почему я веселый такой
Иногда смотришь на все вот это и чувствуешь, как в горле застревает хрип, hurt, хор; вспоминаешь, как видел города из странных ритмов, синих облаков, брал карандашик и чертил потаенные границы, бродил среди мягких, влекущих снов, возвращаясь с пергаментным рисунком иного, прикладывал хрупкую кальку иного сюда, и тесно словам, и мычат священные коровы немоты, связан клятвой непроизносимости, погребен под обетом молчания; табуированная лексика - это не мат, табуированная лексика - это жизнь тех слов, где ты можешь присутствовать лишь в виде тени, многоточия над штормом слов, восклицательным знаком, в котором исходный ноль, бесконечность, круг вечности. Тщетность твоих рисунков объяснима по эту сторону, а на той они не нужны вовсе - слово живет на той стороне; абстракции данности - неумелый, ремесленный шифр, куда ты неуклюже пытаешься втиснуть мир сущий, - well, экономия времени как налично данного ресурса; ты создаешь абстракции, забывая исходное значение, соответствие живого слова знаку, символу, предмету. Истолкование абстракций - твой бытийный хлеб; профессия переводчика - это, вне сомнений, cool; забыл оригинал - ну ничего, зато какова трактовка головоломка ломка хотя бы транскрипция, хо-хо. Переплетение путей поисков забытого оригинала - это здорово: аритмия, полифония, многоголосица, околесица, шизофрения, норма, стальные оковы здравого смысла - увлекательно, в общем, искать черную кошку в черной комнате, особенно, когда ее там нет, - кошка давно исчезла, - там, где она наличествует, нет иного смысла, кроме здравого - ну, потому что кошкам вообще присущ именно здравый смысл, и потому, что нет иного смысла, кроме здравого; свобода - это здоровье не физическое и не психическое, свобода - это здоровье оригинала, но не судорожные цепляния за здравость перевода.