"Личный миф как путь к сакральному" - из гл. 3.
Тэкс, Стромер дальше:))
Конспект по гл. З, «О рассмотрении священного в рамках личной мифологии и об общем подходе к священному»
(Тут будет много терминов, и, возможно, они перевраны - я не знаю, есть ли для них устойчивые сочетания).
О подходе
• Работа не рассматривает вопрос, является ли то, что люди считают священным, реальным, или нет, но концентрируется на том, что люди в принципе способны считать священными какие-то принципы, традиции, идеи и объекты, и это служит им ключевым пунктом, определяющим их мир и их жизнь.
• Работа целенаправленно ищет путей связи со священным вне какой-либо организованной религии, или, по крайней мере, без обязательной принадлежности к какой-нибудь форме организованной религии, поэтому будет подчеркивать универсальные, экуменические и всеобщие подходы.
• Исследование подчеркивает, что работа с личной мифологией - штука экспериментальная, не попробуешь - не узнаешь, куда кривая вывезет.
• Поскольку это исследование считает символическое и метафорическое восприятие ключевым для работы с материалом личной мифологии, то оно будет ориентироваться на теологические подходы, которые допускают использование символов и метафор и считают воображение достойным способом поиска путей к сакральному. И про архетипы тоже не забудем:)
О религиозном измерении мифологии
• Религиозное измерение мифа является одним из самых древних.
• Джозеф Кэмпбелл: «Первая и самая главная функция живой мифологии - собственно, религиозна, - это пробуждение и поддержание в человеке переживания трепета, смирения и уважения, в признании этой высшей тайны, превосходящей имена и формы».
• Филип Виллврайт: «Самая суть мифа - это неотступно преследующее осознание присутствия сверхъествесственных сил, просачивающихся сквозь трещины в видимой вселенной».
• Вильям Доти: «Миф - это вымышленное повестование, которое сначала читается как история сама по себе, а затем - как проекция вечных смыслов».
• Сейчас возникают новые подходы в интерпретациях религиозных мифов. Если раньше их рассматривали, в основном, как истории о взаимодействии двух принципиально разных видах существ, божественных сущностей и людей, современные мифологи вроде Кэмпбелла и Доти предлагают более творческий, мифопоэтический подход для вовлечения в сакральное измерения мифа.
• Доти: «Такой подход позволяет рассматривать миф не только в терминах того, как божественные фигуры открывают себя смертным, но и в аспектах того, как фигуры живого мира отмечаются как особо значимые».
• Что касается традиционного взгляда на религиозный миф, Доти честно отмечает, что «традиционный взгляд стоит оставлять позади, только когда вы нашли в личной мифоистории имеющие больше смысла способы структурировать ресурс и значение человеческого существования».
• Дэн МакАдамс: «Личный миф - это не легенда или сказка, но история о сакральном, которая воплощает личную истину», в том смысле, что «история о сакральном», личный миф имеет дело с теми же вопросами, которыми задаются теологи и философы.
• Стивен Ларсен: раньше ортодоксия диктовала, что считать святым, что считать откровением и какому пути следовать. А в ее отсутствие человеку приходится учиться доверять внутреннему мифическому миру снов и видений и внешнему мифическому миру архетипических совпадений.
Об этимологии
Главка, имеющая мало отношения к русскому языку, поэтому кратко:)
• Слова holy и sacred (приблизительно «святой» и «священный») часто употребляются как синонимы.
• При этом holy (приблизительно «святой») происходит от древнеанглийского hailo, означающего «неповрежденный, целый, здоровый». От того же корня произошли слова “whole” (целый), “heal” (исцелять) и “hallow” (как в Halloween - святой, почитаемый).
• Sacred (приблизительно «священный») происходит от латинского существительного sacrum, обозначавшем «то, что принадлежит богам, находится в их власти», а также прилагательного sacrum, описывавшего отгороженную часть святилища. Для римлян sacrum (сакральное) было антонимом к profanum (профанное, мирское, обыденное) - всей повседневной деятельности, проходившей в обычных, не отгороженных местах.
• В целом, слово holy больше по своим коннотациям подразумевает, что какие-то сакральные качества являются объективными, а слово sacred больше обозначает, что нечто священное субъективно дорого тому, кто о нем говорит. Также слово holy больше характеризует источник («святость», условно говоря, это какое-то качество, имеющее «божественный источник» извне), а sacred - личное отношение к чему-либо, значимость или важность чего-либо («священная война»).
• Стромер пользуется, в основном, словом sacred, священное/сакральное, поскольку говорит о вещах, связанных с субъективным восприятием.
• Что касается слова теология, то в последнее время есть идея понимать его «необязательно как нечто абстрактное, догматическое, доктринальное и относящееся к западному монотеистическому мышлению. Любые размышления, любой разговор о фундаментальных смыслах человеческого бытия - вот что такое теология».
• В общем, в мире происходит экуменизм и постмодернизм, и эти два тренда сильно влияют на ситуацию.
О символическом и воображаемом в современных теологических подходах
• С ростом влияния постмодернизма и разнообразия доступных религий, многие теологи стали задумываться о роли символов и метафор в религиях. Одной из ключевых фигур при этом стал немецкий протестантский теолог Пауль Тиллих.
• В книге «Динамика веры» Тиллих говорит проблемах, вызванных буквальным восприятиям мифа. При этом он осознанно расширяет значение термина «миф», включая в него абсолютно все символическое и метафорическое содержание религии, в чем бы оно не было выражено - в повествовании, изображении или ритуале.
• Тиллих говорит, что есть две формы мифа - целый миф и разбитый миф.
• «Целый миф» - это миф, который воспринимается в буквальном смысле слова, и именно так он воспринимался в древности. Однако для огромного числа современных людей это уже неприемлемо (или невозможно без впадания в мракобесие и духовные скрепы). Однако, Тиллих утверждает, что это не означает, что человечество абсолютно переросло потребность в мифе - вместо того, чтобы полностью отвергнуть миф как лживый или бессмысленный, можно осознанно рассмотреть, в чем заключается символическое значение того или иного мифа. И если кто-то может взглянуть на миф подобным образом, т.е. опознать и принять его символическое значение, не пытаясь воспринимать его буквально, такой миф можно называть «разбитым».
• Пример осознанного создания «разбитого мифа» - это процесс инициации детей во взрослую жизнь в племени индейцев хопи.
• Пантеон индейцев хопи состоит из качин, это духи-покровители предков и стихий. Во время ритуалов качин воплощают танцоры в костюмах и масках. Детей хопи воспитывают так, чтоб они верили, что качины посещают деревню через определенные интервалы и привыкают ждать от них подарков. До возраста инициации детей очень тщательно защищают от возможности увидеть качин без маск или сами маски отдельно от качин.
• Ритуал инициации проходит несколько дней. Во время него детей пугают качины-великаны, дети наблюдают огромное количество танцев качин, общаются с качинами и слушают тайные истории о происхождении качин. Но самым главным моментом является конец церемонии.
• Детей отводят в «кива», специальную священную землянку, дожидаться особо важного священного танца духов. Подростки слышат, как духи приближаются. Потом они видят, как взрослые приглашают духов внутрь. Гилл, описывающий этот ритуал, специально подчеркивает, что весь порядок происходящего к тому моменту уже хорошо знаком детям. Но то, что происходит потом, является для инициируемых абсолютно новым - потому что духи входят без масок и в первый раз в жизни они осознают, что качины - это жители их собственной деревни, воплощающие богов.
• Гилл: «С разоблачением качин наивность детей оказывается уничтожена раз и навсегда. Существование качин, их собственная судьба, доверие родителям и взрослым, само мироустройство - все в один миг оказывается поставленным под вопрос. Дети могут либо признать мир бессмысленным, а религию хопи - шарлатанством, либо найти какой-то более глубокий смысл в церемониях и объектах, которые успели стать им так дороги. Они неизбежно начинают свою религиозную жизнь с серьезной рефлексии и с поиска того, что будет достаточно священным, чтобы поддерживать их в новой жизни».
• Джон Шей: для детей хопи разоблачение качин и разочарование становится началом зрелого религиозного сознания. Все годы до этого они наивно верили, что люди в масках - это и есть боги, они принимали маски священного за само священное. Срывание масок разбивает их детскую веру и вталкивает инициируемого во взрослую жизнь с глубоким религиозным вопросом. Следует оставить качин позади, в детстве, или можно взять их с собой во взрослую жизнь? Если ответ положительный, то к качинам следует относиться по-новому. Юные индейцы должны принять, что хоть священное и выражает себя через танцоров, само священное гораздо больше, чем танцующие фигуры.
• Нельзя не признать, что «разбиение мифа» приносит элемент глубокого сомнения человеку, который решил осознать символичный характер мифа, однако Тиллих утверждает, что умение жить с этим сомнением - это наша единственная надежда на возможность связи со священным измерением существования.
• Роберт Каммингс Невилл: «Разбитый символ - тот, который на нас действует, и все же чьи ограничения точно известны. Вопрос таков - если мы знаем, что все символы неверны, то как они могутна нас действовать? В секулярную эпоху, когда каждая отсылка к трансцендентному демифологизирована и все, что угодно, может быть деконструировано, как могут увлечь человека к бесконечному символы, чья конечность известна?» (Тут Невилл предлагает современным теологам поднапрячься и придумать что-нибудь новенькое. Голосую за Тейяра де Шардена, ноосферу и квантовое сознание, бгг :)
• То, что Тиллих пишет о «целом мифе» и «разбитом мифе» очень совпадает с концепциями «первой наивности» и «второй наивности» Поля Рикера.
• «Первая наивность» не разделят символ и реальность, некритична и вопросами не задается. «Вторая наивность» требует, наоборот, полной осознанности и «творческой интерпретации смыслов, преданности импульсу, преданности смыслу, который дарит символ - и в то же время преданности клятве философа, клятве искать понимания». Если первая наивность некритична, то вторая достигается как раз через критику и интепретацию.
• Вильям Шепард вводит понятие «полисимволическая религиозность» - «в условиях растущего разнообразия в современной культуре является предпочтительным обдумывание и формулирование собственной эклектичной системы из доступных религиозных способов получения смысла».
• Полисимволизм экспериментирует с доступными религиозными системами с помощью воображения: «Человек создает себя, создавая себе богов - и это и есть поэзия».
• Джон Мегхер в книге «Бог как воображаемая опция» пишет, что какой-либо смысл вообще можно найти исключительно с помощью воображения.
• Мегхер: «Это не делает Бога воображаемым, это делает его воображенным. Как, разумеется, эльфов, баньши, брандашмыгов и Средиземье. Но точно так же дело обстоит и с кварками квантовой физики, с работой психики, с сущностью любимого человека и планами на завтра. Бог может быть помещен в сознание только с помощью работы воображения, но что вообще может быть помещено в сознание иным способом? «Воображенный» не значит «воображаемый». Воображение щедро импортирует товар, и не может оплатить по всем счетам, то, что оно не может себе позволить, должно быть возвращено назад, обесценено или изъято. Но товары прибывают единственно доступным им способом, на причалы воображения, и во время их медленной, острожной распаковки требуется тщательный досмотр и инспекция.»
• Мегхер и Невилл говорят о том, что все, во что человек верит о боге - это иллюзии, но иллюзии, способные быть поводником истины или делать мир более истинным, т.е. привносить в него порядок, ясность и гармонию, а также приносит человеку особые отношения с этой гармонией.
• Поскольку все люди отличаются друг от друга, точно также и будет отличаться их образ Бога, и даже образ Бога, существующий в воображении одного и того же человека, тоже будет постоянно меняться, поскольку человек не статичен.
• Мегхер: «Моя истина не является одной и той же, поскольку я не являюсь одним и тем же. То, что истинно для меня - мимолетно и зависит от возраста, окружения, здоровья, настроения и времени суток. Мое воображение охватывает все это, более или менее, но это разнообразие имеет огромное значение для моего обращения к Богу». Другими словами, Бог, которого человек постигает с помощью собственного воображения, становится Богом, который открывает человеку правду, которая позволяет человеку сделать свою жизнь более «истинной». Для того, чтобы отношения с истиной продолжали сохранять свое значение, говорит Мегхер, человеку нужно постоянно создавать заново образ Бога в своем воображении.
Конспект по гл. З, «О рассмотрении священного в рамках личной мифологии и об общем подходе к священному»
(Тут будет много терминов, и, возможно, они перевраны - я не знаю, есть ли для них устойчивые сочетания).
О подходе
• Работа не рассматривает вопрос, является ли то, что люди считают священным, реальным, или нет, но концентрируется на том, что люди в принципе способны считать священными какие-то принципы, традиции, идеи и объекты, и это служит им ключевым пунктом, определяющим их мир и их жизнь.
• Работа целенаправленно ищет путей связи со священным вне какой-либо организованной религии, или, по крайней мере, без обязательной принадлежности к какой-нибудь форме организованной религии, поэтому будет подчеркивать универсальные, экуменические и всеобщие подходы.
• Исследование подчеркивает, что работа с личной мифологией - штука экспериментальная, не попробуешь - не узнаешь, куда кривая вывезет.
• Поскольку это исследование считает символическое и метафорическое восприятие ключевым для работы с материалом личной мифологии, то оно будет ориентироваться на теологические подходы, которые допускают использование символов и метафор и считают воображение достойным способом поиска путей к сакральному. И про архетипы тоже не забудем:)
О религиозном измерении мифологии
• Религиозное измерение мифа является одним из самых древних.
• Джозеф Кэмпбелл: «Первая и самая главная функция живой мифологии - собственно, религиозна, - это пробуждение и поддержание в человеке переживания трепета, смирения и уважения, в признании этой высшей тайны, превосходящей имена и формы».
• Филип Виллврайт: «Самая суть мифа - это неотступно преследующее осознание присутствия сверхъествесственных сил, просачивающихся сквозь трещины в видимой вселенной».
• Вильям Доти: «Миф - это вымышленное повестование, которое сначала читается как история сама по себе, а затем - как проекция вечных смыслов».
• Сейчас возникают новые подходы в интерпретациях религиозных мифов. Если раньше их рассматривали, в основном, как истории о взаимодействии двух принципиально разных видах существ, божественных сущностей и людей, современные мифологи вроде Кэмпбелла и Доти предлагают более творческий, мифопоэтический подход для вовлечения в сакральное измерения мифа.
• Доти: «Такой подход позволяет рассматривать миф не только в терминах того, как божественные фигуры открывают себя смертным, но и в аспектах того, как фигуры живого мира отмечаются как особо значимые».
• Что касается традиционного взгляда на религиозный миф, Доти честно отмечает, что «традиционный взгляд стоит оставлять позади, только когда вы нашли в личной мифоистории имеющие больше смысла способы структурировать ресурс и значение человеческого существования».
• Дэн МакАдамс: «Личный миф - это не легенда или сказка, но история о сакральном, которая воплощает личную истину», в том смысле, что «история о сакральном», личный миф имеет дело с теми же вопросами, которыми задаются теологи и философы.
• Стивен Ларсен: раньше ортодоксия диктовала, что считать святым, что считать откровением и какому пути следовать. А в ее отсутствие человеку приходится учиться доверять внутреннему мифическому миру снов и видений и внешнему мифическому миру архетипических совпадений.
Об этимологии
Главка, имеющая мало отношения к русскому языку, поэтому кратко:)
• Слова holy и sacred (приблизительно «святой» и «священный») часто употребляются как синонимы.
• При этом holy (приблизительно «святой») происходит от древнеанглийского hailo, означающего «неповрежденный, целый, здоровый». От того же корня произошли слова “whole” (целый), “heal” (исцелять) и “hallow” (как в Halloween - святой, почитаемый).
• Sacred (приблизительно «священный») происходит от латинского существительного sacrum, обозначавшем «то, что принадлежит богам, находится в их власти», а также прилагательного sacrum, описывавшего отгороженную часть святилища. Для римлян sacrum (сакральное) было антонимом к profanum (профанное, мирское, обыденное) - всей повседневной деятельности, проходившей в обычных, не отгороженных местах.
• В целом, слово holy больше по своим коннотациям подразумевает, что какие-то сакральные качества являются объективными, а слово sacred больше обозначает, что нечто священное субъективно дорого тому, кто о нем говорит. Также слово holy больше характеризует источник («святость», условно говоря, это какое-то качество, имеющее «божественный источник» извне), а sacred - личное отношение к чему-либо, значимость или важность чего-либо («священная война»).
• Стромер пользуется, в основном, словом sacred, священное/сакральное, поскольку говорит о вещах, связанных с субъективным восприятием.
• Что касается слова теология, то в последнее время есть идея понимать его «необязательно как нечто абстрактное, догматическое, доктринальное и относящееся к западному монотеистическому мышлению. Любые размышления, любой разговор о фундаментальных смыслах человеческого бытия - вот что такое теология».
• В общем, в мире происходит экуменизм и постмодернизм, и эти два тренда сильно влияют на ситуацию.
О символическом и воображаемом в современных теологических подходах
• С ростом влияния постмодернизма и разнообразия доступных религий, многие теологи стали задумываться о роли символов и метафор в религиях. Одной из ключевых фигур при этом стал немецкий протестантский теолог Пауль Тиллих.
• В книге «Динамика веры» Тиллих говорит проблемах, вызванных буквальным восприятиям мифа. При этом он осознанно расширяет значение термина «миф», включая в него абсолютно все символическое и метафорическое содержание религии, в чем бы оно не было выражено - в повествовании, изображении или ритуале.
• Тиллих говорит, что есть две формы мифа - целый миф и разбитый миф.
• «Целый миф» - это миф, который воспринимается в буквальном смысле слова, и именно так он воспринимался в древности. Однако для огромного числа современных людей это уже неприемлемо (или невозможно без впадания в мракобесие и духовные скрепы). Однако, Тиллих утверждает, что это не означает, что человечество абсолютно переросло потребность в мифе - вместо того, чтобы полностью отвергнуть миф как лживый или бессмысленный, можно осознанно рассмотреть, в чем заключается символическое значение того или иного мифа. И если кто-то может взглянуть на миф подобным образом, т.е. опознать и принять его символическое значение, не пытаясь воспринимать его буквально, такой миф можно называть «разбитым».
• Пример осознанного создания «разбитого мифа» - это процесс инициации детей во взрослую жизнь в племени индейцев хопи.
• Пантеон индейцев хопи состоит из качин, это духи-покровители предков и стихий. Во время ритуалов качин воплощают танцоры в костюмах и масках. Детей хопи воспитывают так, чтоб они верили, что качины посещают деревню через определенные интервалы и привыкают ждать от них подарков. До возраста инициации детей очень тщательно защищают от возможности увидеть качин без маск или сами маски отдельно от качин.
• Ритуал инициации проходит несколько дней. Во время него детей пугают качины-великаны, дети наблюдают огромное количество танцев качин, общаются с качинами и слушают тайные истории о происхождении качин. Но самым главным моментом является конец церемонии.
• Детей отводят в «кива», специальную священную землянку, дожидаться особо важного священного танца духов. Подростки слышат, как духи приближаются. Потом они видят, как взрослые приглашают духов внутрь. Гилл, описывающий этот ритуал, специально подчеркивает, что весь порядок происходящего к тому моменту уже хорошо знаком детям. Но то, что происходит потом, является для инициируемых абсолютно новым - потому что духи входят без масок и в первый раз в жизни они осознают, что качины - это жители их собственной деревни, воплощающие богов.
• Гилл: «С разоблачением качин наивность детей оказывается уничтожена раз и навсегда. Существование качин, их собственная судьба, доверие родителям и взрослым, само мироустройство - все в один миг оказывается поставленным под вопрос. Дети могут либо признать мир бессмысленным, а религию хопи - шарлатанством, либо найти какой-то более глубокий смысл в церемониях и объектах, которые успели стать им так дороги. Они неизбежно начинают свою религиозную жизнь с серьезной рефлексии и с поиска того, что будет достаточно священным, чтобы поддерживать их в новой жизни».
• Джон Шей: для детей хопи разоблачение качин и разочарование становится началом зрелого религиозного сознания. Все годы до этого они наивно верили, что люди в масках - это и есть боги, они принимали маски священного за само священное. Срывание масок разбивает их детскую веру и вталкивает инициируемого во взрослую жизнь с глубоким религиозным вопросом. Следует оставить качин позади, в детстве, или можно взять их с собой во взрослую жизнь? Если ответ положительный, то к качинам следует относиться по-новому. Юные индейцы должны принять, что хоть священное и выражает себя через танцоров, само священное гораздо больше, чем танцующие фигуры.
• Нельзя не признать, что «разбиение мифа» приносит элемент глубокого сомнения человеку, который решил осознать символичный характер мифа, однако Тиллих утверждает, что умение жить с этим сомнением - это наша единственная надежда на возможность связи со священным измерением существования.
• Роберт Каммингс Невилл: «Разбитый символ - тот, который на нас действует, и все же чьи ограничения точно известны. Вопрос таков - если мы знаем, что все символы неверны, то как они могутна нас действовать? В секулярную эпоху, когда каждая отсылка к трансцендентному демифологизирована и все, что угодно, может быть деконструировано, как могут увлечь человека к бесконечному символы, чья конечность известна?» (Тут Невилл предлагает современным теологам поднапрячься и придумать что-нибудь новенькое. Голосую за Тейяра де Шардена, ноосферу и квантовое сознание, бгг :)
• То, что Тиллих пишет о «целом мифе» и «разбитом мифе» очень совпадает с концепциями «первой наивности» и «второй наивности» Поля Рикера.
• «Первая наивность» не разделят символ и реальность, некритична и вопросами не задается. «Вторая наивность» требует, наоборот, полной осознанности и «творческой интерпретации смыслов, преданности импульсу, преданности смыслу, который дарит символ - и в то же время преданности клятве философа, клятве искать понимания». Если первая наивность некритична, то вторая достигается как раз через критику и интепретацию.
• Вильям Шепард вводит понятие «полисимволическая религиозность» - «в условиях растущего разнообразия в современной культуре является предпочтительным обдумывание и формулирование собственной эклектичной системы из доступных религиозных способов получения смысла».
• Полисимволизм экспериментирует с доступными религиозными системами с помощью воображения: «Человек создает себя, создавая себе богов - и это и есть поэзия».
• Джон Мегхер в книге «Бог как воображаемая опция» пишет, что какой-либо смысл вообще можно найти исключительно с помощью воображения.
• Мегхер: «Это не делает Бога воображаемым, это делает его воображенным. Как, разумеется, эльфов, баньши, брандашмыгов и Средиземье. Но точно так же дело обстоит и с кварками квантовой физики, с работой психики, с сущностью любимого человека и планами на завтра. Бог может быть помещен в сознание только с помощью работы воображения, но что вообще может быть помещено в сознание иным способом? «Воображенный» не значит «воображаемый». Воображение щедро импортирует товар, и не может оплатить по всем счетам, то, что оно не может себе позволить, должно быть возвращено назад, обесценено или изъято. Но товары прибывают единственно доступным им способом, на причалы воображения, и во время их медленной, острожной распаковки требуется тщательный досмотр и инспекция.»
• Мегхер и Невилл говорят о том, что все, во что человек верит о боге - это иллюзии, но иллюзии, способные быть поводником истины или делать мир более истинным, т.е. привносить в него порядок, ясность и гармонию, а также приносит человеку особые отношения с этой гармонией.
• Поскольку все люди отличаются друг от друга, точно также и будет отличаться их образ Бога, и даже образ Бога, существующий в воображении одного и того же человека, тоже будет постоянно меняться, поскольку человек не статичен.
• Мегхер: «Моя истина не является одной и той же, поскольку я не являюсь одним и тем же. То, что истинно для меня - мимолетно и зависит от возраста, окружения, здоровья, настроения и времени суток. Мое воображение охватывает все это, более или менее, но это разнообразие имеет огромное значение для моего обращения к Богу». Другими словами, Бог, которого человек постигает с помощью собственного воображения, становится Богом, который открывает человеку правду, которая позволяет человеку сделать свою жизнь более «истинной». Для того, чтобы отношения с истиной продолжали сохранять свое значение, говорит Мегхер, человеку нужно постоянно создавать заново образ Бога в своем воображении.