходит что-то странное: как будто она стоит не на камне, а на спине какого-то огромного животного, вроде кита. Который потихоньку просыпается и потягивается.
Раздался шум, и в залу вошел судья в темной-алой, почти черной мантии и с золотой цепью на шее. Его сопровождали письмоводитель, судебные приставы и даже два стражника с алебардами, которые с грозным видом встали по обе стороны стола.
Боседо выпрямился и отступил от Даны.
- Раз не хочешь по-хорошему, придется по-плохому, - бросил он вполголоса, прежде чем вернуться на свое место.
Пока судья и его сопровождающие кланялись господину видаму, Примула подбежала к Дане и вцепилась в ее руку своей дрожащей лапкой.
Наконец все расселись по местам, стражники три раз стукнули об пол древками своих алебард, и судья - господин Теремен, немолодой уже мужчина, весь округлый и гладкий, как тюлень (Дана знала его: он иногда приезжал к покойной Ирибере сыграть в карты), - откашлялся и провозгласил судебное заседание открытым.
- В высшей, в высшей степени прискорбное происшествие, крайне, крайне досадный случай… - добавил он, укоризненно глядя на Дану, как человек, которого внезапно вырвали из сладкой послеобеденной дремы, обрядили в мантию и цепь и вытащили из дому в присутствие.
Тут встал письмоводитель и зачастил, не отрывая от бумаги длинного носа:
- Ныне в суде долины Комб его честь господин судья Теремен дар Кридас слушает дело о похищении изумрудного перстня ее милости, покойной госпожи Ириберы дар Сильбетар, видамессы Комба, каковой перстень был обнаружен находящимся в руках у госпожи Даны дар Ривилис, содруженицы покойной, проживавшей в ее доме, свидетелями чего является его милость господин Боседо дар Меродан, видам Комба…
Судья почтительно склонил голову в сторону Боседо, и тот ответил ему небрежным кивком.
- …а также судебные приставы Туруда и Лапустем. Все ли верно, благородные господа и ваша честь господин судья?
- Нет! - воскликнула Дана. - Я ничего такого не делала! Я…
Но Теремен остановил ее взмахом пухлой белой ручки:
- Ш-ш-ш, госпожа Дана! Никто никого еще не обвинял, и вы не торопитесь оправдываться, - судья перевел взгляд на Примулу и нахмурился: - Верно ли я понимаю, что в дело замешана и домовая?
- Нет! - воскликнула Дана.
- Да, - одновременно с ней произнес Боседо.
Судья печально покачал головой.
- Что ж, раз замешаны волшебные существа… Да и дело весьма неприятное… Надлежит исключить присутствие зловредной магии, каковая могла помрачить разум или овладеть волей даже благородной особы. Письмоводитель Генето, принесите кеймелион.
Неведомый кеймелион оказался чем-то вроде жезла и напоминал то ли каретный фонарь, то ли скалку без одной ручки. Он был длиной в локоть, и верхняя его часть, шириной с мужскую ладонь, имела несколько вертикальных граней, выложенных узором разноцветных стекол. Грани слегка мерцали и переливались, как будто внутри горела свеча.
Судья принял кеймелион у письмоводителя и осторожно постучал по нему согнутым пальцем. Свет за разноцветными стеклышками засиял ярче, и внутри кеймелиона что-то зашумело. Звук был странный: чирикающий, свиристящий, позвякивающий. Судья открыл одну из граней, оказавшейся дверкой, и из кеймелиона вылетел сияющий, сверкающий вихрь.
Сначала Дане почудилось, что это язык золотого пламени или ворох золотых искр, но через мгновение она увидела, что это рой небольших крылатых существ, окутанных золотистым светом. Их острые угловатые крылышки трепетали так быстро, что казались солнечными отсветами, наполняющими воздух в безоблачный летний день. Крылышки и издавали этот то ли звон, то ли треск, словно их вырезали из тонкой, но жесткой золотой фольги.
- Кто это? - шепотом спросила изумленная Дана.
- Это эсприты, - прошептала Примула в ответ. - Они чуют магию.
И в самом деле: искристый рой сначала уклонился в сторону Боседо и окружил сияющим облаком золотое кольцо на его правой руке, лежащей на резном подлокотнике кресла. Дана увидела, как маленькие фигурки эспритов делают в воздухе почтительные реверансы, признавая власть кольца.
Один заплутавший эсприт нерешительно витал вокруг судьи, как будто привлеченный должностной цепью на его шее, но судья отогнал его, словно докучного мотылька, и тот полетел вслед за своими собратьями.
А те увидели Примулу - и устремились к ней, вереща и потрескивая. Они принялись носиться вокруг домовой, дергая ее за волосы, за черное платье и белый фартучек: как будто развлекались. Дана легонько оттолкнула одного светящегося человечка, который явно вознамерился дернуть Примулу за нос, и тот завис перед девушкой в воздухе, уставившись на нее большими радужными глазами. Которые вдруг сделались еще больше, когда его взгляд упал на подвеску-веточку омелы на груди у Даны. Эсприт издал громкий звук, похожий на щебет, и все его собратья, позабыв про Примулу, с шумом закружились вокруг Даны, словно золотая метель, тыкая крохотными пальчиками в серебряную веточку, лихорадочно размахивая руками и дергая друг друга за одежду: оказывается, они были одеты в штанишки и короткие кафтанчики, как будто сшитые из солнечного шелка - если не из ярко-желтых лепестков краснодева. Несколько эспритов устремились обратно к судье и принялись описывать круги вокруг его головы, возбужденно свиристя и указывая на Дану.
Господин Тенемен удивленно поднял брови и перевел взгляд на девушку:
- Так значит, ваше украшение, госпожа Дана, - могучий талисман? Каково же его предназначение? Раз эсприты не смогли в этом разобраться, это должно быть что-то необычное.
Дана и Примула, изумленные, переглянулись.
- Я не знаю, господин судья… то есть ваша честь… - пробормотала Дана. - Это подвеску подарил мне отец, когда я была еще девочкой…
- Хм, - нахмурился судья. - В Комбе нет волшебника, а если посылать в Таведон…
Боседо значительно кашлянул.
- …то на это уйдет не меньше трех дней.
- С позволения его милости господина видама и его чести господина судьи! - раздался сзади знакомый голос. - Я могу попытаться разобраться в этом вопросе.
Дана и Примула оглянулись и увидели давешнего гостя: тот стоял у них за спиной, почтительно склонив голову и прижимая к груди свою шляпу.
- Меня зовут Метальди, - спокойно продолжал стряпчий, - я прокурист и приехал в Комб по делу моего клиента. Поскольку я имею честь принадлежать к Лиге саламандры, - он прикоснулся к серебряной саламандре у себя на груди, - то наделен правом говорить в суде о всякого рода предметах, наделенных волшебной силой.
И он низко поклонился. Судья покосился на Боседо, тот еле заметно кивнул.
- Что ж, если вы согласны на стража истины, чтобы мы могли доверять вашим словам, - произнес судья, обращаясь к Метальди, - то прошу вас приблизиться.
Дана нерешительно открыла рот, - ей вовсе не хотелось, чтобы в ее дело лез еще и Метальди, - но Примула дернула ее за юбку.
«Молчи! - еле слышно, одними губами, прошептала домовая. - Вдруг он решил тебе помочь?»
«С чего бы?» - так же безмолвно ответила Дана, но на самом деле ей было любопытно, что Метальди сможет узнать об ее подвеске.
Стряпчий тем временем подошел к столу и зачем-то протянул письмоводителю правую руку, а тот вдруг взял и вогнал ему в указательный палец, в самую подушечку, толстую серебряную иглу! Дана даже вздрогнула, а сам Метальди и бровью не повел.
Когда на пальце выступила кровь, письмоводитель взял маленькое блюдечко из гладкого серебра и дал упасть на него капле крови. Затем выпустил из приугасшего кеймелиона одного эсприта и, посадив его себе на запястье, как сокольничий - ловчую птицу, поднес ему блюдечко с каплей крови Метальди. Эсприт оживился, высунул крохотный ярко-алый язычок и жадно слизнул каплю. И сразу после этого его нос - обычный, в смысле, напоминающий человеческий - вдруг начал вытягиваться и утончаться, пока не превратился во что-то вроде комариного жала с палец длиной.
После этого эсприт перепорхнул на плечо стряпчему и жадно уставился на его шею, словно примериваясь, куда вонзить свежеприобретенное жало. Но Метальди погрозил ему пальцем, и эсприт смирно уселся у него на плече, свесив ножки, обутые… да, в желтые цветы прострел-травы, которые сами по себе очень похожи на башмачки.
Дана уже сняла цепочку и, когда Метальди приблизился с вежливым поклоном, молча положила серебряную веточку омелы в его протянутую ладонь.
Стряпчий извлек откуда-то лупу и принялся рассматривать подвеску. Эсприт, вытянувший от любопытства шею, заодно служил ему светильником: день за окнами клонился к вечеру.
- На подвеске имеется клеймо в форме трилистника, - произнес Метальди, поднимая подвеску и лупу так, чтобы эсприту, сидевшему у него на плече, было удобно взглянуть на клеймо.
Тот пригляделся и принялся изо всех сил кивать: дескать, все правда.
- Вам известно, чье это клеймо? - спросил судья.
- Это знак Тангера Златокузнеца. Он умер несколько лет назад, но в свое время считался первым из столичных ювелиров-волшебников. Тангер брал заказы исключительно на амулеты, которые служат только своему владельцу - но никому больше.
- Что же делает этот талисман? - с любопытством спросил судья.
- Кажется, я догадываюсь… - пробормотал Метальди. И произнес уже громче: - Пусть мне принесут муки. Хотя нет, пусть это будет соль. Да, самая обычная поваренная соль.
Длинноносый письмоводитель куда-то сбегал и вернулся с миской соли.
- Вас зовут Генето? - спросил у него стряпчий.
- Да, - удивленно ответил тот.
- Отойдите к столу и стойте там неподвижно.
Письмоводитель повиновался, а Метальди бросил пригоршню соли на пол и начал нараспев произносить заклинание на странном языке, несколько раз повторив имя Генето.
Белые крупинки на полу вдруг собрались в линию… точнее, не в линию, а в стрелу, которая указывала на Генето. И эта стрела начала вытягиваться, двигаться вперед, пока не уперлась в башмаки испуганного письмоводителя.
- Это было простейшее заклинание поиска персоны, - сказал Метальди. - Вы видите, как оно работает. Теперь, госпожа Дана, прошу вас, наденьте снова вашу подвеску.
Дана послушалась, Метальди отошел от нее к столу, бросил на пол новую пригоршню соли и начал произносить заклинание поиска, повторяя на сей раз имя Даны.
Соль собралась в белую стрелу, нацеленную на девушку, но по зале суда словно прошел порыв невидимого ветра - и разогнал соль по полу широкой волной.
Однако Метальди продолжал говорить, громче и тверже, чем раньше. Соль снова сбежалась в белую стрелу, только уже и как будто плотнее, чем раньше: она даже начала поблескивать в сиянии эсприта, словно вырубленная из куска каменной соли. Но навстречу стреле опять ударила невидимая и неощутимая волна, разбивая ее на мириады крупинок, с шелестом разбежавшихся по всем залу.
Метальди высыпал на пол остатки соли и, вскинув руки, в третий раз начал произносить заклинание. Его звучный голос породил эхо в полупустом зале, эсприт на плече стряпчего померк и испуганно вобрал голову в плечи, а Дана ощутила, что подвеска на ее груди похолодела.
Соль на полу опять сбежалась вместе, но собралась уже не в стрелу: она взлетела в воздух и склубилась в большого гончего пса. Испуганная Дана попятилась от оскаленной пасти, полной ослепительно белых клыков, но что-то невидимое обрушилось на пса, отшвырнуло прочь от девушки, и волшебный зверь рассыпался белыми искрами, которые разметало по залу с такой силой, что всем пришлось прикрыть глаза, словно штормовой морской ветер швырнул им в лицо песок.
- Как видите, подвеска защищает свою хозяйку от заклинаний поиска, да так хорошо, что найти госпожу Дану с помощью волшебного зеркала или иных магических средств - нелегкое дело, - Метальди, вынув из рукава платок, промокнул лоб, но его голос звучал, как раньше: ровно и холодно. - И судя по мощи этого талисмана, он наверняка защищает свою хозяйку и от обычных поисков.
Эсприт на плече стряпчего вдруг встрепенулся и жадно уставился на Метальди.
- Ладно, ладно… - махнул рукой стряпчий. - Я уверен в том, что талисман защищает свою хозяйку и от обычных поисков.
Эсприт разочарованно увял.
- Что это означает - «защищает и от обычных поисков»? - спросил Боседо, хмуря свои темные брови.
- Если по следу госпожи Даны пойдет ищейка, она, скорее всего, по какой-нибудь случайности собьется со следа, - объяснил стряпчий. - То же самое произойдет с соглядатаем, и даже письма, вопрошающие о госпоже Дане, не всякий раз доберутся до тех, кому они адресованы…
Метальди впервые взглянул на Дану с каким-то чувством: с укором.
Начало
Продолжение
Дана с сердцем швыряла в дорожный сундук свои пожитки, так что Примула только и успевала щелкать пальцами, чтобы платья, нижние юбки, сорочки и чепчики складывались в воздухе и плавно опускались в сундук аккуратными стопками.
- Он знал, что есть какая-то причина, по которой я могу отказаться, просто надеялся, что я ее не знаю, понимаешь? Он боялся, что я могу узнать имя - Тенедрак, - бушевала Дана. - Или что я догадаюсь, когда он скажет, что это родственники папиной мамы!
- Может, не надо было с плеча рубить, а, Даночка? - вздохнула Примула. - Хотя бы деньги взяла…
И домовая не без укоризны склонила голову на плечо. Дана выпрямилась и уставилась Примулу сверху вниз.
- И ты туда же! Как будто мне мало, что двое мужчин пытались купить меня… меньше, чем за полдня!
- Где ж тут «купить»? - не сдавалась домовая. - Если это приданое твоей бабушки, которое ей недовыдала ее семья!
- Как ты не понимаешь?! - всплеснула руками Дана. - Бабушка всю жизнь прожила с дедом, считай, в бедности. В благородной бедности, но бедности. Как мы с тобой сейчас. Ты не знала бабушку, но я тебе так скажу: она всегда отличалась не только добрым и ровным нравом, но и рассудительностью. И если она не только не хотела денег от своих родных, а даже общаться с ними… Наверняка у нее была на это причина - и причина серьезная. Но самое главное даже не это, а то, что сказал отец!
Дана опустилась на колени и принялась выгребать из низа шкафа остатки своей обуви.
- А он что сказал? - с любопытством спросила Примула, усаживаясь на край сундука и подпирая кулачками острый подбородок.
- Это было, когда я нашла эту печать - обгоревший остаток письма с целой печатью - на порожке камина в отцовском кабинете. Я тогда была маленькая, лет девяти. А печать была точно такая же: большая, из дорогого красного сургуча, похожая на леденец. Я спросила у папы, кто прислал письмо с такой красивой печатью. А он… он сначала сделал такое движение, словно хотел отнять у меня печать… как будто это что-то опасное, бритва или осколок стекла… А потом сказал «Посмотри хорошенько на эту печать, Дана, и запомни ее. Запомнила? А теперь закрой глаза и перескажи, что на ней изображено». Я сказала, что корона, а под ней - решетка с цепями по бокам. «Посмотри еще раз, последний, - сказала отец, - и никогда не забывай этого герба». «Почему?» - удивилась я. «Потому что это письмо от плохих людей, Дана. Очень плохих. Если ты когда-нибудь увидишь этот герб, письмо с таким гербом, людей, которые его носят, - беги от них, не останавливаясь, как ветер, поняла?» И он забрал у меня печать и бросил ее обратно в камин, в самое пекло.
- И он больше ничего тебе не сказал? Ни имени, ни что это родня его матери?
Дана пожала плечами.
- Мне было лет десять. Может, папа не хотел меня пугать… Постой-ка…
Девушка вдруг вскочила на ноги и, подойдя к столу, выдвинула ящик и принялась выкладывать из него бумаги, пачки писем, коробочки… Примула вытянула шею.
- Что ты ищешь? - спросила она.
- Мою серебряную веточку с жемчугом. Я убрала ее в зеленый мешочек, ты не помнишь, где он?
- В дорожном секретере.
И через мгновение Примула поставила на стол рядом с хозяйкой большую квадратную шкатулку темного дерева.
- Ох, спасибо!
Дана откинула крышку, достала мешочек из зеленого шелка и за цепочку вытянула из него подвеску: серебряную веточку омелы, украшенную, словно ягодами, тремя жемчужинами.
- А зачем она тебе вдруг срочно понадобилась? - спросил Примула.
- Видишь ли, эта подвеска - волшебная, - ответила Дана. - Я вспомнила, что папа сказал про печать, - и вспомнила про эту подвеску: папа надел мне ее на шею, когда мы расставались, и велел носить, не снимая…
Девушка просунула голову в цепочку, но только подвеска опустилась на грудь ее закрытого черного платья, как одна из жемчужных ягодок вдруг с печальным и нежным звоном лопнула и рассыпалась в перламутровую крошку.
Дана тихо вскрикнула. Кончиком пальца прикоснулась к оставшимся жемчужинам - но они были целы.
- Что случилось?! - воскликнула Примула. - Жемчуг, я слышала, иногда рассыхается от старости, но этот еще совсем молодой!
- Это волшебство… - прошептала Дана. - Должно быть, случилось, что-то плохое… но я даже не знаю, что именно…
- Не знаешь?!
- Отец не сказал, - Дана прикусила губу. - Он обещал все объяснить, когда я вырасту…
- Подожди, я ничего не понимаю, - нахмурилась Примула. - Если отец велел тебе носить веточку, не снимая, почему ты ее тогда сняла?
Дана села на застеленную постель и с несчастным видом уронила плечи.
- После тетиной смерти подвеска начала холодеть, и я подумала, что веточка… что она как волшебные обручальные кольца, которые холодеют, если с близким человеком случилась беда. И я подумала, что подвеска сделалась как ледышка из-за того, что я осталась на свете одна-одинешенька… а какой смысл тогда ее носить…
- Ну-ну-ну… - ворчливо сказала Примула, доставая из ниоткуда и подавая хозяйке чистый, безупречно выглаженный и благоухающей лавандой носовой платок. - Вот еще плакать! Ничегошеньки ты не одна. Ты от меня так просто не отделаешься, имей в виду!
- Спасибо, дорогая… - прошептала Дана, промакивая глаза и щеки. - Что бы я без тебя делала…
Примула протянула маленькую ручку и прикоснулась к серебряной веточке на груди Даны.
- Она больше не холодная… и впрямь странно…
Домовая встряхнула головой.
- Ладно, слезами горю не поможешь, надо закончить со сборами.
Она подошла к столу, протянула руку, чтобы закрыть крышку шкатулки-секретера, - и вдруг воскликнула:
- Эй, а это еще что такое?
И выудила из шкатулки золотое кольцо с ярко-зеленым камнем, ограненным квадратом.
- Это ведь не наше, у тебя такого не было? - спросила она, протягивая кольцо хозяйке.
- Да это же изумрудный перстень госпожи Ириберы! - воскликнула Дана, в изумлении глядя на зеленый, как молодая трава, самоцвет. - Как он здесь оказался?
В это мгновение распахнулась дверь, и на пороге комнатки воздвигся господин Боседо собственной персоной.
- Как мило, что вы, моя юная госпожа, избавили нас от необходимости искать тетушкин перстень в ваших вещах, - сухо произнес Боседо.
И обернулся к незнакомым людям, которые толпились за его спиной:
- Препроводите в суд и девушку, и ее домовую: кто знает, чьих рук дело эта кража.
Что происходило дальше, в памяти Даны не отложилось: казалось, будто весь мир накренился и пошел кругом, а звуки доносятся словно из-за толстого ватного одеяла.
В себя она пришла в незнакомом зале, в одном конце которого возвышался помост со столом, в другом тянулись в несколько рядов скамьи. Дана с Примулой стояли посередине, в центре круга, вымощенного плитами красного гранита, и девушка с содроганием осознала, что это зал суда.
Стол, за которым должен был восседать судья, еще пустовал, только с краю чинил перья сутулый человечек - должно быть, судебный писарь. По другую сторону стола, тоже на возвышении, стояло кресло, на спинке которого был вырезан герб долины Комб: «между двумя горами елень мчащийся с венком на вые». Кресло, естественно, занимал господин Боседо: он беседовал с судебными приставами, почтительно склонившими головы перед новым господином.
До Даны дошло, что рука Примулы, сжимающая ее руку, мелко дрожит.
- Превратись и беги… - тихонько прошептала ей Дана. - Он затеял все из-за меня, ты ему не нужна.
- Я не могу! - пискнула Примула. - Видишь надпись под потолком? Это заклятие, которое не позволяет принимать нечеловеческий облик!
Под самым потолком, перечеркнутым балками, и впрямь лентой бежала какая-то надпись. От времени буквы потускнели и облупились, и Дана не смогла ничего прочесть, но, как видно, силы это заклинание не утратило.
Тем временем видам поднялся с кресла, сошел с возвышения и неторопливо приблизился к Дане.
- Отойди, - бросил он Примуле, но домовая только сильнее вцепилась в хозяйку.
В глазах Боседо сверкнул гнев.
- Отойди и не смей подслушивать! - приказал он и поднял сжатую в кулак руку, указывая на домовую своим золотым кольцом.
И Примула, против своей воли, выпустила руку Даны, деревянными шагами отошла за край алого круга, где присела на корточки и, скорчившись, зажала себе уши.
Кольца властителей предназначались для того, чтобы смирять враждебных и злобных существ, нечисть и нежить. Поступать так с домовыми было жестоко и грубо.
- Вы готовы принять мое предложение? - спросил Боседо, как ни в чем не бывало.
- Что? - пробормотала Дана: ей показалось, что зала суда опять начинает идти кругом.
Боседо чуть наклонился к девушке и заговорил вполголоса.
- Как только вы согласитесь лечь со мной в постель, моя красавица, все обвинения будут немедленно сняты.
- Но как?! - поразилась Дана. - Вы же сами обвинили меня в краже и притащили в суд!
Боседо усмехнулся.
- Не беспокойтесь: нетрудно будет найти свидетелей, которым тетушка говорила, что собирается подарить или уже подарила вам это кольцо. Видите, как я великодушен? Вы упрямитесь - а я добавляю в качестве задатка перстень с изумрудом чистейшей воды.
Он еще ниже склонил голову и теперь говорил, обжигая ушко девушки своим дыханием.
- Подари и ты мне свое колечко, моя пылкая Дана! Будь со мной ласкова - и не пожалеешь. Я знаю, какая ты сладкая и горячая, точно повидло из раскаленного пирожка, прямо из печи!
- Нет… - пробормотала Дана, чувствуя, как с полом под ее ногами происходит что-то странное: как будто она стоит не на камне, а на спине какого-то огромного животного, вроде кита. Который потихоньку просыпается и потягивается.
Раздался шум, и в залу вошел судья в темной-алой, почти черной мантии и с золотой цепью на шее. Его сопровождали письмоводитель, судебные приставы и даже два стражника с алебардами, которые с грозным видом встали по обе стороны стола.
Боседо выпрямился и отступил от Даны.
- Раз не хочешь по-хорошему, придется по-плохому, - бросил он вполголоса, прежде чем вернуться на свое место.
Пока судья и его сопровождающие кланялись господину видаму, Примула подбежала к Дане и вцепилась в ее руку своей дрожащей лапкой.
Наконец все расселись по местам, стражники три раз стукнули об пол древками своих алебард, и судья - господин Теремен, немолодой уже мужчина, весь округлый и гладкий, как тюлень (Дана знала его: он иногда приезжал к покойной Ирибере сыграть в карты), - откашлялся и провозгласил судебное заседание открытым.
- В высшей, в высшей степени прискорбное происшествие, крайне, крайне досадный случай… - добавил он, укоризненно глядя на Дану, как человек, которого внезапно вырвали из сладкой послеобеденной дремы, обрядили в мантию и цепь и вытащили из дому в присутствие.
Тут встал письмоводитель и зачастил, не отрывая от бумаги длинного носа:
- Ныне в суде долины Комб его честь господин судья Теремен дар Кридас слушает дело о похищении изумрудного перстня ее милости, покойной госпожи Ириберы дар Сильбетар, видамессы Комба, каковой перстень был обнаружен находящимся в руках у госпожи Даны дар Ривилис, содруженицы покойной, проживавшей в ее доме, свидетелями чего является его милость господин Боседо дар Меродан, видам Комба…
Судья почтительно склонил голову в сторону Боседо, и тот ответил ему небрежным кивком.
- …а также судебные приставы Туруда и Лапустем. Все ли верно, благородные господа и ваша честь господин судья?
- Нет! - воскликнула Дана. - Я ничего такого не делала! Я…
Но Теремен остановил ее взмахом пухлой белой ручки:
- Ш-ш-ш, госпожа Дана! Никто никого еще не обвинял, и вы не торопитесь оправдываться, - судья перевел взгляд на Примулу и нахмурился: - Верно ли я понимаю, что в дело замешана и домовая?
- Нет! - воскликнула Дана.
- Да, - одновременно с ней произнес Боседо.
Судья печально покачал головой.
- Что ж, раз замешаны волшебные существа… Да и дело весьма неприятное… Надлежит исключить присутствие зловредной магии, каковая могла помрачить разум или овладеть волей даже благородной особы. Письмоводитель Генето, принесите кеймелион.
Неведомый кеймелион оказался чем-то вроде жезла и напоминал то ли каретный фонарь, то ли скалку без одной ручки. Он был длиной в локоть, и верхняя его часть, шириной с мужскую ладонь, имела несколько вертикальных граней, выложенных узором разноцветных стекол. Грани слегка мерцали и переливались, как будто внутри горела свеча.
Судья принял кеймелион у письмоводителя и осторожно постучал по нему согнутым пальцем. Свет за разноцветными стеклышками засиял ярче, и внутри кеймелиона что-то зашумело. Звук был странный: чирикающий, свиристящий, позвякивающий. Судья открыл одну из граней, оказавшейся дверкой, и из кеймелиона вылетел сияющий, сверкающий вихрь.
Сначала Дане почудилось, что это язык золотого пламени или ворох золотых искр, но через мгновение она увидела, что это рой небольших крылатых существ, окутанных золотистым светом. Их острые угловатые крылышки трепетали так быстро, что казались солнечными отсветами, наполняющими воздух в безоблачный летний день. Крылышки и издавали этот то ли звон, то ли треск, словно их вырезали из тонкой, но жесткой золотой фольги.
- Кто это? - шепотом спросила изумленная Дана.
- Это эсприты, - прошептала Примула в ответ. - Они чуют магию.
И в самом деле: искристый рой сначала уклонился в сторону Боседо и окружил сияющим облаком золотое кольцо на его правой руке, лежащей на резном подлокотнике кресла. Дана увидела, как маленькие фигурки эспритов делают в воздухе почтительные реверансы, признавая власть кольца.
Один заплутавший эсприт нерешительно витал вокруг судьи, как будто привлеченный должностной цепью на его шее, но судья отогнал его, словно докучного мотылька, и тот полетел вслед за своими собратьями.
А те увидели Примулу - и устремились к ней, вереща и потрескивая. Они принялись носиться вокруг домовой, дергая ее за волосы, за черное платье и белый фартучек: как будто развлекались. Дана легонько оттолкнула одного светящегося человечка, который явно вознамерился дернуть Примулу за нос, и тот завис перед девушкой в воздухе, уставившись на нее большими радужными глазами. Которые вдруг сделались еще больше, когда его взгляд упал на подвеску-веточку омелы на груди у Даны. Эсприт издал громкий звук, похожий на щебет, и все его собратья, позабыв про Примулу, с шумом закружились вокруг Даны, словно золотая метель, тыкая крохотными пальчиками в серебряную веточку, лихорадочно размахивая руками и дергая друг друга за одежду: оказывается, они были одеты в штанишки и короткие кафтанчики, как будто сшитые из солнечного шелка - если не из ярко-желтых лепестков краснодева. Несколько эспритов устремились обратно к судье и принялись описывать круги вокруг его головы, возбужденно свиристя и указывая на Дану.
Господин Тенемен удивленно поднял брови и перевел взгляд на девушку:
- Так значит, ваше украшение, госпожа Дана, - могучий талисман? Каково же его предназначение? Раз эсприты не смогли в этом разобраться, это должно быть что-то необычное.
Дана и Примула, изумленные, переглянулись.
- Я не знаю, господин судья… то есть ваша честь… - пробормотала Дана. - Это подвеску подарил мне отец, когда я была еще девочкой…
- Хм, - нахмурился судья. - В Комбе нет волшебника, а если посылать в Таведон…
Боседо значительно кашлянул.
- …то на это уйдет не меньше трех дней.
- С позволения его милости господина видама и его чести господина судьи! - раздался сзади знакомый голос. - Я могу попытаться разобраться в этом вопросе.
Дана и Примула оглянулись и увидели давешнего гостя: тот стоял у них за спиной, почтительно склонив голову и прижимая к груди свою шляпу.
- Меня зовут Метальди, - спокойно продолжал стряпчий, - я прокурист и приехал в Комб по делу моего клиента. Поскольку я имею честь принадлежать к Лиге саламандры, - он прикоснулся к серебряной саламандре у себя на груди, - то наделен правом говорить в суде о всякого рода предметах, наделенных волшебной силой.
И он низко поклонился. Судья покосился на Боседо, тот еле заметно кивнул.
- Что ж, если вы согласны на стража истины, чтобы мы могли доверять вашим словам, - произнес судья, обращаясь к Метальди, - то прошу вас приблизиться.
Дана нерешительно открыла рот, - ей вовсе не хотелось, чтобы в ее дело лез еще и Метальди, - но Примула дернула ее за юбку.
«Молчи! - еле слышно, одними губами, прошептала домовая. - Вдруг он решил тебе помочь?»
«С чего бы?» - так же безмолвно ответила Дана, но на самом деле ей было любопытно, что Метальди сможет узнать об ее подвеске.
Стряпчий тем временем подошел к столу и зачем-то протянул письмоводителю правую руку, а тот вдруг взял и вогнал ему в указательный палец, в самую подушечку, толстую серебряную иглу! Дана даже вздрогнула, а сам Метальди и бровью не повел.
Когда на пальце выступила кровь, письмоводитель взял маленькое блюдечко из гладкого серебра и дал упасть на него капле крови. Затем выпустил из приугасшего кеймелиона одного эсприта и, посадив его себе на запястье, как сокольничий - ловчую птицу, поднес ему блюдечко с каплей крови Метальди. Эсприт оживился, высунул крохотный ярко-алый язычок и жадно слизнул каплю. И сразу после этого его нос - обычный, в смысле, напоминающий человеческий - вдруг начал вытягиваться и утончаться, пока не превратился во что-то вроде комариного жала с палец длиной.
После этого эсприт перепорхнул на плечо стряпчему и жадно уставился на его шею, словно примериваясь, куда вонзить свежеприобретенное жало. Но Метальди погрозил ему пальцем, и эсприт смирно уселся у него на плече, свесив ножки, обутые… да, в желтые цветы прострел-травы, которые сами по себе очень похожи на башмачки.
Дана уже сняла цепочку и, когда Метальди приблизился с вежливым поклоном, молча положила серебряную веточку омелы в его протянутую ладонь.
Стряпчий извлек откуда-то лупу и принялся рассматривать подвеску. Эсприт, вытянувший от любопытства шею, заодно служил ему светильником: день за окнами клонился к вечеру.
- На подвеске имеется клеймо в форме трилистника, - произнес Метальди, поднимая подвеску и лупу так, чтобы эсприту, сидевшему у него на плече, было удобно взглянуть на клеймо.
Тот пригляделся и принялся изо всех сил кивать: дескать, все правда.
- Вам известно, чье это клеймо? - спросил судья.
- Это знак Тангера Златокузнеца. Он умер несколько лет назад, но в свое время считался первым из столичных ювелиров-волшебников. Тангер брал заказы исключительно на амулеты, которые служат только своему владельцу - но никому больше.
- Что же делает этот талисман? - с любопытством спросил судья.
- Кажется, я догадываюсь… - пробормотал Метальди. И произнес уже громче: - Пусть мне принесут муки. Хотя нет, пусть это будет соль. Да, самая обычная поваренная соль.
Длинноносый письмоводитель куда-то сбегал и вернулся с миской соли.
- Вас зовут Генето? - спросил у него стряпчий.
- Да, - удивленно ответил тот.
- Отойдите к столу и стойте там неподвижно.
Письмоводитель повиновался, а Метальди бросил пригоршню соли на пол и начал нараспев произносить заклинание на странном языке, несколько раз повторив имя Генето.
Белые крупинки на полу вдруг собрались в линию… точнее, не в линию, а в стрелу, которая указывала на Генето. И эта стрела начала вытягиваться, двигаться вперед, пока не уперлась в башмаки испуганного письмоводителя.
- Это было простейшее заклинание поиска персоны, - сказал Метальди. - Вы видите, как оно работает. Теперь, госпожа Дана, прошу вас, наденьте снова вашу подвеску.
Дана послушалась, Метальди отошел от нее к столу, бросил на пол новую пригоршню соли и начал произносить заклинание поиска, повторяя на сей раз имя Даны.
Соль собралась в белую стрелу, нацеленную на девушку, но по зале суда словно прошел порыв невидимого ветра - и разогнал соль по полу широкой волной.
Однако Метальди продолжал говорить, громче и тверже, чем раньше. Соль снова сбежалась в белую стрелу, только уже и как будто плотнее, чем раньше: она даже начала поблескивать в сиянии эсприта, словно вырубленная из куска каменной соли. Но навстречу стреле опять ударила невидимая и неощутимая волна, разбивая ее на мириады крупинок, с шелестом разбежавшихся по всем залу.
Метальди высыпал на пол остатки соли и, вскинув руки, в третий раз начал произносить заклинание. Его звучный голос породил эхо в полупустом зале, эсприт на плече стряпчего померк и испуганно вобрал голову в плечи, а Дана ощутила, что подвеска на ее груди похолодела.
Соль на полу опять сбежалась вместе, но собралась уже не в стрелу: она взлетела в воздух и склубилась в большого гончего пса. Испуганная Дана попятилась от оскаленной пасти, полной ослепительно белых клыков, но что-то невидимое обрушилось на пса, отшвырнуло прочь от девушки, и волшебный зверь рассыпался белыми искрами, которые разметало по залу с такой силой, что всем пришлось прикрыть глаза, словно штормовой морской ветер швырнул им в лицо песок.
- Как видите, подвеска защищает свою хозяйку от заклинаний поиска, да так хорошо, что найти госпожу Дану с помощью волшебного зеркала или иных магических средств - нелегкое дело, - Метальди, вынув из рукава платок, промокнул лоб, но его голос звучал, как раньше: ровно и холодно. - И судя по мощи этого талисмана, он наверняка защищает свою хозяйку и от обычных поисков.
Эсприт на плече стряпчего вдруг встрепенулся и жадно уставился на Метальди.
- Ладно, ладно… - махнул рукой стряпчий. - Я уверен в том, что талисман защищает свою хозяйку и от обычных поисков.
Эсприт разочарованно увял.
- Что это означает - «защищает и от обычных поисков»? - спросил Боседо, хмуря свои темные брови.
- Если по следу госпожи Даны пойдет ищейка, она, скорее всего, по какой-нибудь случайности собьется со следа, - объяснил стряпчий. - То же самое произойдет с соглядатаем, и даже письма, вопрошающие о госпоже Дане, не всякий раз доберутся до тех, кому они адресованы…
Метальди впервые взглянул на Дану с каким-то чувством: с укором.
Начало
Продолжение