Если не рассказывать о мелочах, о которых не стоит рассказывать, отсеять их средним ситом, чтобы осталось только что-то крупное, важное, что можно задумчиво взвесить в ладони и скачать что-то вроде "да, это конечно здорово удалось" или "вот не зря мы туда поперлись все тогда", то в твердом весомом остатке точно окажется шестичасовое нечеловеческое восползновение на гору, имени которой я уже не помню (не знаю, как иначе назвать это карабканье, пролезание сквозь бурелом, по глинистой, почти вертикальной горе), чтобы я даже не помню уже чтО, но таки выбраться на неё, втроем, с велосипедами, гружеными поклажей на неделю, да, ума тебе всегда не хватало, добавит тут один знакомый, да и черт ним, умом, когда выползаешь почти на самый верх, пульс под двести, высота полторы тысячи, но каких, а вниз уходят бесконечные сосны, и горы вокруг, и ленивые медленные облака, неспешно бредущие по своим высоким делам, и муравьиная цепочка домиков, через которые проезжал еще этим утром, и так нарушается причинная связь событий, что и не думаешь о том, что на часах почти восемнадцать, а впереди ровно дважды столько же километров по горам, и еще не знаешь, что там вообще-то нет дороги, а то, что ей называет гугл, пусть он сам ходит вечно в аду, и просто идешь и смотришь по сторонам, и время остановилось, ничего никуда не двигается, шевелится горный ковыль и откуда-то на тебя садятся сотни крылатых муравьев, это еще не бред, их почему-то и правда здесь сотни, а высота одна тысяча пятьсот сколько-то метров, и даже не думаешь про Хэмингуэя, и только потом, когда солнце прячется окончательно, вдруг думаешь, а правда, что понадобилось барсу на такой высоте, и, прибавив ходу, быстро стараешься нагнать время, но оно уже бесконечно далеко, а перед тобой очередной каменистый подъем, который уже непреодолимый, и вспоминаешь, что даже по карте впереди оставалось страшное расстояние, и думаешь о том, как сейчас будешь сидеть до утра в чехле от велосипеда, думая о том, что надо было брать хоть бы пару спальников, а про палатку уже думал столько раз, что устал и надоело, и тут уже далеко позади тебя, где-то на небе по очереди вспыхивают огни и начинают вереницей опоясывать гору, и смотришь на это все, как на сказку, и только потом думаешь, а почему бы не включить фонарик в режим sos, я никогда его не использовал, а вдруг, и держишь его в ту сторону, а уже совсем плотная темнота, и не видно, куда бросил рюкзак, и где-то очень далеко блеют овцы, стараясь побыстрее забиться в невидимый овин в долине, и уже никаких мыслей и надежд, чистая холодная и прозрачная экзистенция вокруг, плотная, как хороший пирог, и ни одной души, и огоньки уже скрылись, но продолжаешь светить в ту сторону, и вдруг, внезапно, по склону с грохотом выползает какое-то монструозное что-то с таким прожектором, что роял альберт холлу было бы завидно, и из этого нечто вылезают инопланетяне, спрашивающие тебя на странном языке, откуда ты тут взялся, и я отвечаю им тоже на странном языке, что как будто всегда был здесь, но теперь хочу дальше, и они ничего не спрашивают, приползает еще несколько огромных темных машин, больше похожих на танки, и другие неразговорчивые инопланетяне грузят тебя внутрь, велосипеды на крыши, и у тебя даже нет слов и никаких ощущений, и только оранжевая лампочка где-то внутри в голове уверенно горит над надписью спасен, и ты долго трясешься по уже нестрашной бесконечной дороге вниз, а потом вверх, а потом теряешь счет подъемам и спускам, и тебя о чем-то спрашивают, и ты отвечаешь, и вдруг оказываешься в каком-то поселке в собачий голос, и на часах третий час ночи, что делать дальше не совсем понятно, но ты спасен и дальнейшее уже неважно, и уже совсем не хочется ни есть, ни спать, ни пить, и ты садишься верхом, берешься за ледяной руль, и едешь еще долго-долго, пока узкий фонарь не выхватывает из темноты сначала подвесной самодельный мост, потом луг и три копны сена, а потом дом в два этаже, сделанный, кажется, из бутылок, но даже если это и правда, ты уже ничему не удивляешься, потому что, если попадаешь в чудо, все предыдущие правила сразу становятся неважными, как когда после трехмесячного лета у бабушки попадаешь в обшарпанную школу и тебе строго говорят: а теперь открыли свои тетради и записали тему сегодняшнего занятия, и всё, что было до этого, превращается в картину на песке, которую вмиг слизывает резвый язык атлантического океана.
p.s. всё произошедшее - чистая правда, пост навеян историей замечательной
test_na_trzvst вот здесь
https://test-na-trzvst.livejournal.com/964345.html