НЕЖНОСТЬ К ТЩЕТНОСТИ
Есть вещи, которые в принципе невозможно сделать хорошо. Перевести Элиота, например. Какие-то ограничения связаны с личным - хорошо перевести гения можно, только если ты сам гений (тут уже можно расходиться, но мы этого делать не будем, потому что гении гениями, а нам-остальным тоже надо как-то быть:) А какие-то ограничения связаны с самим строем языка и просто принципиальным отсутствием нужных контекстов, на которых играет автор. Передать их нельзя, но можно расширить собственное понимание происходящего.
Например, фраза “And all shall be well and // All manner of thing shall be well” не существует в русском языке так, как она существует в английском. Рок-группы не называют такой фразой, в компьютерных игрушечках лавкрафтианского толка ее не обыгрывают, и на русском она навскидку выглядит просто как чуть более замороченный способ сказать банальность.
У меня с этой фразой своя история - я на нее первый раз наткнулась в игрушечке «Падший Лондон» (прелестный комедийный хоррор, очень изысканно пляшущий на костях классической литературы, особенно 19 века) - и там это бубнил голос из колодца (потому что well - это не только «хорошо», но еще и «колодец», и внутри лора игры, если знать подробности, это звучало скорее зловеще:) Но я на этот кусочек сюжета наткнулась в самом начале, не подозревая подвоха, и фраза меня зацепила, прям ощущалось, что это цитата.
И это действительно цитата, но даже не из Элиота, а из «Откровений божественной любви» Юлианы Нориджской. Их даже перевели на русский, в 2010 году. А сам текст написан в 14 веке, опубликован для широкой публики в 17, процитирован Элиотом в середине 20го - и, конечно, сам способ бытования фразы в англоязычной культуре в русский текст перенести невозможно. Получается «битая ссылка».
При переводе таких текстов самый главный профит, который ты получаешь - не финальная версия на другом языке (она обречена выйти плохо), но, скорее, изменение собственной структуры, опыт, приобретенный за счет пристального вглядывания в текст и попыток как-то сформулировать его своими словами. Это не особо что-то в итоге дает читателю, но это очень, очень обогащает переводчика:)
Например, фраза “And all shall be well and // All manner of thing shall be well” не существует в русском языке так, как она существует в английском. Рок-группы не называют такой фразой, в компьютерных игрушечках лавкрафтианского толка ее не обыгрывают, и на русском она навскидку выглядит просто как чуть более замороченный способ сказать банальность.
У меня с этой фразой своя история - я на нее первый раз наткнулась в игрушечке «Падший Лондон» (прелестный комедийный хоррор, очень изысканно пляшущий на костях классической литературы, особенно 19 века) - и там это бубнил голос из колодца (потому что well - это не только «хорошо», но еще и «колодец», и внутри лора игры, если знать подробности, это звучало скорее зловеще:) Но я на этот кусочек сюжета наткнулась в самом начале, не подозревая подвоха, и фраза меня зацепила, прям ощущалось, что это цитата.
И это действительно цитата, но даже не из Элиота, а из «Откровений божественной любви» Юлианы Нориджской. Их даже перевели на русский, в 2010 году. А сам текст написан в 14 веке, опубликован для широкой публики в 17, процитирован Элиотом в середине 20го - и, конечно, сам способ бытования фразы в англоязычной культуре в русский текст перенести невозможно. Получается «битая ссылка».
При переводе таких текстов самый главный профит, который ты получаешь - не финальная версия на другом языке (она обречена выйти плохо), но, скорее, изменение собственной структуры, опыт, приобретенный за счет пристального вглядывания в текст и попыток как-то сформулировать его своими словами. Это не особо что-то в итоге дает читателю, но это очень, очень обогащает переводчика:)