37
Мрачная, неуютная ночь. Может быть, неуютная потому, что никто не спит, даже те, кто не знает, что что-то должно случиться. Никто не спит, но на улицах почти никого, никому неохота гулять в холодной острой темноте. Люди собрались вместе, они сидят у каминов или на террасах, разговаривают и смеются. От Школы доносятся звуки песен...
- Вы человек, далёкий от войны.
- Да, это правда...
Передаю письмо, и на лице у него появляется недовольное выражение. Он бы никогда не стал писать таких писем, но я не он. И я могу не успеть сказать самое важное...
Всплывает мысль из прошлого - Кэл тоже не признавал, и никогда бы не стал писать, даже если бы точно знал, что сам сказать не успеет. Мне было бы легче, если бы я получила тогда хоть несколько строк... Наверное. Не знаю.
- Всё-таки прошу Вас, постарайтесь выжить. - Он уже улыбается, стараясь снять напряжение неприятной минуты. Заверяю его, что постараюсь, это ведь только на крайний случий - всякое может произойти...
Мы гуляем по Хогсмиду, такому холодному ночному Хогсмиду, в котором никто не спит. Нам не встречается никто, и это хорошо, потому что можно ни о чём не думать. Говорим о множестве незначительных вещей, о квиддиче, в который он не любит играть, о школьном времени, я рассказываю что-то о Замке... Он идёт рядом, и забывается туманное неприветливое будущее, пропадает мрачное прошлое, остаётся только островок спокойного неторопливого разговора в такт шагов. Я благодарна ему за это.
Мы подходим к Школе, и кто-то протягивает нам чашу. Он пьёт, и передаёт мне:
- Глоток Надежды, Ана. Вам понравится.
Должно быть, надежда была настоящая - безумная и хмельная, бесшабашная, без опор, - потому что мы смеемся, идя дальше, я смеюсь, и сама не знаю, чему смеюсь, мне давно не было так хорошо, как сейчас, когда мы идём в темноте по пустынным улицам, когда до нас доносятся обрывки песен и разговоров из-за дверей и со двора Школы, когда всё находится в таком хрупком равновесии... Равновесие становится прекраснее всего только сейчас - за миг до падения.
Пожалуй, это самое доброе, что осталось у меня от этой страны. Помню, что потом кто-то (Анна? Или кто-то другой? Не помню...) подбежал к нам с безумными глазами, и всё это началось.
Всё сложилось совсем не так, как мы думали. Может быть, и к лучшему. В конце концов, мы же все остались живы.
Кроме одной, но и она вернулась.
- Вы человек, далёкий от войны.
- Да, это правда...
Передаю письмо, и на лице у него появляется недовольное выражение. Он бы никогда не стал писать таких писем, но я не он. И я могу не успеть сказать самое важное...
Всплывает мысль из прошлого - Кэл тоже не признавал, и никогда бы не стал писать, даже если бы точно знал, что сам сказать не успеет. Мне было бы легче, если бы я получила тогда хоть несколько строк... Наверное. Не знаю.
- Всё-таки прошу Вас, постарайтесь выжить. - Он уже улыбается, стараясь снять напряжение неприятной минуты. Заверяю его, что постараюсь, это ведь только на крайний случий - всякое может произойти...
Мы гуляем по Хогсмиду, такому холодному ночному Хогсмиду, в котором никто не спит. Нам не встречается никто, и это хорошо, потому что можно ни о чём не думать. Говорим о множестве незначительных вещей, о квиддиче, в который он не любит играть, о школьном времени, я рассказываю что-то о Замке... Он идёт рядом, и забывается туманное неприветливое будущее, пропадает мрачное прошлое, остаётся только островок спокойного неторопливого разговора в такт шагов. Я благодарна ему за это.
Мы подходим к Школе, и кто-то протягивает нам чашу. Он пьёт, и передаёт мне:
- Глоток Надежды, Ана. Вам понравится.
Должно быть, надежда была настоящая - безумная и хмельная, бесшабашная, без опор, - потому что мы смеемся, идя дальше, я смеюсь, и сама не знаю, чему смеюсь, мне давно не было так хорошо, как сейчас, когда мы идём в темноте по пустынным улицам, когда до нас доносятся обрывки песен и разговоров из-за дверей и со двора Школы, когда всё находится в таком хрупком равновесии... Равновесие становится прекраснее всего только сейчас - за миг до падения.
Пожалуй, это самое доброе, что осталось у меня от этой страны. Помню, что потом кто-то (Анна? Или кто-то другой? Не помню...) подбежал к нам с безумными глазами, и всё это началось.
Всё сложилось совсем не так, как мы думали. Может быть, и к лучшему. В конце концов, мы же все остались живы.
Кроме одной, но и она вернулась.