Река моей памяти
Друг продал недавно катер. Ну, катер, это, вообще-то, слишком громко сказано. А то вы сейчас себе напредставляете. «Калабуха» - так мы называем подобные суда в Ростове. И теперь, услышав подобный термин, вы вряд ли представите пафосный катер на подводных крыльях из кинофильмов про миллионеров города Майами.
Катер моего друга был похож на доброго ухоженного, но, увы, уже немолодого коня. Он долго кряхтел, заводился неохотно, прядая недоверчиво стартером, и потом медленно и чинно отчалил от пристани. Мы стали подниматься вверх по течению, и вскоре я увидел места, в которых прошло всё моё детство. Стали видны холмы и косогоры, и одиноко стоящая линия девятиэтажек - форпост городской цивилизации на границе со степью. Я давно не был в тех местах, и как-то сами собой на меня нахлынули воспоминания.
В детстве мы проводили на Дону бесчисленное количество времени. Удивляюсь, как мама меня отпускала ходить к реке купаться, но как-то отпускала. Самостоятельно ходить на Дон я начал лет где-то с девяти. Естественно, я ходил туда не один, а с пацанами из моего двора. Я был младшим в компании, большинству из них было тогда по одиннадцать.
Здорово сидеть на носу катера и просто созерцать окрестности или разбудить доселе дремавшую ностальгию.
До реки нужно было спускаться по холму метров двести, пройти мимо родника (обязательно зачерпнув воды), и двигаться дальше, через овраг к тоннелю под железной дорогой. Родник тёк параллельным тропе курсом и также уходил в тоннель. За много лет родниковая вода принесла такое количество глины, что тоннель заилился и уменьшился по высоте. Его, естественно, никто не чистил, а потому идти нужно было, согнувшись в три погибели. Нам не нравился этот сырой тоннель, и мы предпочитали переходить железную дорогу поверху. Рядом находилась станция, а потому на запасных путях часто стояли «товарняки» - составы с грузами. Можно было пролезть под вагонами, либо сверху, в месте, где они сцеплялись. Если бы мама знала, как мы попадаем на Дон - ни за что не стала бы меня отпускать. Но мама не знала.
Слева от красной девятиэтажки - мой дом.
В детстве я очень любил читать исторические книги, и в частности интересовался историей донского края. Поэтому знаю, что название «Дон» происходит из древнего индоевропейского корня «dānu-», который сохранился в скифо-сарматских языках и обозначал собственно «река». От того же корня, кстати, происходит и название Днепра: dān āpr - «река глубокая». У греков название «Дон» назывался «Танаис». Точно не знаю, но могу предположить, что в слове «dān» произошло оглушение первой буквы и получилось «tān», которое потом «эллинизировалось» в «Танаис». Так это или нет, мне неизвестно, зато известно, что «Танаис» часто упоминался у древних греков, и даже упоминался самим Геродотом как «восьмая скифская река». На её берегу была основана одноимённая греческая колония - самая северная колония эллинов, о которой я как-нибудь расскажу отдельно.
Калабуха.
Немного повзрослев, мы довольно сносно научились плавать, что неудивительно, для мальчишек проводящих всё лето с утра до ночи на реке. Тогда и пришла впервые мысль о том, чтобы переплыть Дон. Несмотря на то, что Дон - четвёртая в Европе по площади водосбора река, его трудно назвать широким. Это объясняется тем, что основной бассейн водосбора проходит по засушливым степным зонам, а потому речное русло не очень широкое - в том месте, где мы жили, от берега до берега было не больше трёхсот метров. Правда, несколько непростых моментов, осложнявших нам переправу, присутствовало.
На фарватере.
Первым таким обстоятельством было течение. У берега оно было умеренным, но на середине реки имелась стремнина. Мы часто приплывали к баржам стоявшим на рейде на фарватере и прыгали с их носов. Течение было таким быстрым, что за время, которое требовалось для всплытия после прыжка, нас успевало уносить вдоль баржи к корме. И там, мы, отчаянно борясь с током воды, подплывали к борту и залезали для повторного прыжка. Поэтому, всякий раз задумав плыть на левый берег, мы уходили метров на триста вверх по реке, чтобы выплыть напротив места, где мы оставляли вещи. И да - времена были другими. Можно было запросто оставить вещи утром, а, возвратившись вечером, найти их на прежнем месте. Кому были нужны детские шорты, майки и сандалии?
Вот с таких барж и прыгали.
Вторым обстоятельством, осложнявшим нам жизнь, были корабли. И если сухогрузы и баржи шли медленно, то вот пассажирские катера на подводных крыльях - это было нечто. Бывало, посмотришь в обе стороны - нет никого, а выплыл на фарватер - это чудо несётся. Да быстро так несётся, что хрен куда уплывёшь. Мы, конечно же, старались удирать с их пути изо всех сил. Но пару раз подобный катер проходил совсем близко. Страшно, скажу вам, очень. Я очень хорошо помню эти корабли с футуристическим дизайном и космическими названиями «Метеор», «Восход» и «Ракета». Сейчас их почему-то нет. Внутренняя туристская инфраструктура разрушена и людям стало негде отдыхать - нет уже баз отдыха по берегам рек. Точнее есть, но их остались единицы. А раньше, практически каждое предприятие имело свою собственную базу. Вот так с исчезновением предприятий (а, следовательно, и баз отдыха) исчезла и необходимость в скоростных пассажирских перевозках по рекам. А жаль.
Сейчас фарватер занят в основном грузовыми судами.
Чувствуется мощь, когда проплываешь мимо.
Сухогрузы «Волго-Дон» тоже очень часто плавали по Дону во времена моего детства, да и сейчас в отличие от комфортабельных пассажирских глиссеров являются нередкими гостями на реке. Эти «плуги рек» на момент их создания были самыми большими речными судами в мире. Длина подобных теплоходов доходит до 140 метров. Они могут перевозить свыше 5 000 тонн грузов. Мощность каждого из главных двигателей (их два) - 2000 лошадиных сил. Когда такое корабль плыл, то от него, в отличие от скоростных кораблей, почти не было волн. Зато винты сухогрузов создавали разряжение воды, и её затягивало под пароход. В момент, когда сухогруз проходил мимо, Дон как бы мелел - вода отступала от берега на несколько метров. Считалось, что под такой корабль может затянуть. Но мы никогда не подплывали к идущему «Волго-Дону» близко - его малая скорость давала возможность рассчитывать траекторию своего движения так, чтобы оставался большой запас времени на преодоление фарватера.
Собственной персоной.
На левый берег мы плавали ради песчаных пляжей - правый берег был каменистым, и можно было порезать ногу об острый камень или стекло. Ещё одним объектом, манившим нас через реку, был «ковш» - небольшой залив, где происходила загрузка барж песком. Горы песка давали превосходную возможность побеситься нашей шумной компании. Мы бегали, прыгали, кувыркались, а потом, намаявшись на жаре, шли купаться. Залив был специально углублён для кораблей, а потому глубина начиналась прямо у берега. И можно было нырять как с кораблей, так и с песка. Правда, у меня на коленке до сих пор имеется шрам - во время прыжка в воду я зацепился за что-то. Натекло много крови. На солнце она засохла и превратилась в бурую корку, которую пришлось смывать после возвращения на правый берег. Мальчишки помоложе, купавшиеся там, спрашивали, что со мной случилось, а мы, разыгрывая их, рассказали, что на меня напала гигантская щука.
На своих двоих так близко к идущему сухогрузу лучше не подплывать.
Сейчас Дон несколько изменился. Вода стала грязнее - раньше она хотя бы до колен была прозрачной. Теперь же стала непрозрачная совсем. Последний раз я купался в Дону лет пятнадцать назад, в том самом месте, что и в детстве. Дно заилилось и стало мерзким на ощупь. Сейчас в Дону редко кто купается. Ростовчане предпочитают выезжать на близлежащие озёра, либо и вовсе покупать туры в далёкие и не очень страны. Левый берег превратился в Лас-Вегас местного разлива - всё застроено ресторанами и развлекательными центрами. Осталось несколько баз, которые реставрировали и они по сей день являются местом отдыха горожан.
Таких заправок на воде не было и в помине.
Мы выплыли за пределы города и остановились возле старого заброшенного причала. Мне всегда грустно смотреть на подобные вещи. Судя по причалу, он был большим, многоярусным. К нему могли приставать разные суда и судёнышки. От причала в глубь куширей шла дорожка, мощенная бетонными квадратными плитками. Виднелись остовы скамеек, навесов и каких-то полуразрушенных зданий.
Остов причала.
Я представил, что когда-то сюда прибывали прогулочные катера, с которых выходили влюблённые парочки, молодые семьи с детьми. Они, наверное, также как и мы, приезжали отдохнуть возле воды, пожарить шашлыки, покупаться и позагорать. Каждый, конечно же, мечтал о чём-то своём, строил планы и представлял будущую жизнь. И уж точно не думал, что их дети, которые сейчас строят у воды песчаные замки, спустя каких-то двадцать лет причалят уже не к уютной зоне отдыха, а к заброшенному берегу, где в глубине кустов будут скрываться руины беседок, в которых когда-то влюблялись друг в друга их мамы и папы. Получается, что тогда, четверть века назад, не только дети, но и взрослые строили замки из песка. Как быстро, чёрт возьми, летит время. И от этого мне всегда немного грустно.
А когда-то на этом причале кипела жизнь.
Мы пожарили шашлыки и двинулись обратно. Хорошего, как говорится, понемножку. Да и ностальгия хороша, только когда потребляется малыми дозами. Так что на этом, пожалуй, и закончу.
Другие очерки о России:
У подножия Вечной Горы.
Жилище вольности простой.
Парк бабочек.
Поездатый музей.
В гостях у сказки.
Семь мгновений из жизни на облаке.
Как праведны российской славы корни!.
Гордость донских степей.
Фотосафари по-ростовски.