Вот, право, не пойму, то ли я слишком хорошо пишу, и все воспринимают написанное как автобиографию, то ли я слишком плохо пишу, и все воспринимают написанное как автобиографию…
Написала рассказ о любимой своей Анне Павловне.
Историйка крошечная, из тех которые только в жизни случаются. Потому, что придумать такую сахарность просто невозможно. Они с будущим мужем познакомились на барже, когда их вывозили из Ленинграда. Ей «предположительно четыре» ему
семь. Она не знала кто она, кто ее родители, говорили, что ее подобрали, когда она грелась у горящих Бадаевских складов. По времени совпадает. Склады сгорели 8 сентября, а первых детей привезли в ноябре. Но документальных подтверждений я не нашла, хоть и не один месяц провела в архиве, перелопачивая пожелтевшие гроссбухи.
Малышку назвали Анечка и прикрепили к семилетнему Николаю. На всю жизнь. Вместе росли, после того, как Аня окончила школу - поженились. И жили всю жизнь. Пока Николай не умер, оставив Аннушке приемного сына, и любимую внучку Яночку.
А она, не постарев ни на день, за те, ох сколько лет, что я ее знаю, летит по жизни. Улыбается, готовится к рождению правнуков, учит детдомовских девочек пришивать пуговицы, и планировать стипендию. Она торгует какими-то глупыми сувенирами. Она учит немецкий язык и вечно принимает каких-то гостей. Храни ее Господи…
Вот только писала я от первого лица.
И какая-то дама налетела на меня с «разборками». «Я знаю, ты еще девчонка! Как тебе не стыдно…» я, вроде сначала пыталась объяснить, что не думала, что это так воспримется.
И что автор и герой это не одно и тоже. И невозможно писать всегда о себе.
И что у меня есть рассказ, где старый дед Саня рассказывает, что ждет к себе дочь. И она обязательно приедет и привезет какао «Золотой Ярлык»… и он тоже от первого лица. Это Я, именно я, разминаю желтыми пальцами папиросу, я ищу в кармане старого пиджака конфету, с налипшими на нее крошками табака и «на век» прилипшим фантиком, Это я глухо кашляю в ладонь и тяжело поднимаюсь с лавочки, перехватывая руку незнакомой девочки, которая зачем-то зашла в этот двор… Я ставлю дома чайник, и не снимая валенки прикладываюсь на узкую и жесткую кровать и погружаюсь в полудрему - полу тоску..
Хотела. И не сказала.
И главное, почему-то стало стыдно. А ведь не обманывала никого. Просто, когда пишу, не думаю КАК пишу. Пишу, как пишется. Как у Окуджавы «не стараясь угодить»…
Пойду, поплачу, что ли… или чаю с медом попью…