На каких языках разговаривают в столице
В Москве, как показала перепись населения 2010 года, говорят на 150 языках, включая довольно экзотические, например язык уйльта. В прошлом году в Институте языкознания начался проект «Языки Москвы». О том, как в переписи языков могла оказаться древняя латынь, от чего зависит, забудет человек свой родной язык, переехав в Москву, или нет, и где в городе можно увидеть стойбище северных кочевников, рассказали Юлия Мазурова из ИЯ РАН и Денис Зубалов из Высшей школы экономики.
- Насколько данные переписи населения отражают реальную языковую картину в Москве?
Юлия: Данные не совсем соответствуют действительности. Непонятно, до какой степени люди на самом деле владеют языками, которые они указывают, а кроме того, перепись проводилась не лингвистами, и люди называли свои языки как попало: мусульманский, еврейский, пакистанский, бельгийский (таких языков не существует - прим. «Чердака»).
Семь тысяч человек указали своим родным языком латинский, на котором уже несколько веков никто не говорит. Мы подозреваем, что это врачи пошутили. Или вот один из чукотских языков, керекский, считается вымершим, но кто-то его указал как родной.
Наконец, в перепись наверняка не попали нелегальные мигранты. Вряд ли они были очень рады общаться с переписчиками.
- Какие задачи у вашего исследования?
Юлия: Главный вопрос, на который мы хотим ответить: на каких языках говорят в Москве, как, кто и где.
У некоторых языков в Москве лишь горстка носителей. Например, ненцев в Москве мало. А есть сферы, где, наоборот, по-русски почти не говорят. Например, торговцы на рынке между собой общаются на родных языках и русским могут почти не пользоваться.
- Влияют ли все эти языки на русский?
Юлия: Языки приезжих, конечно, могут влиять на русский язык в плане лексических заимствований. Например, мы используем слова, пришедшие к нам из других языков вместе с каким-то явлением. Кто теперь скажет, что «суши», «хинкали», «чайхана» - это не русские слова?
Но куда сильнее обратное влияние: русский язык, будучи официальным языком, на котором ведется образование, «вымывает» другие языки.
- От чего зависит, сохранит человек свой язык при переезде в Москву или потеряет?
Денис: Здесь много факторов: насколько компактно проживают носители языка, сколько их, предпочитают ли заключать браки с представителями своей национальности. Есть ли у них газеты и журналы на родном языке, общины, специальные этнические школы, где дети могут поддерживать или изучать своей родной язык. Таких школ в городе около десятка. Основное обучение там ведется по-русски, а языки дети изучают на дополнительных занятиях.
Юлия: И мультфильмы! Для детей самое главное - есть ли мультики на их родном языке.
Есть очень активные сообщества, которые поддерживают свой язык и культуру, устраивают фестивали и выставки. Например, карачаевцы. Их мало в Москве, может быть тысяча человек, но у них есть организация, которая переводит на карачаевский язык книги, мультфильмы, поддерживает сайт для тех носителей, которые живут вне языковой среды.
А у народов Севера есть стойбище недалеко от станции метро Славянский бульвар, на территории школы «Интеллектуал». Это небольшой музей, посвященный быту и культуре оленеводов-кочевников.
Еще один важный момент - отношение к своему родному языку. Грузины гордятся своей национальностью и языком. А многие народности теряют свой язык, потому что сами считают его непрестижным. В Сибири и на Крайнем Севере языки вымирают, в частности, из-за этого.
Это не специфика России, так происходит практически везде, где есть официальный язык титульной нации, который дает возможности образования и экономического роста, и малые языки, ограничивающие общение человека небольшим сообществом земляков. Плюс свою роль играют глобализация, урбанизация и распространение СМИ. Сибирь - только один из примеров, этот процесс идет с разной скоростью по всему миру.
Денис: У греков сложные отношение с родным языком. Я сам грек, и греков в Москве много. Исторически сложилось так, что часть греков, живущих в России, хоть они и православные, разговаривают на диалекте турецкого языка. При этом они пытаются отгородиться от турецкого языка и турецкого влияния и перейти либо на новогреческий, либо на русский. Поэтому отношение к «родному» турецкому диалекту противоречивое. В одном интервью мне мужчина так и сказал: «Это мой родной язык, но он не мой родной язык», а другой: «Я грек, я должен говорить на греческом языке. Это мой родной язык, но я его не знаю».
Самое интересное, когда человек вообще не может определить, какой у него язык родной. Такие случаи нам часто встречаются. Например, мама и папа разговаривают на разных языках или на одном языке человек говорит в семье, а на другом - во внешнем мире. Если оба языка для человека равнозначны, оба родные, то он не только двуязычен, но и бикультурен.
- Как вы собираете материал?
Юлия: Мы проводим анкетирование. Для детей и взрослых - разные анкеты.
Если посмотреть стопку анкет из обычной московской школы, они пойдут вперемешку: вьетнамский, русский, татарский, армянский, узбекский, азербайджанский, талышский языки, даже персидский. Вот, например, в одной анкете ребенок-вьетнамец пишет: мама - «дома хозяйка», а папа - «началник». С русским ему сложно, потому что дома он говорит в основном на вьетнамском.
Учителя в школах к этому не готовы, ведь они не преподают русский как иностранный. И это проблема. К ним приходит ребенок, который пишет «Ветнам» или «низнау», а его нужно готовить к ЕГЭ. Специальной программы для них нет, поэтому способные - выучиваются, а те, кому тяжело дается язык, часто бросают школу. Растет слой необразованных людей.
Есть специальные курсы русского как иностранного, на которых дети учат русский язык, а потом идут в обычную школу, хотя возможность сделать это бесплатно сильно сократилась с 2000-х годов. Плюс есть волонтерские движения, например «Такие же дети», где детей беженцев и мигрантов обучают русскому языку.
- Что вы будете делать с этими анкетами?
Денис: Для носителей разных языков мы будем выявлять соотношение гендера, возраста, времени, когда дети прибыли в Россию, с их уровнем русского языка и сохранностью родного. Посмотрим, какие языки они используют дома, при общении с друзьями и старшими родственниками, какие есть закономерности. Это даст некоторую картину того, как иноэтничные дети в Москве используют русский и родной языки.
Юлия: На этом материале можно также изучать миграционные потоки: например, есть предварительные данные, что в начальных классах сейчас учатся в основном таджики, узбеки, киргизы, а в старших - армяне и азербайджанцы.
В дополнение к анкетированию мы проводим интервью с небольшими группами детей. Из анкеты ведь непонятно, насколько ребенок действительно знает язык, если он указал его как родной: может быть, он знает всего несколько слов, а может быть, свободно говорит.
- А взрослых вы о чем спрашиваете?
Юлия: Для взрослых у нас анкеты длиннее, мы спрашиваем, когда человек приехал, зачем, планирует ли оставаться, на каком языке учился в школе, и даже - на каком языке он думает. Правда, в смысле сбора материала со взрослыми сложнее. Дети концентрируются в школах, там можно раздать сразу десятки анкет. А вот как опрашивать взрослых в таких количествах, мы пока не придумали.
Ловить незнакомых людей у метро в Москве будет сложно. Представьте себе, подходит к вам на улице посторонний человек и спрашивает: «Какой вы национальности?» Люди насторожатся: вдруг следующий вопрос будет про патент на трудовую деятельность?
Хотя некоторые идеи у нас есть. Например, недавно я была в сикхском храме на Варшавском шоссе. Пока я не стала заниматься языками Москвы, я даже не знала, что в Москве такой есть. Там ежедневно собираются около сотни человек, которые говорят на хинди и панджаби.
Пока же ищем респондентов через знакомых. Многих носителей языка «отлавливаем» прямо в Институте языкознания. Например, у нас есть два человека, которые могут поговорить друг с другом по-ненецки.
- Какие сроки у вашего проекта?
Юлия: У нас есть трехлетний грант РФФИ, по которому мы в следующем году должны отчитаться, презентовать результаты, в частности, нашим респондентам. Для них это тоже важно.
А дальше можно провести много интересных качественных исследований конкретных сообществ. Да и работу по учету языков в Москве невозможно закончить, ведь картина все время меняется.
взято тут