Пророчества Розанова Василия Васильевича.
Оригинал взят у ltraditionalist в Пророчества Розанова Василия Васильевича.
«Все чувствуют, и уже давно, в Европе, странную безжизненность возрастающих поколений. Они безжизненны не в одном каком-нибудь отношении, они лишены не которых-нибудь даров, будучи богато оделены другими. Именно ядра в них нет, из которого растёт всякий дар, всякий порыв, всё энергичное в действии или твёрдое в сопротивлении.
Та «искра Божия», которая светится в человеческом образе часто сквозь мрак, его одевающий, сквозь его грубость, необузданный произвол, невежество, - в этих поколениях, наружно лоснящихся, ничего выдающегося дурного не делающих, как будто погасла, и её ничто не способно пробудить.
Странная антикультурность, на исходе XIX века самой великой в истории культуры, поражает в них: они не только не продолжают своего времени, не суть дети безумного в порывах своих «просвещения» XVIII-XIX веков; они и не принадлежат ни к какой другой эпохе, не сочувствуя и не понимая более ни одной из отживших культур.
Христианство с его высоким спиритуализмом, аскетическими подвигами, углубленной, святой лирикой, - ничего не говорит их сердцу, возбуждая или кощунство, или равнодушие, или слабые попытки его переиначить; его и того культа плоти, того самоуслаждения человека своей красотой, которым жила древность и что вспыхнуло и ярко засветилось на рубеже средней и новой Европы, в них нет не только как собственного чувства, но и как понимания чужого чувства.
И нет никакого желания по уединённому труду, по героизму мысли, по отречению ради отыскания истины от всех утех жизни, последовать необозримому множеству тружеников на всех поприщах за три последних века. Как будто какая-то предательская рука, подкравшись к лезущему на Олимп поколению прежних титанов, в миг, когда они были так горды, так упоены близкой победой - оскопила их, и сразу потух свет в их глазах, укротилось желание, спала гордость, и они одинаково безнадёжно смотрят на небо и землю» (1893 г.).
«По истечении восемнадцати веков христианской культуры, непрерывного исторического созидания... непрерывно возрастая до этого времени, лик европейского Запада с тех пор начал обратно суживаться…. Мы сказали о язычестве, к которому передвигается европейское человечество с христианских основ; но это не прежнее мощное язычество Рима; это новое маленькое язычество перед своим «я», в стороне от больших путей истории, и даже с возможным забвением об этих путях».
Относительно свержения российского самодержавия высказался: «Эта мышка, грызшая нашу монархию, изгрызшая весь смысл её, - была бюрократия. «Старое, затхлое чиновничество». Которое ничего не умело делать и всем мешало делать. Само не жило и всем мешало жить. Тухлятина. Протухла. И увлекла в падение своё и монархию».
«А всё началось уличными мелочами, - продолжает Розанов. - Но, поистине, в столице всё важно. Столица - мозг страны, её сердце и душа. «Если тут маленькая закупорка сосуда - весь организм может погибнуть». Можно сказать, безопаснее восстание всего Кавказа… Бунтовала Польша - монархия даже не шелохнулась. Но вдруг стало недоставать хлеба в Петрограде, образовались «хвосты около хлебных лавок».
И из «хвостов» первоначально и первообразно - полетел весь образ правления к чёрту. С министерствами, министрами, с главнокомандующими, с самим царём - всё полетело прахом. И полетело так легко-легко. Лёгкость-то полёта, нетрудность напряжения - и вскружила всем головы. Это более всего всех поразило».
«И вот странная мысль у меня скользит. Собственно, за XIX век, со времён декабристов, Россия была вся революционна, литература была только революционна. Русские были самые чистые социалисты-энтузиасты. И, конечно, падала монархия весь этот век, и только в феврале это кончилось.
И странная мысль с этим концом у меня сплетается. Что, в сущности, кончается и социализм в России. Он был преддверием мести, он был результатом мести, он был орудием мести. Но, свершив всё, что нужно, он сейчас или завтра уже начнет умирать. Умирать столь же неодолимо, как доселе неодолимо рос. И Россия действительно вошла в совершенно новый цвет. Не бойтесь и не страшитесь, други, сегодняшнего дня».
«Есть только одна религия, в которой человек нашёл себя. Это - христианство. Истины о первоначальном добром состоянии человека, о его испорченности, которая явилась потом, о возвращении его к первозданной своей чистоте… - эти истины высказаны в этой религии с полнотой и ясностью, которая не оставляет человеку сомнений… ему остаётся внимать и прислушиваться, но не искать вновь, не заблуждаться, не падать».
«Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три. Даже «Новое Время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей…. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом - буквально ничего».
« Ну что же: пришла смерть, и, значит, пришло время смерти. Смерть, могила для 1/6 части земной суши…. Земля есть Каинова, и земля есть Авелева. И твоя, русский, земля есть Каинова. Ты проклял свою землю, и земля прокляла тебя».
«1/6 часть суши. Упоённая революция, как упоенна была и война. «Мы победим». О, непременно. Так не есть ли это страшный факт, что 1/6 часть суши как-то всё произращала из себя «волчцы и тернии», пока солнышко не сказало: «Мне не надо тебя». «Мне надоело светить на пустую землю».
В своих статьях давал предупреждение российской власти и обществу уроками из истории: «В этом заключается самая опасная сторона политики, и часто в этом единственно лежит причина падения наций, крушения эпох и политических систем. Людовики XIV и XV блаженствовали, а Людовик XVI пошёл на эшафот. Это самая бросающаяся в глаза иллюстрация, а подобных и меньших миниатюр в истории, всё на ту же тему, не оберёшься. Уроки, которые не должны бы пройти даром, увы, всегда проходили даром» (1904 г.).
«Революции всегда суть прорывы плотины, наказующие небрежение мельника. Всегда это «ветер, посеянный политиками» прежних лет и десятилетий».
О духовенстве высказывался: «Иногда думается, что духовенство, хотя оно и именует себя «строителями Тайн Господних» (строители!!!), на самом деле просто - «примазавшиеся» к делу веры. Дело религии - оно есть; какое-то странное, глубокое, верится - прекрасное; но они-то, именно они и понятия об этом «деле» не имеют».
Это - общее несчастье России. Сколько в обществе и печати ни говорили об этом духовенству, оно было исторически глухо к этим словам. Оно не замечало, не чувствовало укоров. Таков дух и история русской церкви и русского духовенства: а известно каждому из личной жизни, как трудно сознавать, почувствовать и исправить специфические личные недостатки и пороки. Таким образом, этот страшный проступок духовенства есть, однако же, проявление только общечеловеческой, мировой слабости, безволия, бессознательности».
«Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния: и в конце времён злодеи разорвут мир. Заметьте, что уже теперь теснится, осмеивается, пренебрежительно оскорбляется всё доброе, простое, спокойное, попросту добродетельное. Он зарезал 80-летнюю бабку и её 8-летнюю внучку. Все молчат. «Неинтересно». Вдруг резчика «мещанин в чуйке» («Преступление и наказание») полоснул по морде. Все вскакивают: «Он оскорбил лицо человеческое», он «совершил некультурный акт».
«Слепота человеческая, слепота человеческая, слепота человеческая…».
«В России так же жалеют человека, как трамвай жалеет человека, через которого он переехал. В России нечего кричать. Никто не услышит».
«В России две философии: выпоротого и ищущего, кого бы ему еще выпороть».
«Никакой человек не достоин похвалы. Всякий человек достоин только жалости».
«Нужно, чтобы о ком-нибудь болело сердце. Как ни странно, а без этого жизнь пуста».
«Каков же итог жизни? Ужасно мало смысла».
«Демократия - это способ, с помощью которого хорошо организованное меньшинство управляет неорганизованным большинством».
«Весь парламент есть, в сущности, бодливость безрогих коров и «критика на быка» надувающейся лягушки. По крайней мере, наш парламент и, по крайней мере, до сих пор. Удался он с достоинством только в Англии. Там он - народен и с «с осанна». У нас он в противоречии с «Господи помилуй» и, вероятно, просто пройдёт. Нам нужно что-то другое. Что - не ясно».
«Парламент наш не есть политическое явление, а просто казенный клуб на правительственном содержании» (о дореволюционной государственной думе).
«В России вся собственность выросла из «выпросил», или «подарил», или кого-нибудь «обобрал». Труда в собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается».
«Счастливую и веселую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна. Именно, именно когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, - мы и не должны отходить от нее».
«Дана нам красота невиданная. И богатство неслыханное. Это - Россия. Но глупые дети все растратили. Это - русские».
Источник
«Все чувствуют, и уже давно, в Европе, странную безжизненность возрастающих поколений. Они безжизненны не в одном каком-нибудь отношении, они лишены не которых-нибудь даров, будучи богато оделены другими. Именно ядра в них нет, из которого растёт всякий дар, всякий порыв, всё энергичное в действии или твёрдое в сопротивлении.
Та «искра Божия», которая светится в человеческом образе часто сквозь мрак, его одевающий, сквозь его грубость, необузданный произвол, невежество, - в этих поколениях, наружно лоснящихся, ничего выдающегося дурного не делающих, как будто погасла, и её ничто не способно пробудить.
Странная антикультурность, на исходе XIX века самой великой в истории культуры, поражает в них: они не только не продолжают своего времени, не суть дети безумного в порывах своих «просвещения» XVIII-XIX веков; они и не принадлежат ни к какой другой эпохе, не сочувствуя и не понимая более ни одной из отживших культур.
Христианство с его высоким спиритуализмом, аскетическими подвигами, углубленной, святой лирикой, - ничего не говорит их сердцу, возбуждая или кощунство, или равнодушие, или слабые попытки его переиначить; его и того культа плоти, того самоуслаждения человека своей красотой, которым жила древность и что вспыхнуло и ярко засветилось на рубеже средней и новой Европы, в них нет не только как собственного чувства, но и как понимания чужого чувства.
И нет никакого желания по уединённому труду, по героизму мысли, по отречению ради отыскания истины от всех утех жизни, последовать необозримому множеству тружеников на всех поприщах за три последних века. Как будто какая-то предательская рука, подкравшись к лезущему на Олимп поколению прежних титанов, в миг, когда они были так горды, так упоены близкой победой - оскопила их, и сразу потух свет в их глазах, укротилось желание, спала гордость, и они одинаково безнадёжно смотрят на небо и землю» (1893 г.).
«По истечении восемнадцати веков христианской культуры, непрерывного исторического созидания... непрерывно возрастая до этого времени, лик европейского Запада с тех пор начал обратно суживаться…. Мы сказали о язычестве, к которому передвигается европейское человечество с христианских основ; но это не прежнее мощное язычество Рима; это новое маленькое язычество перед своим «я», в стороне от больших путей истории, и даже с возможным забвением об этих путях».
Относительно свержения российского самодержавия высказался: «Эта мышка, грызшая нашу монархию, изгрызшая весь смысл её, - была бюрократия. «Старое, затхлое чиновничество». Которое ничего не умело делать и всем мешало делать. Само не жило и всем мешало жить. Тухлятина. Протухла. И увлекла в падение своё и монархию».
«А всё началось уличными мелочами, - продолжает Розанов. - Но, поистине, в столице всё важно. Столица - мозг страны, её сердце и душа. «Если тут маленькая закупорка сосуда - весь организм может погибнуть». Можно сказать, безопаснее восстание всего Кавказа… Бунтовала Польша - монархия даже не шелохнулась. Но вдруг стало недоставать хлеба в Петрограде, образовались «хвосты около хлебных лавок».
И из «хвостов» первоначально и первообразно - полетел весь образ правления к чёрту. С министерствами, министрами, с главнокомандующими, с самим царём - всё полетело прахом. И полетело так легко-легко. Лёгкость-то полёта, нетрудность напряжения - и вскружила всем головы. Это более всего всех поразило».
«И вот странная мысль у меня скользит. Собственно, за XIX век, со времён декабристов, Россия была вся революционна, литература была только революционна. Русские были самые чистые социалисты-энтузиасты. И, конечно, падала монархия весь этот век, и только в феврале это кончилось.
И странная мысль с этим концом у меня сплетается. Что, в сущности, кончается и социализм в России. Он был преддверием мести, он был результатом мести, он был орудием мести. Но, свершив всё, что нужно, он сейчас или завтра уже начнет умирать. Умирать столь же неодолимо, как доселе неодолимо рос. И Россия действительно вошла в совершенно новый цвет. Не бойтесь и не страшитесь, други, сегодняшнего дня».
«Есть только одна религия, в которой человек нашёл себя. Это - христианство. Истины о первоначальном добром состоянии человека, о его испорченности, которая явилась потом, о возвращении его к первозданной своей чистоте… - эти истины высказаны в этой религии с полнотой и ясностью, которая не оставляет человеку сомнений… ему остаётся внимать и прислушиваться, но не искать вновь, не заблуждаться, не падать».
«Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три. Даже «Новое Время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей…. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом - буквально ничего».
« Ну что же: пришла смерть, и, значит, пришло время смерти. Смерть, могила для 1/6 части земной суши…. Земля есть Каинова, и земля есть Авелева. И твоя, русский, земля есть Каинова. Ты проклял свою землю, и земля прокляла тебя».
«1/6 часть суши. Упоённая революция, как упоенна была и война. «Мы победим». О, непременно. Так не есть ли это страшный факт, что 1/6 часть суши как-то всё произращала из себя «волчцы и тернии», пока солнышко не сказало: «Мне не надо тебя». «Мне надоело светить на пустую землю».
В своих статьях давал предупреждение российской власти и обществу уроками из истории: «В этом заключается самая опасная сторона политики, и часто в этом единственно лежит причина падения наций, крушения эпох и политических систем. Людовики XIV и XV блаженствовали, а Людовик XVI пошёл на эшафот. Это самая бросающаяся в глаза иллюстрация, а подобных и меньших миниатюр в истории, всё на ту же тему, не оберёшься. Уроки, которые не должны бы пройти даром, увы, всегда проходили даром» (1904 г.).
«Революции всегда суть прорывы плотины, наказующие небрежение мельника. Всегда это «ветер, посеянный политиками» прежних лет и десятилетий».
О духовенстве высказывался: «Иногда думается, что духовенство, хотя оно и именует себя «строителями Тайн Господних» (строители!!!), на самом деле просто - «примазавшиеся» к делу веры. Дело религии - оно есть; какое-то странное, глубокое, верится - прекрасное; но они-то, именно они и понятия об этом «деле» не имеют».
Это - общее несчастье России. Сколько в обществе и печати ни говорили об этом духовенству, оно было исторически глухо к этим словам. Оно не замечало, не чувствовало укоров. Таков дух и история русской церкви и русского духовенства: а известно каждому из личной жизни, как трудно сознавать, почувствовать и исправить специфические личные недостатки и пороки. Таким образом, этот страшный проступок духовенства есть, однако же, проявление только общечеловеческой, мировой слабости, безволия, бессознательности».
«Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния: и в конце времён злодеи разорвут мир. Заметьте, что уже теперь теснится, осмеивается, пренебрежительно оскорбляется всё доброе, простое, спокойное, попросту добродетельное. Он зарезал 80-летнюю бабку и её 8-летнюю внучку. Все молчат. «Неинтересно». Вдруг резчика «мещанин в чуйке» («Преступление и наказание») полоснул по морде. Все вскакивают: «Он оскорбил лицо человеческое», он «совершил некультурный акт».
«Слепота человеческая, слепота человеческая, слепота человеческая…».
«В России так же жалеют человека, как трамвай жалеет человека, через которого он переехал. В России нечего кричать. Никто не услышит».
«В России две философии: выпоротого и ищущего, кого бы ему еще выпороть».
«Никакой человек не достоин похвалы. Всякий человек достоин только жалости».
«Нужно, чтобы о ком-нибудь болело сердце. Как ни странно, а без этого жизнь пуста».
«Каков же итог жизни? Ужасно мало смысла».
«Демократия - это способ, с помощью которого хорошо организованное меньшинство управляет неорганизованным большинством».
«Весь парламент есть, в сущности, бодливость безрогих коров и «критика на быка» надувающейся лягушки. По крайней мере, наш парламент и, по крайней мере, до сих пор. Удался он с достоинством только в Англии. Там он - народен и с «с осанна». У нас он в противоречии с «Господи помилуй» и, вероятно, просто пройдёт. Нам нужно что-то другое. Что - не ясно».
«Парламент наш не есть политическое явление, а просто казенный клуб на правительственном содержании» (о дореволюционной государственной думе).
«В России вся собственность выросла из «выпросил», или «подарил», или кого-нибудь «обобрал». Труда в собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается».
«Счастливую и веселую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна. Именно, именно когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, - мы и не должны отходить от нее».
«Дана нам красота невиданная. И богатство неслыханное. Это - Россия. Но глупые дети все растратили. Это - русские».
Источник