Графом Аполлон Николаевич никогда не был. Родился он в дворянской семье. Дед его, тайный советник, был главным инспектором железных дорог России, миллионером. Владел имениями и домами в Петербурге, Москве и Киеве.Детство и юность Кондратьева прошли в Петербурге. Там же на улице Песочной был свой участок с двумя домами - четырехэтажным и двухэтажным с флигелем. Первый этаж одного из особняков занимала конюшня и прочие хозяйственные помещения. Второй этаж был оборудован под жилье. Четырехэтажный дом достался им по наследству от деда. В самой большой зале принимали гостей. Она была настолько просторной, что там свободно могли танцевать вальс 30 пар, не задевая друг друга. - Был у нас садовник, - рассказывал Аполлон Николаевич, - выращивавший круглый год овощи и цветы в оранжерее. Был дворник, а жена его работала по хозяйству, присматривала за живностью. Был и кучер, ухаживающий за лошадьми. Осенью на лошадях заготавливали дрова на зиму. Ив повседневной жизни ездили на лошадях всюду, как сейчас разъезжают на личных автомобилях. Особенно эффектны были выезды на легких дрожках, когда отец отправлялся к поезду. Кухарка наша по магазинам и рынкам не бегала. В определенные дни и часы приходили на кухню булочник, рыбник, мясник, молочница. Каждый со своей продукцией, которую кухарка отбирала и покупала для нашей семьи. Все работы внутри дома выполняла горничная. Из рассказов .Кондратьева А.Н. " В семье детей было двое: я и брат Борис 1903 года рождения. Он погиб во время блокады Ленинграда. Хорошим манерам и иностранным языкам нас учили дома нанятые родителями учителя. Учеба строилась так. Во время обеда за столом два дня говорили только по-французски, два других - по-немецки и еще два дня - по-английски. В выходные дни, когда приходил священник, разговаривали по-русски, как того требовали правила этикета. Во время трапезы нам, детям, под локти подкладывали толстые книги, которые мы должны были удерживать. Таким образом, нас приучали к хорошим манерам - не класть руки на стол. В Первой мировой войне молодой Аполлон участвовал добровольцем, был ранен. После Февральской революции женился на графине Варваре Андреевне Квашниной-Самариной и уехал в ее имение под Алушту.У Кондратьевых отобрали имение. Оставаться там было небезопасно. Понимая это, молодая жена уговаривала его бежать за границу. Он не соглашался, так как жена ждала ребенка, и он боялся переездом навредить обоим. Потом пожалел об этом. Вскоре его арестовали. Чудом ему удалось бежать. Его поймали. Без суда и следствия приговаривали к расстрелу не один раз. Но всякий раз судьба улыбалась ему. - Многие в гражданскую войну погибали по глупости, - вспоминал Аполлон Николаевич. - Я, к примеру, когда сбежал из-под стражи, направился пешим ходом домой, в Петербург. Почему не в Крым к жене? Ведь туда было ближе. Я считал, что она уехала за границу. На моем пути меня хватали то красные, то белые. Поскольку документов у меня с собой не было, все, не церемонясь, приговаривали к расстрелу. С большими приключениями добирался до Петербурга. В одном районе меня арестовали красные и поместили в бывшую конюшню, где уже сидело много таких, как я. Дело было осенью. Скитаясь, я сильно простудился и заболел. О каком-либо лечении и речи не шло, так что я умирал, лежа на топчане. Однажды утром пришли санитары с носилками выносить умерших за ночь. Подошли ко мне, взяли за руки, за ноги, переложили на носилки. Я застонал. - Этот живой, - сказал один, - давай положим назад. Я пришел в себя и открыл глаза. И вдруг один из санитаров наклонился ко мне и сказал на ухо шепотом: - Аполлон Николаевич, вы? Оказалось, это бывший садовник нашей семьи. Он пошел добровольцем в Красную Армию после того, как Советы отняли у нас дом. С того дня он взял надо мной негласное шефство, и вскоре я оклемался. Он же помог мне уйти из-под стражи. До Петербурга я все-таки добрался. В книге «Белый поход» описывается восстание против большевиков, возглавляемое генералом Корниловым. Я был участником этого похода. Генерал погиб при штурме Екатеринодара. А начальник его штаба генерал Алексеев умер год спустя от «испанки». И я был на его похоронах. Связь с семьей Аполлон Николаевич потерял. После гражданской войны он окончил Петербургский институт путей сообщения и работал в железнодорожном ведомстве, занимался конструированием мостов на Урале.В очередной экспедиции на Кавказе его и застала весть о начале Великой Отечественной войны. Кондратьева призвали в кадровую армию. Во время боев, в 1942 году, он попал в плен. После выхода программы «Взгляд» прошел слух, да и некоторые газеты писали о том, что он сам добровольно перешел на сторону врага. Этот факт Аполлон Николаевич страстно отрицал, признавая при этом, что согласился служить у немцев из желания выжить. На одном из допросов немец, прекрасно говоривший по-русски, узнал измученного бойца Кондратьева. Этим немцем был бывший управляющий имением его деда. После революции управляющий уехал в Германию, прихватив с собой немало добра. Немец-управляющий и пристроил пленника садовником к своему приятелю в Пруссии, где тот прожил до конца войны. Там в конце 1945 года его арестовала советская контрразведка «Смерш». Был суд. Дали 10 лет лагерей. Поначалу свой срок отбывал во Львове. Узнав, что началась стройка на Крайнем Севере, и там применяют "зачёты". стал проситься туда. Как жили заключенные? По словам Аполлона Николаевича, хорошо. В одном из бараков располагались парикмахерская для зеков и вольнонаемных и сапожная мастерская. В другом - была баня, в третьем - пекарня. В этих-то пустующих бараках впоследствии стали селиться молодые семьи, приехавшие строить город Надым. Вспоминая о жизни заключенных, Аполлон Николаевич рассказывал: - Нас почти никто не охранял. Охранники, конечно, присутствовали, но строгого присмотра за каждым не было. Как не было и случаев побега: летом комары загрызут, а зимой - мороз. Да и в какую сторону бежать? Кругом болота. А то, что говорят о якобы построенной на костях заключенных дороге, то это все брехня... Начальник строительства полковник Барабанов отбирал сюда физически здоровых людей. Заботился, чтобы все были накормлены и хорошо одеты. Никто не ходил в рваной одежде. Кормили хорошо. В день заключенному полагалось 300 г мяса, полтора кг хлеба, 220 г крупы, 25 г масла. Платили зарплату. Некоторые могли посылать деньги своим семьям. Зимой выдавали ватные штаны и телогрейки, теплое белье. Обходчикам на линии полагались оленьи дохи. В составе колонны было 1200 заключенных и около ста вольнонаемных.
Режим. Начало стройки было довольно вольготным в плане режима, еще не было особо особых, рецидивистов, и, тем более, блатных. Только малосрочники, 5-6 лет. Солдаты и заключенные жили вместе. Вспоминает сержант В.М. Чумак: «Одевали нас одинаково: что им шубы, шапки, так и нам. Воровства не было совсем. Готовили мы вместе. Только нам 600 грамм хлеба, им полтора кило. Мяса - по триста грамм. Мясо не свежее, в бочках, соленое. Их еще так кормили: прошли триста метров насыпи - сразу спирт, горячие булочки. Работали лопатами и тачками. Это было первые полтора года, после побега со стации Песец спирт отменили, стали одевать хуже. Питаться мы стали отдельно» В одном из бараков располагались парикмахерская для зеков и вольнонаемных и сапожная мастерская. В другом - была баня, в третьем - пекарня. В этих-то пустующих бараках впоследствии стали селиться молодые семьи, приехавшие строить город Надым.
Не помню, в каком году на соседней 503-й стройке в «Советской гавани» во время испытания рухнул новый мост. Зная о том, что я по образованию инженер-мостостроитель, администрация по распоряжению ГУЛАГа «командировала» меня туда.
Я спроектировал мост, руководил его строительством и сдал в эксплуатацию приемной комиссии. Там-то и закончился срок моего заключения. Я стал вольным человеком и мог ехать в любое место Советского Союза за исключением столиц и режимных городов. Но душа и сердце навсегда прикипели к этой земле. И я вернулся в свой лагерь вольнонаемным инженером.
Через несколько лет после смерти Сталина стройку законсервировали, зеков расформировали: кого домой, кого в другие лагеря, - продолжал рассказывать Аполлон Николаевич. - Я же остался здесь на территории колонны. На берегу реки собственными руками построил себе просторный дом. Сам с верховьев реки сплавлял бревна, вытаскивал их на берег, вручную распиливал на бревна и доски.
Будучи заядлым рыбаком и охотником, соорудил в разных местах пять избушек, отстоящих друг от друга на 5 - 10км. В то время с ним жила местная зырянка-Наташа. Вместе они уходили на лыжах на охоту на 10-15 дней. Лыжи он сделал сам - широкие и легкие. Перед выходом на промысел варили дома суп или борщ, разливали по металлическим чашкам и выносили на мороз. Когда пища замерзала, ее отделяли от чаше теплой водой и готовые брикеты хранили на морозе. В лесной избушке было достаточно положить такой брикет в миску и разогреть. Пища в походных условиях готовилась быстро и не теряла вкусовых качеств. Ею питались сами и кормили охотничьих собак. Приезжего народа в то время не было, и по возвращении с охоты можно было ружье и дичь оставить на дереве возле дома, не боясь хищения. Замков не вешали, достаточно было подпереть дверь снаружи палкой. Рыба была не пугана. Прямо возле дома добывал ее Аполлон Николаевич и тут же на снегу складировал. Ел сам, давал собакам, иногда и дикие звери питались по ночам. Возле дома разбил небольшой огород, где выращивал картофель и капусту. Урожай не ахти какой, но картошки хватало на всю зиму. В летнюю пору заготавливал грибы, ягоды. Собирал кедровые орехи, сушил травы для чая.
В 1968 году он оставил охоту и рыбалку и устроился от салехардской гидрометеообсерватории наблюдателем водомерного поста на реке Надым.
Первые строители будущего города, особенно водители, помогали одиноко живущему «графу» (так они его называли) в приобретении продуктов питания. Для оперативной связи Аполлон Николаевич соорудил на обочине дороги невысокий столб с ящиком наверху. Туда он клал деньги, бидон для молока, записку с перечнем продуктов. Каждый водитель, проезжая мимо, заглядывал в ящик: нет ли заказа от «графа». По словам Аполлона Николаевича, не было ни одного случая пропажи денег или невыполнения заказа. Страсть к рисованию появилась у него с детства, но основательно занялся этим делом после войны, когда жил в Пруссии. Там живопись стала его основным источником дохода. Первые картины в Надыме Аполлон Николаевич писал с натуры. Потом, когда приобрел широкопленочный фотоаппарат «Любитель», не раз путешествовал на вертолете с геологами по Надымскому (тогда еще Ныдинскому) району и делал снимки на свой профессиональный вкус. Именно с таких снимков написаны картины «Тэдоэтта» и другие. Лишь один раз за годы, прожитые в Надыме, ездил Аполлон Николаевич в родной Петербург-Ленинград. Было это в семидесятых годах прошлого века. Там не без труда нашел улицу и дом, в котором прошли его детство и юность. Дом перепланировали и заселили в него 12 семей. В одном из близлежащих домов нашел старушку, вспомнившую его по знаменитой тогда фамилии. А вот гимназию, где он получил первые уроки рисования, не нашел.
Такая история Надымского "графа". Умер и похоронен А.Н.Кондратьев в Надыме.