Не все мы умрём, но все изменимся...
Мне недавно встретилось трогательное стихотворение, посвящённое ушедшему от нас Владиславу Крапивину.
Там были строчки:
Поднялся - ещё пожилым и под грузом лет,
А ушёл - барабанщиком маленьким на рассвет.
И я вот задумался. Есть в этом некая внутренняя убедительность - автор, писавший о храбрых и добрых детях, уходит в последний путь таким же точно мальчиком, бестрепетно глядя вперёд и не оборачиваясь.
А, например, иного друга детей - педагога Януша Корчака - не получается представить ребёнком. Он, кажется, всегда был мудрым немолодым учителем, опекающим своих воспитанников. Говорят, когда он входил вместе с ними в газовую камеру, двух самых маленьких нёс на руках, рассказывая им сказку, чтобы они не боялись. Именно так, и никак иначе, он должен был вступить на дорогу, ведущую за горизонт.
Это образ, идущий откуда-то из подсознания и потому сильный: душа, освободившись от тела и отправляясь вдаль, обретает свою настоящую форму.
В серии комиксов «Order of the Stick» один из героев, погибнув, встречается в потустороннем царстве вначале со своим отцом, а затем и с матерью. Отец - такой же язвительный и сварливый старик, каким сын его помнит, но мать стала весёлой красавицей, так что он её с трудом узнал.
На недоумение героя мать отвечает, что всегда, даже в старости, продолжала ощущать себя юной девушкой. Её муж, наоборот, уже родился стариком. В молодости его тело не соответствовало душе, и только с возрастом он наконец начал выглядеть таким, каким всегда был.
Нечто похожее описывал Марк Твен. Один из его персонажей, оказавшись на том свете, удивляется, почему вокруг столько стариков, ведь здесь каждый может принять любой облик. Ему объясняют: поначалу многие становятся молодыми, но затем понимают, что мудрости и спокойствию больше соответствует пожилая внешность. Ну а слабость и болезни, которые на земле сопутствуют старости, здесь никому не грозят.
В сериале «Люцифер», основанном на одноимённом комиксе, грешники в аду попадают в собственный день сурка, раз за разом переживая худший момент в своей жизни - как правило, тот поступок, из-за которого они и попали в ад. Люцифер однажды упоминает, что каждый из них мог бы легко выйти на свободу, если бы хоть раз поступил не так, как в реальности, а правильно - но в аду оказываются только те, кто всегда делает неправильный выбор.
Но и рай может быть устроен так же. Встречалось мне стихотворение - к сожалению, не могу сейчас его найти, потому что не помню дословно ни единой строчки. Начинается оно с летнего утра маленького ребёнка. Он уже проснулся, солнце светит ему в закрытые глаза, но вставать не хочется, потому что всё и так хорошо. Он знает, что впереди его ждёт счастливый тёплый день вместе с родными и близкими.
Дальше парой-тройкой строф описывается вся его жизнь, и вот уже стариком он в последний раз закрывает глаза - чтобы вновь проснуться там, в своём детстве, самым счастливым летним утром. Теперь - навеки.
Все эти образы удивительно хорошо складываются между собой, дополняя и уточняя друг друга, и соединяются в единое, поэтическое представление о посмертии.
На той стороне тебе нечем видеть, слышать, говорить и помнить. Вся твоя жизнь съёживается в один-единственный момент - тот, где ты в наибольшей степени был собой. Где присутствовал целиком и полностью. Где действовал - или бездействовал - именно так, как тебе больше всего свойственно.
Для кого-то это мгновение, застывшее в вечности, становится раем. Для кого-то - адом. А кто-то находит в себе силы сделать последний шаг и уйти из него дальше, по той дороге, в конце которой ждёт истинная неизвестность - главное приключение.
Там были строчки:
Поднялся - ещё пожилым и под грузом лет,
А ушёл - барабанщиком маленьким на рассвет.
И я вот задумался. Есть в этом некая внутренняя убедительность - автор, писавший о храбрых и добрых детях, уходит в последний путь таким же точно мальчиком, бестрепетно глядя вперёд и не оборачиваясь.
А, например, иного друга детей - педагога Януша Корчака - не получается представить ребёнком. Он, кажется, всегда был мудрым немолодым учителем, опекающим своих воспитанников. Говорят, когда он входил вместе с ними в газовую камеру, двух самых маленьких нёс на руках, рассказывая им сказку, чтобы они не боялись. Именно так, и никак иначе, он должен был вступить на дорогу, ведущую за горизонт.
Это образ, идущий откуда-то из подсознания и потому сильный: душа, освободившись от тела и отправляясь вдаль, обретает свою настоящую форму.
В серии комиксов «Order of the Stick» один из героев, погибнув, встречается в потустороннем царстве вначале со своим отцом, а затем и с матерью. Отец - такой же язвительный и сварливый старик, каким сын его помнит, но мать стала весёлой красавицей, так что он её с трудом узнал.
На недоумение героя мать отвечает, что всегда, даже в старости, продолжала ощущать себя юной девушкой. Её муж, наоборот, уже родился стариком. В молодости его тело не соответствовало душе, и только с возрастом он наконец начал выглядеть таким, каким всегда был.
Нечто похожее описывал Марк Твен. Один из его персонажей, оказавшись на том свете, удивляется, почему вокруг столько стариков, ведь здесь каждый может принять любой облик. Ему объясняют: поначалу многие становятся молодыми, но затем понимают, что мудрости и спокойствию больше соответствует пожилая внешность. Ну а слабость и болезни, которые на земле сопутствуют старости, здесь никому не грозят.
В сериале «Люцифер», основанном на одноимённом комиксе, грешники в аду попадают в собственный день сурка, раз за разом переживая худший момент в своей жизни - как правило, тот поступок, из-за которого они и попали в ад. Люцифер однажды упоминает, что каждый из них мог бы легко выйти на свободу, если бы хоть раз поступил не так, как в реальности, а правильно - но в аду оказываются только те, кто всегда делает неправильный выбор.
Но и рай может быть устроен так же. Встречалось мне стихотворение - к сожалению, не могу сейчас его найти, потому что не помню дословно ни единой строчки. Начинается оно с летнего утра маленького ребёнка. Он уже проснулся, солнце светит ему в закрытые глаза, но вставать не хочется, потому что всё и так хорошо. Он знает, что впереди его ждёт счастливый тёплый день вместе с родными и близкими.
Дальше парой-тройкой строф описывается вся его жизнь, и вот уже стариком он в последний раз закрывает глаза - чтобы вновь проснуться там, в своём детстве, самым счастливым летним утром. Теперь - навеки.
Все эти образы удивительно хорошо складываются между собой, дополняя и уточняя друг друга, и соединяются в единое, поэтическое представление о посмертии.
На той стороне тебе нечем видеть, слышать, говорить и помнить. Вся твоя жизнь съёживается в один-единственный момент - тот, где ты в наибольшей степени был собой. Где присутствовал целиком и полностью. Где действовал - или бездействовал - именно так, как тебе больше всего свойственно.
Для кого-то это мгновение, застывшее в вечности, становится раем. Для кого-то - адом. А кто-то находит в себе силы сделать последний шаг и уйти из него дальше, по той дороге, в конце которой ждёт истинная неизвестность - главное приключение.